Инкубатор, или Необыкновенные приключения Юрки Гагарина - Александр Никишин

— Что он говорит? — спросил Семёнов у психиатра.

Тот, вслушавшись, процитировал:

— Persaepe accidit, ut utilitas cum honestate certet.

— Что это значит? — спросил Семёнов с раздражением. Когда он чего-то не понимал или не знал, то злился.

— Очень часто случается так, что выгода — utilitas — спорит с честностью — honestate, — перевёл тот.

— Ах, как интересно! — сказал Семёнов с иронией. — Глубокая мысль.

Больной, строго глядя в глаза Семёнову, разразился длинной и гневной тирадой. Семёнов попросил по возможности перевести сказанное. Психиатр, изучавший латынь в институте, только головой качал в тихом обалдении: это ж выступление Цицерона, его, так называемая, Первая филиппика против Марка Антония и сделал попытку перевести на слух несколько предложений.

Семёнова, надо сказать, очень удивило их современное звучание:

— Но вот, чего я опасаюсь сильнее, — переводил врач, — как бы ты не ошибся в выборе истинного пути к славе, не счел, что быть могущественнее всех, внушать согражданам страх, а не любовь — это слава. Пользоваться любовью у граждан, иметь заслуги перед государством, быть восхваляемым, уважаемым, почитаемым — всё это и есть слава; но внушать к себе страх и ненависть тяжко, отвратительно; это признак слабости и неуверенности в себе.

— Спасибо, хватит, — Семёнов жестом остановил врача, непроизвольно оглянувшись: крамола всё ж таки! Хрен его знает, кто тут работает, какой народ и что у них на уме. — Я вас вот о чём попрошу, профессор. Никому не переводите этого Цицерона, хорошо? Мало ли чего? От греха подальше, что называется. Договорились?

— Хорошо, — сказал доктор, пожав плечами. Кажется, он так и не понял, чего от него хотел следователь. Для него этот самый Цицерон — параноидальный бред больного, он словам значения не придаёт и в них не вслушивается. Только удивляется: откуда у больного Цицерон, если он никогда не учил латынь? Какой там «учил», даже не знал, собственно говоря, о существовании этого языка, если верить родственникам! Это что ж за сила воздействия у останкинских «гостей», говорил врач, нервно дёргая Семёнова за рукав! Это ж просто какая-то психотропная бомба!

— Хуже, — сказал Семёнов, вспомнив Цицерона.

— А если «гости» вернутся? — волновался врач. — Кто может сказать, что принесет миру вторая встреча?

— Да что тут думать, — мрачно буркнул Семёнов, — расширим вашу клинику, только и всего. Койко-мест миллиончиков на сто пятьдесят. А если НТВ подключится и будет освещать эти события в своем ключе, то и филиалы по всему миру.

Врач иронии Семёнова не понял и, кажется, засомневался в его психическом здоровье. Семёнов и сам в нём сомневается, ведь приходится слышать и слушать такое, что — мама, как говорится, дорогая! Всё откладывается в мозгу, не без последствий, это очевидно.

Глава 14

Герои и подвиги

1.

— …Что это? Мама! — орёт Чирик не своим голосом. — Мамочка!

Юрка Гагарин, с которого в миг сошёл хмель при виде огромной стальной конструкции, слепящей ярким огнём, и сам искал ответ — что это? Но, когда понял, что и гость не в курсе, решил прояснить, а кто он такой, собственно говоря.

— Ты кто? — надвинулся он на Чирика. — Откуда? Из «Экстрима», компьютер чинить? Так иди, чини, чего орать?

Чирик, не ответил. Подвывая, он кинулся к окну, но, споткнувшись со всего размаху о запасные колёса Юркиного «жигуля», которые тот хранил в прихожей, грохнулся на пол, матерясь во всё горло.

— Эй, хорош тут кувыркаться! Тоже мне, ванька-встанька!

Юрку и самого тянуло к окну, поглядеть, что там горит ярким пламенем. Но не мог он так взять и впустить какого-то идиота, не узнав, кто он и с какого привета влез в его квартиру без звонка и стука! То, что не из «Экстрима», Юрка, хоть и не сразу, но понял, увидев на его куртке надпись «Мослифт». Но и то понял, что этот пришибленный с наушником «хэнд-фри» в ухе и не из «Мослифта», судя по всему. А значит этот субчик, как он, Юрка, и предполагал, увидев его в первый раз в «стекляшке» у бабы Мани, скорее всего, обыкновенный вор-домушник. Такого надо — руки за спину — и тащить в полицейскую «ментовку». Легко сказать, если тот скачет по квартире, как кенгуру в вольере!

— Эй, мужик, — разозлился Юрка, — какого чёрта? Влез без стука, падает! Воровать пришёл?

Изловчился и схватил мятущегося гостя за шиворот. Только тут Чирик, который подвывал и охал, обрёл дар речи:

— Какой воровать, дяденька, какой воровать! Вы посмотрите, что за окном делается? Конец света! Мы пропали, мы все умрём!

