Преступный человек (сборник) - Чезаре Ломброзо

Восемнадцати месяцев от роду он уже начал читать, а в 16 лет кончил лицей, постоянно проявляя слишком скороспелое развитие при наклонности ко всему странному и фантастическому.

Будучи онанистом с 12 лет, в 13 он стал чувствовать сильные приливы крови к лицу, заставлявшие его бояться удара. По выходе из лицея перенес слабый тиф, после чего появились головокружения и судорожные припадки, а в то же время – периоды сильного возбуждения, чередующиеся с периодами угнетения, наклонность к самоубийству и страх смерти.

Сознание во время припадков не теряется, но воспоминание о них очень слабо.

При всех переменах судьбы М. оказывался очень хорошим человеком в душе – либерал, стремящийся к мученичеству. Много писал по социологическим вопросам, причем свои собственные убеждения приписывал другим. Очень рано начал вступать в демократические ассоциации; при студенческих демонстрациях всегда шел во главе; говорил кратко, определенно, горячо и всегда готов был перейти от слов к делу. Во время одной бурной народной манифестации, желая овладеть ею и предводительствовать, предложил поджечь городскую ратушу и первый попытался выполнить этот план.

При одной университетской демонстрации, направленной против профессора, первый овладел флагом и предводительствовал товарищами, а вечером в тот день имел эпилептический припадок. Несмотря на это, на другое утро пошел в университет и, увидав профессора, против которого была направлена демонстрация, напал на него сзади и побил. Арестован, осужден и приговорен за буйную агитацию при одной стачке рабочих.

Напомним здесь об одном из диктаторов Аргентинской республики, отличавшемся особенной кровожадностью. Росас, сын истерички, эпилептик, был нравственным идиотом и по наружности представлял собой типичного прирожденного преступника (обильная шевелюра, острый личной угол, вдавленный лоб и выдающиеся брови); с детства любил мучить животных и рабов, а также причинять возможный вред кому бы то ни было (сжечь, например, запас пшеницы). Достигнув власти, Росас заставил отдавать себе божеские почести в храмах; приказывал возить по городу свой портрет в колеснице, запряженной генералами и городскими властями. Весьма любезно и весело приняв девиц, явившихся хлопотать о помиловании приговоренных к смерти, он обещал им дать это помилование, а между тем в то же самое время последних уже расстреливали. Услыхав залп, он сказал: «Ах, они уже убиты!»

Когда ему казалось, что палачи недостаточно усердны, то Росас сам сек приговоренных к этому наказанию. Кроме того, он позволял себе самые странные и преступные причуды: велел, например, продавать по улицам головы казненных; из кожи врагов заказал сделать сбрую для своей лошади; предпринимал беспричинную поголовную резню; изобретал пытки вроде распиливания раскаленных ботинок, беспрерывной музыки и прочего.

Глава 11. Индивидуальные факторы (продолжение). Сумасшедшие политические преступники

1) Сумасшедшие в большом числе входят в состав политических преступников, потому что наклонность к преступлениям разного рода, обусловливаемая уже отсутствием нравственного чувства, усиливается в них еще и умственной неуравновешенностью, отсутствием рассудка, преувеличенным самочувствием, идеями величия или преследования. Им часто удается даже сбивать с толку людей здоровых, приходящих с ними в соприкосновение, слабых, недовольных существующим порядком, у которых жалобы сумасшедшего на общество и властей всегда находят отклик.

При революциях полезно почаще вспоминать слова Стендаля: «Общество, охваченное страхом, бессознательно подчиняется людям глупым или совсем сумасшедшим, потому что они не страдают мизонеизмом и охотно бросаются на все новенькое».

Модели заметил, что мономаны относятся ко всяким вопросам по большей части интуитивно, то есть без логического обсуждения, а потому в их-то именно среде и можно чаще всего встретить оригинальность, инициативу и ту экзальтацию, которая необходима для пожертвования собственными интересами и даже жизнью ради пропаганды новых идей, неприятных пропитанному мизонеизмом большинству.

Соединяя фанатическое, непоколебимое убеждение сумасшедшего с расчетливым лукавством гения, они развивают силу, способную в любое время разбудить спящие массы народные, что очень часто изумляет не только большую публику, но и мыслителей, забывающих, что сумасшествие даже само по себе производит сильное впечатление на народ, находящийся на низкой ступени развития.

