В поисках памяти - Эрик Кандель

Другой не менее печальный факт состоит в том, что многие из тех сотрудников медицинского факультета, которые не были евреями и оставались в Вене во время войны, были нацистами, но впоследствии сохранили свои университетские должности. Более того, некоторые из тех, кто вначале был вынужден уйти из университета из-за совершенных ими преступлений против человечности, впоследствии были восстановлены в своих должностях.

Приведу только один пример. Эдуард Пернкопф, декан медицинского факультета с 1938 по 1943 год и ректор Венского университета с 1943 по 1945 год, был нацистом еще задолго до прихода Гитлера в Австрию. Ом был «сочувствующим» национал-социалистической партии с 1932 года и ее официальным членом с 1933-го. Через три недели после присоединения Австрии к Германии он был назначен деканом. Он пришел в нацистской униформе на встречу с сотрудниками факультета, откуда уволил всех врачей-евреев, и приветствовал их нацистским «Хайль Гитлер!» (рис. 29–4). После войны Пернкопф был посажен союзниками в тюрьму в Зальцбурге, но через несколько лет его освободили, а статус военного преступника заменили на менее серьезный. Что еще отвратительнее, ему разрешили завершить книгу «Атлас анатомии» — работу, основанную на вскрытиях трупов людей, убитых в австрийских концлагерях.

29–4. Эдуард Перикопф, декан медицинского факультета Венского университета, на встрече со своими сотрудниками в апреле 1938 года через несколько недель после вступления Гитлера в Вену. Декан и заранее подготовленные сотрудники приветствуют друг друга нацистским приветствием и словами «Хайль Гитлер!» (Фото любезно предоставило Австрийское общество современной истории).

Пернкопф был одним из многих австрийцев, реабилитированных в послевоенный период. Их реабилитация подчеркивает австрийскую склонность забывать, замалчивать и отрицать события нацистского периода. В австрийских книгах по истории участие Австрии в преступлениях против человечности не упоминалось, и откровенные нацисты продолжали учить новое поколение австрийцев после окончания войны. Антон Пелинка, один из ведущих специалистов по политической истории Австрии, назвал это явление «великим австрийским табу». Именно этот моральный вакуум побудил Симона Визенталя основать свой центр документации военных преступлений нацистов в Австрии, а не в Германии.

В некоторой степени этому табу способствовала и робость австрийских евреев — моя в том числе. Когда я впервые вернулся в Вену в 1960 году и ко мне на улице подошел человек, узнавший во мне сына Германа Канделя, ни один из нас даже не упомянул о событиях прошедших лет. Через двадцать лет, когда нас со Стивеном Куффлером принимали в почетные члены Австрийского физиологического общества, ни один из нас не стал протестовать, когда представлявший нас профессор умолчал о нашем бегстве из Вены, как будто ничего этого не было.

Но к 1989 году я понял, что больше не могу молчать. Весной того года Макс Бирнштиль, замечательный швейцарский специалист по молекулярной биологии, пригласил меня в Вену для участия в симпозиуме, посвященном открытию Института молекулярной патологии. Макс, очевидно, решил оживить научную жизнь Вены. Симпозиум проходил в апреле, когда со дня моего отъезда из Вены прошло почти пятьдесят лет, и это совпадение тоже меня вдохновило.

Я начал свое выступление с нескольких слов о причинах отъезда из Вены и о том, какие противоречивые чувства вызывало у меня возвращение в этот город. Я рассказал о своей любви к Вене, где я впервые познакомился с музыкой и искусством, ценителем которых стал, а также о возмущении, разочаровании и боли, вызванных унижениями, которые я здесь испытал. Я добавил, как мне повезло, что у меня была возможность уехать в Соединенные Штаты.

По окончании этих вступительных слов никто не аплодировал, не было никакой реакции. Уже после моего доклада ко мне подошла одна маленькая пожилая дама и сказала, очень по-венски: «Вы знаете, не все венцы были плохими!»

Симпозиум, провести который я предложил президенту Клестилю, состоялся в июне 2003 года. Его помог организовать Фриц Штерн, мой добрый друг и коллега по Колумбийскому университету. Кроме него в симпозиуме приняли участие и другие выдающиеся историки — эксперты по вопросам, которым был посвящен симпозиум. В докладах обсуждались различия между Германией, Швейцарией и Австрией в их отношении к прошлому и опустошительные последствия утраты множества великих ученых для интеллектуальной жизни Вены. В число этих ученых входили Поппер, Витгенштейн и ключевые фигуры из числа философов Венского кружка, Фрейд, признанный во всем мире лидер психоанализа, а также лидеры великих венских школ медицины и математики. В последний день симпозиума выступили три венских эмигранта, рассказавшие о влиянии свободы американской университетской жизни, а Вальтер Кои, тоже венский эмигрант и лауреат Нобелевской премии по химии из Калифорнийского университета в Санта-Барбаре, и я поведали о том, что нам пришлось пережить.

Этот симпозиум также дал мне возможность установить контакт с еврейским сообществом Вены и задуматься об особенностях того, что пережили венские евреи. Я прочитал лекцию в Еврейском музее, после которой пригласил нескольких слушателей на ужин в расположенный неподалеку ресторан, где мы говорили о прошлом и о будущем.

Представители венского еврейского сообщества, с которыми я ужинал, напомнили мне о том, что было утрачено. История австрийской культуры и науки современной эпохи во многом шла бок о бок с историей австрийского еврейства. Только в Испании xv века европейскому еврейскому сообществу довелось пережить еще более продуктивный период, чем в Вене в позднюю эпоху правления династии Габсбургов, с 1860 по 1918 год и в следующее десятилетие. В 1937 году Ханс Титце сказал: «Без евреев Вена не была бы тем, чем она является, а евреи без Вены лишились бы ярчайшей эпохи своего существования за последние несколько веков».

Обсуждая значение евреев для венской культуры, Роберт Вистрих писал: «Можно ли представить культуру XX века без вклада Фрейда, Витгенштейна, Малера, Шенберга, Карла Крауса, Теодора Герцля? <…> Эти представители светской еврейской интеллигенции изменили облик Вены, да и всего мира. Они помогли превратить город, который находился не на переднем плане европейской интеллектуальной и культурной жизни (за исключением музыкальной), в настоящую лабораторию по созданию творческих триумфов и трагедий современного мира».

После симпозиума я еще раз встретился с некоторыми из тех венских евреев, с которыми ужинал ранее, и поговорил с ними о том, что они думают о результатах симпозиума. Они согласились, что симпозиум помог университетской молодежи вены понять, что Австрия с энтузиазмом сотрудничала с германскими нацистами в ходе холокоста. Кроме того, он привлек внимание (с помощью газет, журналов, телевидения и радио) к тому факту, что лишь немногие представители международного сообщества задумывались о роли Австрии в гитлеровскую эпоху. Это обнадежило меня: положение дел может постепенно измениться.