Хроники странного королевства. Вторжение. (Дилогия) - Панкеева Оксана Петровна

В слабой надежде, что подобная расцветка мебели может иметь какое-нибудь более невинное объяснение, Кантор повернул голову, огляделся и тут же с глухим стоном уткнулся лицом в согнутый локоть.

Память со злорадной исправностью откликнулась на зов и вернулась к своим обязанностям.

Почему-то люди частенько идут на поводу у собственных заблуждений, и одно из них гласит, будто приличная доза алкоголя — верный способ забыть о несчастьях и бедах, особенно о тех, которые нельзя никак исправить и нужно только пережить. Увы, подобное забвение не длится дольше одной ночи (если только эта ночь не заканчивается белой горячкой и продолжительным визитом в приют для умалишенных). Особая злая ирония ситуации заключается в том, что, даже пробудившись утром с провалами в памяти, искавший забвения первым делом пытается вспомнить, где он находится, как сюда попал, что и с кем вчера пил и по какому поводу. Разумеется, в отличие от первых двух-трех вопросов последний оказывается самым простым и доступным, и бедняга с огорчением вспоминает, что пил как раз для того, чтобы забыть.

«Ну что, помогло?» — поинтересовался внутренний голос.

«Ага, минуты на полторы», — зло откликнулся второй такой же.

В какой момент их стало два, Кантор точно не помнил, потому что голоса были очень похожи и он долгое время по привычке считал их одним, пока однажды они не начали ссориться между собой. Кажется, все-таки после Лабиринта. По крайней мере, это было самое логичное объяснение. Но могло такое случиться и раньше. Оправившись от первого впечатления, весьма близкого к шоку и едва не сведшего Кантора обратно в Лабиринт, он вмешался в разговор своих голосов и категорически заявил: «Вас там двое, вот между собой и общайтесь, только так, чтобы я вас не слышал!» К сожалению, бесстыжие голоса слушались не всегда и периодически все же набирались наглости обратиться к нему.

«Заткнулись оба! — отозвался Кантор. — Не до вас! Меня и так за психа держат, а если кто увидит, что я с похмелья сам с собой разговариваю…»

Кажется, началось все с двух полуквартовых бутылок на кухне великодушного дяди Вити. Не зря, ох не зря первым делом по пробуждении вспомнился принц-бастард Элмар — этот рыжий верзила мало того что напоминал окультуренного варвара с поэтическими наклонностями, он и пил точно так же.

Поначалу Кантор опасался, что им не о чем будет говорить: у него свои секреты, личные, у лавочника свои, служебные, единственные общие знакомые — девочка Саша да ее подружка Настя, а обсуждать их — как-то не по-мужски… Разве что поинтересоваться, что за странность такая приключилась с Сашиным возрастом. Девочка решительно не пожелала об этом говорить, а настаивать было неуместно и бесполезно. Может, друг семьи что-то об этом знает? А то как-то уж больно похоже на один случай противоположного перекоса в возрасте, с которым Кантор не так давно столкнулся в своем родном мире. Нет ли тут какой закономерности?

Узнать что-то толком не удалось. Виктор то ли еще недостаточно выпил, то ли действительно настолько плохо разбирался в вопросе. «Спроси лучше Дэна, как вернется, — сказал. — Или отца спроси, они тебе толковее объяснят. Малявка по детской дури вляпалась со своей магической наследственностью. Одноклассница ее в школе чем-то обидела, а она в отместку прокляла, а оно возьми и сработай. Но дети в своих обидах не умеют соразмерять… как там Дэн говорил?.. должное и излишнее. Вот этим излишком по ней и вдарило. Это то, что я в общих чертах знаю. А как оно там в точности получается — пусть кто-то расскажет, кто в этом разбирается… Чего сидишь, наливай».

И понеслось…

Звякает горлышко бутылки о край стакана, булькает прозрачная жидкость, жирным влажным шлепком валится с перекошенного бутерброда кусок не то рыбы, не то мяса…

— Мя-а-а-а-а-аву-у-у-у!

— А это что еще такое?

— Это моя кошка. Она сначала тебя стеснялась, но как учуяла, что здесь едят, мигом начхала на условности. Кира, кис-кис… на, и попробуй только понюхать и отворотить морду.

— Странное имя для кошки.

— Для одноглазой — в самый раз. Ты не против, если она тут поживет?

