Не ко двору. Избранные произведения - Рашель Хин

Под сенью дружных муз собирались и известные писатели: почитавшийся живым классиком Петр Боборыкин (1836–1921), для которого выразительное чтение было “главной словесной склонностью”; Викентий Вересаев (1867–1945), автор нашумевших тогда “Записок врача”, выдержавших 11 изданий; сколь скептический, столь даровитый и яркий Леонид Андреев (1871–1919), за глаза называвший удивительно точную и бес-пощаднуют в своих оценках Хин “ядовитейшая баба”.

В черной, тонкого сукна блузе, с полоской белого воротничка у шеи, являлся в Староконюшенный и Максим Горький (1868–1936). Хин вспоминала: “Он держался очень просто и скромно… Вероятно, он очень застенчив в душе, а может быть, застенчив из-за большого самолюбия”.

Непременной участницей “вторников” была популярнейшая в свое время писательница Анастасия Вербицкая (1861–1928). Ее тенденциозный роман “Ключи счастья” (1909) о сексуальной свободе женщин, экранизированный в 1913 году Владимиром Гардиным и Яковом Протазановым, стал самой кассовой лентой дореволюционного кинематографа, а общий тираж изданий романа составил 500 тысяч экземпляров! С Хин Вербицкую сближал интерес к проблемам феминизма и женской эмансипации (они совместно печатались в “Сборнике на помощь учащимся женщинам” (1901).

Салон открыл свои двери и для выдающихся гуманитариев. Здесь выступали антрополог, автор историко-биографических исследований Федор Вешняков (1828-?); знаменитый педагог, дипломат, историк Владимир Потемкин (1874–1946); юрист, яркий общественный деятель Максим Ковалевский (1851–1916); известный правовед, философ, историк, публицист и педагог Борис Чичерин (1828–1904); общественный деятель, кадет, журналист, член I Государственной думы Виктор Обнинский (1867–1916). Особенно дружна Хин была с семейством Ивана Янжула (1846–1914), видного экономиста, статистика, педагога, деятеля народного образования, профессора Московского университета, академика (сохранился его портрет работы Владимира Маковского). Неоценима роль Янжула в создании общедоступной бесплатной московской Библиотеки-читальни им. И. С. Тургенева, для которой Хин пожертвовала экземпляр своей книги “Силуэты” (1894).

Иногда на посиделках у Хин обсуждались разного рода психологические аномалии (подчас то были курьезные случаи из адвокатской практики), разобраться в которых без помощи специалистов было затруднительно. Неудивительно, что в числе завсегдатаев салона мы находим русского психиатра, профессора Московского университета, а затем зав. кафедрой психиатрии Высших женских курсов Николая Николаевича Баженова (1857–1923) и доктора медицины, видного российского невропатолога Лазаря Моисеевича Минора (1855–1942)…

На “вторниках” Хин живо дебатировались жгучие, вечные вопросы искусства и жизни. И хотя до нас дошло лишь “эхо здесь звучащих слов”, они остро современны и сегодня.

* * *

Сын Хин, Михаил Соломонович Фельдштейн (1885–1939), стал видным правоведом, историком философии, политическим деятелем. После окончания юридического факультета он был оставлен при Московском университете и в 1917 году занял должность приват-доцента, а в 1919 – профессора. Человек яркого общественного темперамента, он летом 1917 года был делопроизводителем Комиссии по выборам в Учредительное собрание. К власти большевиков он отнёсся столь же непримиримо враждебно, как мать и отчим. Как вспоминал мемуарист Николай Любимов, Фельдштейн “от боли за то, во что превратилась Россия… часто прибегал к иронии, и насмешка зажигала в его глазах мгновенный почти демонический блеск”. Неудивительно, что вскоре он попал в поле зрение карательных органов. В 1920 году Михаил был дважды арестован ВЧК по обвинению к принадлежности к контрреволюционным организациям и даже к подготовке вооружённого восстания. Был приговорён к расстрелу (по счастью, заменённого условным сроком на 5 лет), но в результате освобождён из-под стражи в зале суда. И, не предаваясь унынию, сразу же включился в работу в столичных вузах. В 1922 году Фельдштейн стал одним из учредителей “Вольной академии духовной культуры”, продолжая тем самым традиции высланного из России философа Николая Бердяева.

В августе 1922 года он вновь был арестован, на сей раз ему было инкриминировано, что он “с Октябрьского переворота до настоящего времени не примирился с существующей в России рабоче-крестьянской властью, а, наоборот, занимался антисоветской деятельностью”. По постановлению Коллегии ГПУ от 21 августа 1922 года, Фельдштейну надлежало в недельный срок закончить все дела и за собственный счёт выехать за границу. Однако он обратился с просьбой разрешить ему остаться в Москве, и распоряжением заместителя председателя ГПУ Иосифа Уншлихта высылка была отменена. По рассказам самого Фельдштейна, этому посодействовал весьма влиятельный тогда Николай Бухарин.

