Королевский долг - Пол Баррел

Спокойным! Я еще никогда в жизни так не нервничал, но, выходит, мне даже не позволено делать «хорошую мину при плохой игре». Только дома у Хартов мы с их сыном Джо семнадцати лет и дочерью Эйми, которой было девятнадцать, могли открыть бутылочку вина и проболтать весь вечер — так приятно было побыть собой, когда никто не следит за каждым твоим шагом, не обсуждает тебя. Если Кевин замечал, что у меня угрюмое настроение, он тут же говорил: «Пойдем, выпьем пивка!», и мы отправлялись в ближайший паб.

— Это несправедливо, Кев! — жаловался я.

— Пол, в жизни вообще мало справедливости. Ты должен это вытерпеть. Ты должен держаться, — говорил он.

В ту первую неделю я получил чудесное теплое письмо от монахинь из Успенского монастыря в Голвэе, что в Ирландии. Мать Тереза, которая виделась с принцессой, когда та привела с собой мать Марии, заверяла меня, что монахини молятся за меня каждый день. «Нельзя недооценивать силу молитвы, а мы все молимся за вас», — было написано в письме. Меня поддерживало много людей. Я в буквальном смысле получал мешки писем. Мои друзья знают, как я благодарен всем за это. Тут следует упомянуть Ричарда Медли и Джуди Финниган. Ричард тоже однажды вкусил горькой несправедливости, когда его объявили вором, который совершил кражу в супермаркете «Теско» — это произошло, когда он работал ведущим программы «Сегодня утром» на Ай-ти-ви.

За все долгое время до суда он посылал мне много писем с выражением искренней поддержки. Даже когда он был завален работой, он умудрялся находить время и писать мне пару строк на обратной стороне своих текстов. От его слов у меня улучшалось настроение. Он был настоящий провидец. Например: «Тебе может показаться, что ты попал в эпицентр бури, и все вокруг тебя ходит ходуном. Я тоже такое испытывал. Что ж, пусть суд завершится, и ты снова станешь отличным мужем и чудесным отцом, сильным и добрым человеком. — Ричард».

Мне было очень приятно знать, что многие на моей стороне, потому что Уильям Бойс во всех своих тщательно продуманных речах всегда сгущал краски до неузнаваемости. Кто-то заметил, как я в половине четвертого ночи тайком пробираюсь в Кенсингтонский дворец. Спенсеры заявили в полиции, что у меня дома просто не может быть столько вещей покойной принцессы. Я никому не сообщил о том, что взял вещи на хранение.

Но я-то сообщил. Сообщил. В письме принцу Уильяму, в апреле 2001 года. Что происходит с ними со всеми?

Я давал выход своему гневу и разочарованию в маленькой комнате для конференций на втором этаже. Здесь можно было немного расслабиться. В этой комнате хранились вещественные доказательства и важные бумаги, тут мы могли спокойно беседовать, не боясь, что нас услышит полиция или обвинители. «Спустимся вниз, Пол. Надо обсудить, как прошел сегодняшний день», — говорил лорд Карлайл в конце каждого дня заседаний.

Я наблюдал за своим старшим адвокатом в зале суда и все больше проникался к нему уважением. Он обладал острым умом и удивительной способностью замечать каждую мелочь. После заседаний он приводил меня в эту маленькую комнату, заставленную ящиками с папками и книгами. Эндрю сидел за столом и делился своими мыслями — он был прекрасно осведомлен обо всем, потому что занимался моим делом с самого начала. За ним стояла Шона секретарь, которая стенографировала все, что говорилось на заседании, сидя на задней скамье в зале. Я забивался в угол, тщетно пытаясь во всем разобраться и вспоминая слова Ричарда Медли: «Все вокруг ходит ходуном».

Я терял счет тому, сколько раз лорд Карлайл восклицал: «Это же смехотворно!» по мере того как мы все больше углублялись в аргументы прокурора, в то, как он вел линию обвинения, и часто то, чему мы не придавали значения, оказывалось у него уликой номер один.

Но потом, когда мы погружались в мрачные раздумья, юмор Эндрю спасал положение. Он так смешно пародировал некоторых участников заседаний, что мы все начинали громко хохотать. Я был рад, что можно немного расслабиться.

Иногда я покидал их и гулял по коридорам, читая имена подсудимых на листках других залов суда и думая о том, скольких еще невиновных людей здесь судят помимо меня.

На второй день заседаний нам всем стало понятно, что дело явно сфабриковано. В зал вошел какой-то полицейский в штатском и, показав свое удостоверение, сел среди публики. Вскоре одна женщина из присяжных наконец заметила его взгляд, узнала его, и они обменялись многозначительными взглядами. Это заметил лорд Карлайл. Присяжных попросили удалиться, миссис Джастис Рафферти заявила, что по этому поводу начнется неофициальное расследование, и нас всех распустили по домам на целый день. На следующий день присутствующие в зале заседаний № 1 были удивлены результатами этого расследования. Этим делом занялись следователи из Скотленд-Ярда.

Уильяму Бойсу пришлось объяснить, что полицейский в штатском просто заметил свою жену среди присяжных. У них была очередная годовщина свадьбы, и он пришел в здание суда, чтобы после заседаний вместе пойти пообедать. Но по пути выяснилось, что где-то между 1986 и 1989 годами этот человек был членом Королевской охраны: он работал при Королевском дипломатическом отделе и охранял иностранные посольства. Более того, он работал в нескольких посольствах, которые находились неподалеку от Кенсингтонского дворца, А еще в начале 90-х годов он работал полицейским в Пекхеме, причем вместе с детектив-инспектором Максин де Бруннер (!), которая проходила старшим следователем в моем деле. К тому же они вместе работали в полицейском управлении Метрополитан. А сейчас этот полицейский работает в Особом отделе. Я дар речи потерял от удивления.

— Но, согласно утверждению де Бруннер, она не разговаривала с ним уже пять лет. Она вообще с трудом его узнала, — оправдывался Уильям Бойс.

Но лорд Карлайл не хотел его слушать:

— Если среди присяжных есть жена этого полицейского, она может повлиять на мнение остальных присяжных. Между присяжными и полицией не должно быть никаких связей.

Потратив целый день на эту дискуссию, миссис Джастис Рафферти все-таки согласилась с лордом Карлайлом. Присяжных распустили. Суд над Баррелом должен был начаться заново, на этот раз с новыми присяжными — пятью женщинами и семью мужчинами.

Несмотря на то что в Олд-Бейли обнажилась вся жизнь принцессы, я старался делать все, что в моих силах, чтобы сохранить хоть что-то из того, что она предпочитала держать в секрете. То, что я бы не хотел рассказывать в суде. То, что я не рассказал даже в этой книге. Когда против меня выдвинули обвинения, я вручил полиции отчет на тридцати девяти страницах, но это был объяснительный документ, который должны были увидеть лишь судья, адвокаты и присяжные. В нем были целые абзацы глубоко личного характера, касающиеся здоровья принцессы и ее любовных дел и моя осведомленность должна была доказать, что между мной и Дианой были подлинно доверительные отношения. Я вовсе не хотел, чтобы его читали в суде в присутствии прессы.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});