Инженю, или В тихом омуте - Ольга Ланская

Она еще подумала, что эти могли бы ее пригласить в ресторан — в конце концов, она единственный свидетель, она может сообщить им нечто очень важное. В каком-нибудь американском фильме так бы и было — над ней бы тряслись, ее бы оберегали, сдували бы с нее пылинки, выполняли бы все ее пожелания, включая самые сумасбродные. Вели бы себя как Вика, в общем. Только той нужно ее общество и тело — а этим ее показания. Вот и вся разница.

Она, разумеется, опоздала — всего на сорок минут, просто чтобы они получше поняли, с кем имеют дело. Потому что при одном взгляде на нее сразу должно стать очевидно, что она просто не может приехать вовремя — и раньше чем через час после назначенного времени ее ждать не стоит. А тут вообще всего сорок минут. Но этот Мыльников начал сокрушенно бубнить, что начальник не дождался и отъехал, должен вернуться вот-вот, — и теперь тянул время, косясь постоянно на дверь, не пользуясь предоставленной ею возможностью ее изучить.

— А шеф уже из себя вышел, знаете… — Он снова посмотрел на дверь. — Передача эта — просто кошмар! Они такие, журналисты, — им все перевернуть ничего не стоит. Так вдобавок еще и статья вышла — вы не видели? Маленькая такая, «Бомбы рвутся уже в центре Москвы» называется. Представляете, как звучит — можно ведь подумать, что на Красной площади рвануло! А произошло-то где на самом деле — тихий переулок, ни магазинов, ни ресторанов поблизости, старенькие домишки, по большей части выселенные, даже машины не ездят. А в статье что — чудом не пострадали мирные жители, а милиция выбирает в качестве версии несчастный случай, чтобы лишнее преступление на себя не вешать. И про вас — есть свидетельница, которая утверждает, что видела, как незадолго до взрыва из машины вышел другой мужчина. Тут такое было — шеф рвал и метал! Теперь вот в главк на ковер его вызвали…

— А вот скажите мне… — Она отодвинулась подальше от стола, закидывая ногу на ногу, зная, как сексуально выглядит сейчас в том же кожаном наряде, в котором была вчера. — Скажите — у вашего начальника проблемы в личной жизни? Вчера он был так невежлив со мной, просто кошмар, — я обычно нравлюсь мужчинам, а тут… И я слышала, что он вам шепнул про меня. Он всегда такой грубый с женщинами — или ему не понравилась именно я? Может быть, я плохо выглядела — или со мной было что-то не в порядке?

Он поперхнулся, издав какой-то неопределенный звук, потянувшись к графину с водой. Мутному, захватанному пальцами, сто лет не мытому ни снаружи, ни изнутри. И сделал жадный глоток из такого же мутного стакана — уже потом молча предложив его ей.

— Да нет… Там же… Вы же видели, что там было — а это наш район, нам теперь с этим… А у нас… Это ж теперь… Вот он и…

Кажется, он пытался ей что-то объяснить — но она не заметила связи между случившимся и таким отношением к ней. Но оценила его желание оправдаться — придя к нему на помощь.

— О, это ужасно — женщина всегда должна выглядеть великолепно. Оправданий быть не должно — совсем. А я так нервничала — это было так ужасно. В общем, это моя вина — что он был со мной так невежлив. Но вот скажите — а сегодня я хорошо выгляжу? Пожалуйста, не стесняйтесь — для меня это очень важно…

Она встала, изобразив на лице желание понравиться и детскую доверчивость, — и покрутилась перед ним своим совсем не детским телом, давая ему рассмотреть все. И он сначала смотрел ей в глаза — встревоженно и ошалело, — а потом глаза опустились на шею, на красивый итальянский крестик на каучуковом обруче, на полуоткрытую грудь, на которой задержались. И снова поползли вниз — сначала по голому животу, а потом по шортам, затормозив как раз в том месте, где они переходили в плотные колготки. Насчет попки она не видела — но не сомневалась, что он ее тоже изучил.

— Да, да — с вами все в порядке, Марина… не знаю отчества, простите. То есть вы отлично выглядите, да.

Она стояла перед ним, оглядывая саму себя с показной критичностью — долго рассматривая специально выпяченную для осмотра грудь, наклоняясь ниже. А потом прикусила губу.

— Нет, конечно, есть мужчины, которым я не нравлюсь, — правда. Знаете, кому-то рост нужен побольше, кому-то ноги подлиннее. А некоторых моя грудь не устраивает — им, видите ли, третий размер подавай, а то и четвертый. — В голосе прозвучало нечто вроде обиды. — Я даже думаю — может, операцию сделать? Ну знаете, когда силикон закачивают? Вам самому какая грудь больше нравится — маленькая или большая?

Он смутился окончательно. Но не пытался сменить тему, прервать ее — он слушал внимательно каждое ее слово. И она похвалила себя за то, что все-таки заставила его посмотреть на себя не как на свидетеля, а как на женщину.

— Я не знаю… Нет, у вас — у вас все здорово, полный порядок. Я хотел сказать — вы мне нравитесь такая.

— Правда? — Она просияла. — О, я так польщена! Так приятно услышать комплимент от понимающего в женщинах мужчины. Да, кстати, — может, мы не будем так официальны? Давайте познакомимся наконец — вы знаете, как меня зовут, а я знаю только вашу фамилию. Это даже неудобно — беседовать с приятным мужчиной, не зная его имени…

Может быть, он раздумывал еще, издевается она над ним или на самом деле идиотка, но в любом случае не успел прийти к выводу — ее комплимент встал на пути его мыслей, переводя их в другое русло.

— Лейтенант Мыльников. Андрей Иванович Мыльников, — пробормотал скороговоркой, рассматривая ее, тут же косясь тревожно на дверь. — Можно Андрей. Но… не при начальстве.

— Спасибо — я оценила. — Он был на ее стороне, и теперь оставалось закрепить победу. — Хотите сигарету, Андрей? «Собрание», «Блэк Рашн» — вам нравится?

Он замотал головой, глядя, как она достает из красивой пачки черную сигарету с золотым фильтром. У него, конечно, не хватило ума дать ей прикурить — но она не собиралась ждать, пока он сообразит. Прикуривая сама, замечая, как он поморщился, почувствовав дым.

Он молчал, лейтенант Мыльников с симпатичным полудетским лицом и ясными бледно-голубыми глазами. Старающийся не встречаться этими самыми глазами с ее взглядом — и рассматривающий ее исподлобья. И тем самым заставляющий ее вести себя максимально кокетливо.

Похоже, это был ее тип мужчины. В смысле тот тип, которому она нравится, который способен ее оценить. Тот тип, который понимает, что она предназначена для других и лично у него с ней ничего не будет, — и который воспринимает это как должное.

Конечно, ей ничего от него не было надо в плане личном — хотя против милиции она ничего не имела, но в любом случае милиционер в качестве любовника ее не устраивал, и этот милиционер тем более. Он был худенький такой, невысокий — и очень молодой. Наверное, ее ровесник, может даже, на год помладше, она бы себя с ним в постели чувствовала бы как с ребенком — а ей не хотелось совращать малолетних, она предпочитала мужчин старше себя, и чем старше, тем лучше. Но посмущать его было приятно.