Трепет - Сергей Малицкий

…Она проснулась от холода. Тепла, которое всю ночь было рядом, не стало. Хотя его плащ укрывал ее сверху.

Он сидел спиной к ней на сене.

– Как звали твою жену? – спросила она.

– Планта, – ответил он.

– А ребенка?

– Никак. – Он говорил чуть слышно. – Он не успел родиться.

Лава замерла. Где-то за перегородкой зашевелилась, замычала корова.

Арканум проговорил, не оборачиваясь:

– Облегчиться – за сарай. Лицо прикрой шарфом, если хозяин выйдет подоить корову, разговор не заводи и не поддерживай. Только балахон свой меховой оставь здесь. И пояс с оружием. Нечего сверкать сталью, у хозяина сердце может разорваться уже оттого, что такая девица у него на постое. Умываться – снегом. О нашей дороге я уже все решил. В Бэдгалдингир не пойдем, если в чем-то не уверен, не стоит искушать судьбу. В Тимор не пойдем, потому что туда надо идти, когда идти больше некуда. Отправляемся в Эбаббар. Кажется, этого мне не избежать. И это единственное место в Анкиде, где я не был в последние годы. Так что мы больше не бродяги. Но с утра в деревне был ардуусский дозор. Значит, нам придется поменять одежду, купить лошадей и мешки, о которых ты так беспокоилась.

Он обернулся.

– Я тебя знаю… – пораженно прошептала она. – Ты Литус Тацит. Пропавший шесть лет назад бастард Флавуса Белуа! Мы разминулись в воротах Ардууса с твоим отцом!

– Зови меня Арканумом, – сказал он после паузы. – Хотя нет. На первое время я буду Филиусом. А ты Тереброй. Женой моей. Ярлыки у меня есть. Настоящие. Не против? К тебе уже сватались?

Глава 4

Орс

Старик продержался не десять гребков, а не меньше десяти минут. Глаза его мутнели, в уголках рта вскипали кровавые пузыри, но чем меньше сил оставалось в некогда могучем, а затем скрученном временем теле, тем явственнее проступала на широком, посеченном морщинами лице улыбка. Наконец, когда берег отдалился и мечущиеся по нему гахи утонули в снежной круговерти, старик, который уже несколько минут казался Каме мертвым, тяжело опустился на кормовую скамью, как будто с удивлением прохрипел: «Никогда бы не подумал, что умирать так больно» – и повалился на дно лодки. Из его спины торчало гахское копье и несколько стрел. Такие же стрелы торчали и из кормы лодки, но Кама не могла отвести взгляд от спины старика.

– Я бы не советовал тебе останавливаться, – внезапно услышала она в собственной голове голос и окаменела.

На корме стоял или сидел мурс. Она не могла точно определить положение его тела или того, что могло быть его телом, но явственно различала лицо и линию широких плеч. Лицо было спокойным и сильным. Высокий прямой лоб и твердые скулы как будто уменьшали собственной основательностью внимательные, чуть прикрытые тяжелыми веками глаза. Большой и, кажется, крючковатый нос уравновешивался тяжелым подбородком и полными губами. Темные волосы чуть подрагивали от ветра. Но их подрагивание не совпадало с вихрями, заметающими снег в холодные воды Аббуту.

Пальцы Камы непроизвольно сжались, сплетая отворот.

– Только этого мне еще не хватало, – скривился мурс. – Оставь свои ведьмины кольца для теней Донасдогама. Лучше продолжай грести. Я не все лодки гахов испортил. У деревни есть еще одна пристань. Конечно, вряд ли они пойдут в такую погоду далеко от берега, но все же…

– Кто ты? – наконец разомкнула губы Кама.

– А ты еще не поняла? – Мурс с сожалением посмотрел на лежащее перед ним тело. – Я Портенум Орс. Или Орс Портенум. Впрочем, теперь уже только Орс.

– Так ты мурс? – прошептала Кама, вновь начиная грести.

– Как тебе сказать? – Мурс скривил губы. – Последнюю тысячу лет я считал себя человеком. Нет, я, конечно, оставался тем, кем был изначально, но по ощущениям… Хотя я потрудился над телом Портенума. Будь он жив, он бы гордился, что его вместилище протопало после его смерти еще тысячу лет. Мне это было непросто устроить.

– Ты… вселился в него? – спросила Кама.

– Тысячу лет назад, – кивнул мурс. – Или около того. Но не думай, что я нашел древнего старика и отнял у него все, что он нарастил на своих костях к семидесяти годам. Если бы я мог поступить так, уж поверь, нашел бы кого-нибудь помоложе и поярче. Думаешь, так весело делить одну крышу с такой красавицей, как ты, и осознавать себя старой развалиной?

– Однако с горки ты сбежал довольно бодро, – заметила Кама.

