Пьеса для пяти голосов - Виктор Иванович Калитвянский

дней я думал.

Вот ведь какое дело. Телегений Дмитрий – интересный мужик, женщины его любят. Вот и моя Маринка – его любовница. Что поделаешь, в конце концов, каждая женщина – чья-нибудь жена или любовница. Не загонишь всех красивых женщин в свой гарем.

Но всему есть предел. Мужик спал с двумя женщинами, которых я мог считать своими. В той или иной степени. Ведь, если бы не Саша, рано или поздно Маринка стала бы моей любовницей.

Он спал с моими женщинами. Он жил так, словно меня не существовало.

Они оба пытались жить, не оглядываясь на меня.

Это неправильно.

Меня нельзя не учитывать.

Кроме того, есть ещё один человек – Марина. Она всегда рядом и честно работает на меня.

Эти двое обманули не только меня, они обманули и её. Их – двое, и нас – тоже двое.

Дважды по два.

Я долго размышлял, как мне поступить.

Та боль, что поселилась в мне, когда я увидал руку телегения на Сашином плече, нашёптывала всякие ужасные варианты, но я справился с собой.

Я решил ничего не предпринимать. В конце концов, люди свободны в своём выборе, а когда они переступают законы, божьи и человеческие, кара настигает их рано или поздно.

Я решил ничего не предпринимать. Решил положиться на судьбу.

К сожалению, я допустил ошибку.

Я оставил пакет с фотографиями на столе, не убрал его в сейф.

А по утрам Марина наводит порядок на столе. И мне показалось, что пакет побывал у неё в руках.

Разумеется, моё решение не мстить – не имело никакого отношения к деловой сфере. Телекомпания и до выборов не сводила концы с концами, долги росли, управление никуда не годилось, пришлось принимать меры, вводить новых людей.

Телегению новшества пришлись не по вкусу, он уволился, а тут ещё с ним приключилось несчастье. Какие-то хулиганы напали на него ночью в переулке, избили, да так, что три месяца лечился в нашей больнице.

Видит бог, я тут ни при чём.

Когда я сказал Марине о несчастье с Дмитрием, она как-то странно на меня посмотрела и – отвернулась. Она не заплакала, не возмутилась, – нет, она отвернулась и заговорила о другом.

И тогда я понял, что моя догадка – верна. Марина видела фотографии. А потом фотографии побывали в руках ещё одного человека. Пятого в нашей честной компании. Этот пятый человек – муж Александры.

Что касается телегения – он, залечив раны, отбыл в Москву, как-то пристроился там, его имя мелькает в титрах модных телепередач.

Александра Петровна тоже уволилась.

Это было год назад. Она пришла ко мне с заявлением об уходе, а на словах объяснила, что бизнес её мужа давно перерос наш город, и теперь они будут жить в областном центре.

Понятно, кивнул я.

Мы не смотрели друг другу в глаза. Так повелось в последние недели.

Понятно, сказал я. Бизнес есть бизнес, ничего личного. А её муж и в самом деле был крутой мужик.

Время от времени в областной газете появляются Сашины статьи, и я всегда прочитываю их от первого слова до последнего.

…Итак, моя пешая прогулка по родному городу закончена.

Я поднимаюсь на второй этаж, толкаю дверь.

Дверь не заперта – здесь меня ждут.

– Кто там? – спрашивает женский голос.

Я вешаю плащ, поворачиваюсь. Женщина стоит в проёме двери и улыбается. Она молода и красива.

Её зовут – Марина.

Она подходит, обнимает меня, целует.

– Есть хочешь? – спрашивает она.

– Нет, – отвечаю я.

Это правда, потому что два часа назад она кормила меня в мэрии вкуснющими домашними пирожками.

Звонит мой мобильник. Это полковник. Он осведомляется о каких-то пустяках. Я отвечаю.

– Ладно, – говорит полковник. – Всё в порядке?

– Конечно, – отвечаю я.

Пятница. Конец недели. Все дела закончены.

Всё хорошо.

Всё и будет хорошо.

ГОЛОС ПЯТЫЙ. МУЖ

Я въезжаю во двор и ставлю машину на свободное место.

Смотрю на наш балкон. Балкон пустой.

Мужик возится возле «Нивы» и глядит исподлобья. Я занял, по его мнению, чужое место, – но сказать он боится. У них тут весь двор поделён, а мы для них типа «понаехали тут», хотя живём второй год.

Ну что поделаешь, мы их раздражаем. Во-первых, новенькие, чужие, а никому не кланяемся. Во-вторых, ездим на японском джипе. В-третьих, купили сразу две квартиры, сделав одну большую, – весь дом нам этого простить не может. Когда начали ремонт, один маразматик с верхнего этажа подал на нас в суд. За моральный и физический ущерб при проведении ремонтных работ в течение более трёх месяцев.

Я согласился с приговором – полторы тысячи рублей компенсации – и сказал судье, что мог бы дать вдвое больше и без суда. Судья усмехнулась и говорит: слава богу, что весь дом не понёс иски.

На прошлой неделе приходит к нам старший по двору, мужичок в советских трениках с отвисшими коленками, подшофе. Видно, для смелости. И говорит мне, что нужно платить за стоянки. Чтобы поддерживать их в нормальном состоянии. Я ему: нет вопросов, дело хорошее. Он обрадовался и говорит: две тысячи в месяц. Я ему: две штуки со всех или только с меня? Он помялся и отвечает: в соответствие с мощностью двигателя. Это мне даже понравилось, ловко он ввернул насчёт мощности, совсем как налоговая.

Я ему – пожалуйста, только мне какой-нибудь квиток.

Какой квиток? – спрашивает мужичок.

Документ, – отвечаю я. Откуда мне знать, может, ты себе на бутылку собираешь?

Он весь перекосился и ушёл.

Я тут же пожалел, да было поздно. Саша слышала наш разговор и сказала из своей комнаты, что надо было ему дать эти две тысячи. То, что она вдруг высказалась по такому поводу, только подчеркнуло мою глупость, – обычно Саша молчит неделями, ни во что не вмешивается.

Да, нужно сделать аборигенам шаг навстречу.

– Слушай, – говорю я мужику возле «Нивы», – а где старшой живёт? Ну, этот, по двору?

– Мишка что ли? – не сразу соображает тот.

Мне до лампочки, думаю я, – что Мишка, что Гришка. Лишь бы они успокоились, а то ведь колёса начнут прокалывать.

По наводке мужика я иду в соседний подъезд и звоню в квартиру.

Открывает сам старшой. И смотрит на меня, разинув рот. Не ожидал.

– Что, – говорю, – так и не сделал квитанцию?

Он разводит руки.

– Да какую квитанцию? Мы испокон веку собираем на всякие такие нужды, никаких квитков не даём…

– Ладно, – говорю я и протягиваю ему две тысячи.

Он берёт деньги, вертит их в руках, как будто удивлённый, а затем бормочет, что со следующего месяца хватит одной тысячи.

– С тебя, как с новенького, – криво усмехается.

– Ну и ладно, – говорю я и бегу вниз.

Слава тебе, господи. Он разнесёт по двору, что мы не выпендриваемся, признаём их власть. Мне, в общем-то, наплевать, а Саше будет легче.

Я выхожу во двор. Смотрю на балкон. Балкон пустой.

У меня вошло в привычку – поглядывать на балкон – после того, как однажды застал Сашу, стоящей прямо у