Мономаны, понятно, ничего не проводят с начала до конца. Они только дают толчок движению, уже задолго подготовлявшемуся обстоятельствами. Благодаря своей страсти к новому и оригинальному они вдохновляются обыкновенно самой последней новинкой и напролом двигаются вперед, исходя из нее. Так, Шопенгауэр писал в то время, когда начал входить в моду мистицизм, смешанный с пессимизмом, из чего он и создал свою философскую систему; Дарвин резюмировал Ламарка и Эразма, Золя – Бальзака и Флобера, Лютер – идеи многих своих предшественников, достаточно упомянуть об одном Савонароле.

Если новые идеи слишком противоречат общепринятым или представляют собой полнейший абсурд, то немедленно гибнут, иногда увлекая в своем падении и автора. В большей же части случаев последний остается один или с маленькой кучкой последователей, которых успел убедить окончательно.

В последнее время в Индии в среде самих браминов благодаря Кешубу Чендер-Сену{105} формируется новая религия, основанная на рационализме и скептицизме. Сумасшествие Кешуба, очевидно, опередило век, так как победа такой религии маловероятна даже в среде европейцев, гораздо дальше ушедших в науке, чем индусы.

То же можно сказать и о немце Кнутцене, который двести лет тому назад (1630 год) проповедовал, что ни Бога, ни ада нет; что священники и чиновники суть люди не только бесполезные, а даже вредные; что брак есть надувательство; что человек по смерти совершенно уничтожается; что каждый должен руководствоваться в жизни своим внутренним чувством, то есть совестью (поэтому-то последователи его назывались «добросовестными» – consciensienx). Все это подкреплялось самым экстравагантными доказательствами.

Но когда гениальные сумасшедшие не очень отклоняются от идей большинства или являются ходатаями за действительно существующие потребности, то они дают толчок к великим преобразованиям и часто вставляют жизнь народа в новые прочные рамки. Таким образом, наука многим обязана Ньютону и Кардано, а религия и политика – Мухаммеду.

2) Патологическая анатомия. Патологическая анатомия может дать иногда важные доказательства существования гениальных сумасшедших, как это было в случае Лемуана, коммунара, умершего в армантьерской лечебнице пятидесяти лет от роду.

Получив высшее естественнонаучное образование, он последовательно был ученым, педагогом, промышленником и журналистом. Приняв участие в парижских восстаниях, во время осады и Коммуны он был поставлен во главе одного из самых важных министерств. После победы версальцев его присудили к смертной казни, затем помиловали и наконец амнистировали. С того времени он вел правильную жизнь, пока не начал проявлять признаков умственного расстройства, среди которых преобладало стремление к краже. Живя в Лилле, он подбирал по улицам окурки сигар и старательно прятал их. Кроме того, он страдал манией преследования и, не будучи форменным мегаломаном, все-таки имел преувеличенное понятие о своих способностях и значении.

При вскрытии его трупа сердце оказалось гипертрофированным и ожиревшим, весит 400 г; в аорте – атероматозные бляшки, местами проникнутые известью; кости черепа очень тверды и срослись с твердой мозговой оболочкой; мягкая мозговая оболочка местами непрозрачна и серовата; мозг очень велик и весит 1420 г.

При подробном анатомическом исследовании этого мозга, точно так же как и в мозгу Фиески, было найдено множество крупных аномалий строения, которые не могли не влиять на деятельность органа. Подобные же аномалии я нашел и в черепе генерала Раморино, расстрелянного за измену и политический заговор. К сожалению, патологическая анатомия прирожденных преступников мало известна, она почти не была изучаема.

«Я видел замечательную вещь, – пишет Мишле, – полный слепок головы Шаретта, сделанный после его смерти. Этот слепок положительно поразил меня: в нем чувствуется особая раса, к счастью, иссякшая, как многие другие первобытные расы. Сзади череп поразительно похож на кошачий, на череп хищного животного из породы кошек (Мишле приписывал прирожденную преступность атавизму. – Примеч. Ч. Л.). Лоб широкий и низкий. Лицо энергичное, но безобразное, с отпечатком злобной воинственности. Глаза круглые и глубоко запавшие. Нос наиболее дерзкий, предприимчивый и химерический из всех, которые я когда-либо видел».