— Будешь орать, умрёшь прямо сейчас, — сказал Юрка весомо.

От воплей этого истерика у него заболела голова. Кстати, насчёт конца света этот малый сильно преувеличивает, думает он, света тут много и конца ему не видать. За окном что-то загрохотало. Уж не пожар, ли, испугался Юрка? Держа Чирика за шиворот, подтащил его к окну, жмурясь от ярких огней и от увиденного потерял дар речи. Огромная железная кастрюля, сверкающая огнями и не подходившая ни под одну классификацию летающего объекта — ни под натовскую, ни под российскую, ни под китайскую, снижалась всё ниже и ниже и ещё пять-десять метров, она просто раздавит родное гнезда Юрки Гагарина, оставив тут только груду железобетонных блоков, да чугунные заборчики, выкрашенные в весёленькие жёлтые и оранжевые цвета. То, что от него тоже ничего не останется, об этом Юрка и не подумал, волнуясь за своё родное жилище.

— Слушай, так это Никита Михалков! Кино снимаепт. Он любит такие вот дорогостоящие полёты во сне и наяву. В «Цирюльнике» у него машина бегала, лес валила. Не сравнить, конечно, с этой. А теперь, скажем, бюджет большой, вот он и собрал из досок и фанеры.

От увиденного голова шла кругом: вот тебе и серебристая точка в зените! Точка, точка, запятая, вышла рожица кривая! Вот, оказывается, во что она превратилась! И тут только Витька вспомнил, что держит за шиворот незнакомого человека. Отпустил его и тот мешком рухнул на пол, запричитав:

— Какой из досок? Какой из фанеры? Господин хороший, вы что дурак? Кто вам тут ночью снимать разрешит? Даже вашему Михалкову — возле Останкинской-то башни? Вы совсем, что ли, ни фига не рубите?

Юрка согласно кивнул, да, насчёт кино неправдоподобно.

— А ты мне, кстати, не груби, ворюга, — сказал мстительно. — Погоди, а если это учения МЧС? Пришло им в голову, что именно среди ночи, когда все спят.

Чирик замахал руками:

— Чтоб народ от страха поумирал?

Он прав, подумал Юрка, неправдоподобно. Как ты себе представляешь такого рода маневры? Из-за отсутствия света отключатся лифты и как смогут эвакуироваться люди, если их никто и никогда этому не учил? Паника среди ночи? «Пожар, спасайся кто может!». Да нет, бред, бред сивой кобылы!

— Это не МЧС, это инопланетяне! — причитал Чирик. — Они самые! Я их чую, гадов! Сбылись мои страшные предчувствия!

— Хорош ныть! — отрезал Юрка, не терпевший нытиков-мужиков. — Ты ж не баба, в конце-концов, инопланетяне!

— А куда нам теперь деваться?

— Не психуй заранее! А может, они с мирными целями? Научная экспедиция? Все флаги в гости к нам?

— Ну да и садятся на крышу, чтобы всех порадовать?

— Вот мы сейчас пойдём, — говорит Юрка, ничего не понимая и борясь с омерзительным чувством страха, — и всё разъясним. Кто они, зачем прилетели, откуда? Идёшь со мной?

— Я-а? — Чирик в ужасе шарахнулся в сторону. — Я — пас! Никуда не пойду, я не нанимался! На хрен мне это надо! Вы не видели «Войну миров»? Я видел! Людей жгут, дома рушат. «Мирные»! Я этих пришельцев на дух не перевариваю, такие мерзкие типы, хуже ментов! Меня стошнит, если я их увижу.

Чирик стал заикаться от страха:

— К-куда б-бежать, что д-делать? Ёпэрэсэтэ!

Юрка первым пришёл в себя, умел собираться минуты опасности.

— Не ныть! И звонить в МЧС, вот, что делать!

Он схватил телефонную трубку и стал тыкать в цифры, набирая 911. МЧС не отвечал. Юрка сгоряча попытался ещё раз набрать номер, пока не понял, что аппарат не просто не соединяет, он элементарно выключен из сети, отрублен, отсоединён от внешнего мира. Ни гудков, ни шорохов. И это сильно его насторожило.

— Эй, парень, тебя как зовут?

— Меня-то? А что?

— Имя, говорю!

— Чирик. Бежать надо, хозяин, спасаться!

— Я те побегу! Борзов, блин, хренов, бегун! Слушай, в доме дети и старики, как бежать, сам подумай! Никогда себе не простим. Ты пойми: малые дети!

— Деньги? — не расслышал Чирик и насторожился.

— Дети, дурак, какие деньги! Детей надо спасать. Ну что, идёшь со мной?

Тут Чирик затрясся и совершенно искренне захныкал: я не спасатель, мне за это не платят. И что мы можем голыми руками, да вдвоём, ты и я?

— Нет, я не по этому делу, я в такие игры не играю! Хочешь спасать, спасай, но без меня!

— Двое это сила! — убеждал Юрка. — Не будь бабой! Себя уважать перестанешь, если людям не поможешь.