— Да пока-то ладно, а как ты уедешь домой, куда ее девать? Я же здесь бываю раз в месяц, а то и реже. С собой забери, что ли. У вас там кошки водятся?

— Конечно. Странный вопрос.

— А чего странного? Вот, например, на Каппе… ну где я работаю… там кошки не водятся. Так заберешь?

— Не знаю… Может, Настя возьмет… А то я что-то сомневаюсь, что Кире это понравится.

— В смысле, кошке?

— Как раз не кошке.

Дзинь-дзинь. Буль-буль.

— О, пока мы не забыли… Ты же так и не прочел, что на этой бумажке написано!

— Да ну ее, пусть Санька тебе прочтет, если интересно, только на фига? Ну сказал этот хмырь, что обобрали какого-то пьяного, правда это или соврал — я не знаю, и ты не знаешь… Может, ограбили кого или из чужой машины украли, что это меняет? Не пойдешь же ты дальше расспрашивать. Пусть Макс разбирается. А эта штука в самом деле артефакт? И она волшебная?

— А ты думал? Она меня даже в другом мире нашла.

— Как же ты такой красотой разжился?

— Она сама выбирает хозяина.

— Да ты что?

Для поддержания разговора Кантор поведал историю чакры Трех Лун, насколько знал сам. На протяжении его рассказа «дзинь-дзинь» и «буль-буль» повторились еще несколько раз, по каковой причине оба собутыльника почувствовали друг к другу то особое доверие, от которого так настойчиво предостерегал когда-то своих подчиненных непьющий Амарго. Для Кантора этого оказалось недостаточно — то, о чем он молчал, было глубоко личным, и делиться таким он не стал бы даже с лучшим другом или отцом Себастьяном, не говоря уж о случайном знакомом. А вот у Виктора все тайны оказались служебными. Ведь сто раз прав был товарищ Амарго…

— Слушай сюда, — уже не совсем твердо и слегка сбиваясь на длинных словах, заговорил папин коллега. — Ты умеешь хранить секреты?

— До сих пор никто не жаловался, — с готовностью отозвался Кантор.

— Так вот. Щас я тебе солью служебную тайну, чтоб не трепался нигде. Твои приятели, которые потерялись, пока ты… ну того… — он красноречиво повертел пальцем у виска, — они все нашлись и все в порядке. Вот только вчера они сидели у меня в лавке и искали зеркалом сначала тебя, а потом Повелителя.

— То-то мне показалось, что кто-то на меня опять пялится! — тут же вспомнил Кантор. — Не показалось, значит! Мафей все-таки научился продираться дальше стен дворца!

Конечно, не мешало бы этим двум болтунам языки повыдергивать, но за то, что они выжили и нашлись, Кантор готов был простить даже сочувственные обсуждения своей персоны с посторонними.

— Мафей как раз ни хрена и не научился, а вот их приятель-волшебник… как же его… а, мэтр Вельмир…

— Твою мать! — Кантор от полноты чувств подскочил на стуле и стукнулся головой о шкафчик. Нехило так стукнулся, до сих пор шишка… — Они же этого Повелителя уделают в два счета и со всем покончат в считаные дни, а я здесь сижу и ничего не застану! Виктор, ты можешь взять меня с собой туда?

— Как? В карман посадить? Успокойся и сядь, в лавочке все под контролем, я отсюда бутылку водки протащить не могу, не то что живого человека.

— Но как-то же я сюда попал?

— Ты сюда попал, потому что случайно в портал шагнул. Только не раскатывай губу насчет покараулить на кладбище, там уже лавочки все огородили и занесли в реестры. Расслабься и жди Толика. Наливай.

Дзинь-дзинь. Буль-буль.

— Ты хоть сообразил, что твой приятель-переселенец Настин брат?

— Что тут соображать, на надгробии портрет имеется.

— А ей ты что-то говорил?

— Нет.

— О, теперь верю, что умеешь промолчать где надо.

— А ребята тебе не говорили, что у нас-то там делается?

— Кое-что, в общих чертах… Ну сам понимаешь, что можно сказать чужому человеку, который не в курсе?

— Ну хоть в общих? Лондра и Поморье еще стоят?

— Вроде бы… Если Мафей мотался в это самое Поморье к родичам и привозил из Лондры мэтрессу Морриган, значит, там все путем, правильно я думаю?