– Гахи словно выжили из ума, – признался Орс. – Точнее, один из них, а уж потом и прочие. Если бы я был чуть медленнее, ты бы оказалась в опасности. А этого Виз Вини мне бы не простила, будь я хоть Портенумом, хоть мурсом. В любом случае мне себя винить не в чем. Старик, телом которого я воспользовался, был при смерти, разум, а значит и дух, во всяком случае, его покинул. Я это чувствую, поверь мне. Так что единственную гадость, которую я могу признать за собой относительно этого тела, – так это обиду его родственников. Они собрались проводить старого в объятия Энки, накрыли уже стол, заказали погребальный обряд, позвали храмовников, а старик, то есть я, вдруг открыл глаза и попросил еды. Ты не представляешь, каково это – видеть разочарование в только что наполненных неподдельным горем глазах. Я даже подумал, что сейчас меня придушат подушкой. К счастью, их было слишком много и они не доверяли друг другу.

– Я надеюсь, что ты никого из них не убил? – спросила Кама.

– Какое тебе дело до неизвестных людей? – удивился Орс. – Даже костей не сохранилось от них и от их детей и внуков. Но я отвечу. Я никого не убил. Просто однажды, когда теперь уже мои ноги и руки стали неплохо слушаться меня, я ушел из того дома. В конце концов, они были для меня чужими людьми. И я в самом деле обманул их ожидания.

– А кто для тебя не чужие люди? – спросила Кама. – Вот эти гахи?

– Гахи? – как будто задумался Орс. – Что ты говоришь? Они ведь вовсе не люди…

– Как будто ты – человек, – прошептала Кама, не разжимая пальцев.

– Лучше бы я был человеком, – так же тихо ответил Орс.

Кама помолчала, затем снова села на весла, но глаз с мглистого силуэта на корме не спускала.

– Грести придется долго, – донеслось до нее. – Лодка хороша, я их делал одну за другой всю последнюю тысячу лет. Всякая сгнивала лет через двадцать, но у меня всегда была готова следующая. И все для одного, чтобы однажды убежать. Уплыть из этой деревни. Я знал, что рано или поздно это придется сделать.

– Куда ты собирался бежать? – спросила Кама. – И разве мурс должен страшиться обычных копий и стрел?

– Мурс должен страшиться другого… – едва шевельнул губами Орс. – Я расскажу тебе… после. А бежать отсюда можно только через развалины Алу. Через Змеиную башню. Надеюсь, что еще можно. Но до Аллу по прямой – более сотни лиг. Лодка хороша, ты сильна. Так, как ты гребешь, ей ходу три дня. Или день, ночь и еще один день. Если не спать.

– Я не буду спать, – ответила Кама.

– Устанешь, – заметил Орс.

– Зато не замерзну, – стиснула зубы Кама.

– Тебе нужно быть сильной, – не согласился Орс. – Впрочем, мы еще поговорим об этом. Но сначала нужно избавиться от тела Портенума. Поверь мне, ты его уже не обидишь.

– Я не могу, – прошептала Кама.

– Можешь, – спокойно ответил Орс. – Уверяю тебя, мертвец – не самое хорошее соседство. Только сначала сними с него пояс с оружием, второй пояс с золотом и серебром тоже сними. И мешок. Он из хорошей кожи, кровь не пропитала его. Там запас еды и еще кое-что. Лишним ничего не будет. Все пригодится, не тебе, так мне.

– Зачем мурсу еда или «еще кое-что»? – спросила Кама.

– Мы поговорим и об этом чуть позже, – ответил Орс. – Я, как ты помнишь, приставлен к тебе Виз Вини. И если уж говорить точно, именно я, а не старик, что служил моим вместилищем.

– Она знала, что ты… – вымолвила Кама.

– Да, – прозвучало у нее в голове. – Я исчезну на несколько минут, чтобы ты чувствовала себя спокойно. Сделай свое дело.

Кама сделала все так, как велел Орс. Стараясь не наступать на густеющую на дне лодки кровь, обламывая стрелы, сдернула с безвольного тяжелого тела мешок, перевернула старика на бок и распустила на его животе ремни. Затем, ухватившись за торчащее в спине копье, перевалила старика в черную воду. Он погрузился полностью, затем всплыл, обратившись в островок еще недавно живой плоти, отмеченный поганым древком. Едва не зачерпнувшая бортом воду лодка, покачавшись, выправилась. Кама вернулась на скамью, пошарила под ней, нашла свернутую в узел сеть и бросила в лужу крови.

«Выкину, как только впитает в себя», – пронеслось у нее в голове. Кама оглянулась. Едва различимый ветерок продолжал закручивать снежные вихри, даль тонула во мгле, хотя солнце должно было уже подниматься над Сухотой. Кама вспомнила, как была она поражена, когда почти шесть лет назад Виз Вини привела ее и Эсоксу в башню ордена в Эссуту и с высоты Кама разглядела странный лес, начинающийся на краю руин. Сухота оказалась не только безжизненной равниной, но и обиталищем чужой жизни. Той жизни, о которой девушка думала, что оставила ее за спиной в подземельях Донасдогама навсегда.