Человек широчайшей эрудиции, полиглот, Фельдштейн в 1922–1927 годах работает консультантом иностранного отдела ВСНХ, а с 1927 года – помощником редактора журналов “Советская торговля” и “Вопросы торговли”. Перевёл для издательства “Academia” сочинение Никколо Макиавелли “Государь”. Специалист по истории политических учений, он профессорствует в Институте народного хозяйства. Но в ноябре 1927 года – новый арест, на сей раз по обвинению в связи с сотрудниками иностранных миссий, правда, из-под стражи его через две недели освободили под подписку о невыезде. Однако следствие было продолжено и прекратилось лишь в 1932 году.

Страстный библиофил, он собрал уникальную книжную коллекцию по юриспруденции и истории философии, причём художник Людвиг Квятковский выполнил для него специальный экслибрис с изображением средневекового рыцаря в боевых доспехах. Свою карьеру Михаил завершил во Всесоюзной публичной библиотеке им. Ленина (ныне Российская государственная библиотека), где работал с 1932 года научным консультантом и главным библиотекарем. В июле 1938 года состоялся последний его арест. К прочим обвинениям в антисоветской деятельности прибавился шпионаж еврея Фельдштейна в пользу нацистской Германии, которую тот якобы вёл течение многих лет. Военной коллегией Верховного суда СССР от 20 февраля 1939 года он был приговорён к расстрелу, что и было приведено в исполнение в тот же день. В 1957 году за отсутствием состава преступления М.С. Фельдштейн был посмертно реабилитирован.

Он был женат дважды. Первая жена, Ева Адольфовна (урождённая Леви) (1886–1964), художница. В этом браке, распавшимся в 1918 году, родились две дочери, Татьяна и Елена.

Вторая супруга, Вера Яковлевна Эфрон (1888–1945), была родной сестрой Сергея Яковлевича Эфрона (1893–1941), мужа Марины Ивановны Цветаевой (1892–1941). В прошлом актриса Камерного театра (1915–1917), она в последние годы их совместной жизни также работала в Ленинской библиотеке и не знала о смерти мужа, приговор которому “ю лет без права переписки” поняла в буквальном смысле. Когда грянула Великая Отечественная, была эвакуирована в г. Уржум и преподавала иностранный язык в местной школе, а затем её перевели в деревню Шиншерь Шевнинского сельсовета Уржумского района, где она заведовала библиотекой, а заодно вела театральный кружок. Она мечтала обнять сына-солдата, ушедшего на фронт в 1941 году, но до победы не дожила всего-то месяц.

Их сын, Константин Михайлович Эфрон (1921–2008), вернувшись с войны, получил биологическое образование, стал впоследствии деятелем природоохранного движения в СССР, председателем секции Охраны природы Московского общества испытателей природы.

Составители выражают свою искреннюю благодарность за всестороннюю помощь в создании книги Ушанги Рижинатвили, Марине Дородновой, Валентине Синкевич, Михаилу Гольдбергу, Игорю Михалевичу-Каплану, Льву Харитону, Ирине Погребивской.

Повести

Не ко двору

I

Павел Абрамович Берг сердито расхаживал по своему богатому кабинету, уставленному всевозможными предметами роскоши и почти похожему на галантерейную лавку. Наконец он остановился, заложил руки в карманы брюк и, насупив брови, обратился к жене:

– Что ж, ты и теперь не хочешь отдать ее в пансион?

Жена, бледная и красивая брюнетка, лет тридцати, вздохнула, опустила вниз робкие черные глаза и в замешательстве стала перебирать бахрому на шелковой подушке.

– Это ни на что не похоже, – кипятился Павел Абрамович, – мало того, что я бегаю с утра до ночи, хлопочу, наживаю, выбиваюсь из сил, – мне еще нужно заботиться, чтобы дети мои не выросли торговками. Неужели ты воображаешь, что любовь к детям заключается в том, чтобы их пичкать с утра до ночи?! Так я тебе говорю, что ты не любишь своих детей, ты их ненавидишь, ты их губишь, ты…

Видя, что жена всхлипывает, Павел Абрамович совсем вышел из себя.

– Опять слезы, – закричал он, – это черт знает что такое: я слова не могу сказать, точно я нищий, пришедший с улицы… Вы меня в могилу сведете, я из дому убегу…

– Ведь я тебе ничего не говорю, – промолвила Берта Исааковна, наскоро утирая слезы, – делай, как хочешь.