Хеллтаун - Мария Минаева

поверил бы Биртичу полностью.

— Это ты, Кевин, скажи мне, что не так, — жестко ответил Дэниел, выдерживая пристальный взгляд Кевина.

— Что сказать? Блин, да о чем ты толкуешь? — Биртич упрямо продолжал корчить из себя дурачка.

— Значит, тебе нечего сказать, да?

— Да что за бред, Дэн! Я уже всё тебе рассказал. Что ты хочешь от меня услышать?

Последний шанс признаться товарищ упустил. Дэн словно впервые видел перед собой этого отчаянно врущего человека. Даже если ошибка совершенна, если друг и повинен в чем-то ужасном, то стоило Кевину всего лишь честно рассказать Каннингему обо всём — тот бы попытался понять. Попытался, черт бы его побрал, оправдать Кея. Массовое убийство не кажется таким уж большим злодеянием в условиях апокалипсиса, всему можно найти смягчающие обстоятельства. Те люди, которых выгнал Кей, могли быть обычным сбродом, уродами и бандитами, а выгоняя их из бара Биртич мог всего лишь защищаться. Но если всё было так, почему Кевин молчит и скрывает правду? Неужели совершенное им оправдания не достойно, а потому вместо признания правды, виновник зверства предпочитает его скрывать? Нет, уж слишком страшный портрет вырисовывался поверх некогда лучшего друга. Нельзя делать скоропалительные выводы. Мужчина повернул ключ, заводя машину.

— Ничего. Я ничего не хочу от тебя услышать. Поехали, мы теряем время.

Каннингем развернул свой автомобиль в правильном направлении, ожидая пока все займут свои места. Неожиданно на свободное пассажирское сидение в авто мужчины уселся Митч. Оправдывал свое решение тем, что в тачке Кевина стало уж слишком тесно. Причем реднек пришел не с пустыми руками — прихватил с собой пару пистолетов из тех, что вчера показывал Кевин. Одну из пушек старик молча засунул в рюкзак Дэна, даже не спрашивая, нужна ли она ему.

2

Старик по пути к спальному району почти не болтал, чему Дэн был только рад. Разве что спросил удобно ли ребенку в «этой тряпочной штуке», называть переноску слингом Митч не хотел. Дочке на самом деле было удобно, Каннингем думал, что она будет вырываться или плакать, но девочка не издала ни звука — позже отец понял, что она задремала.

— Ты как беременный, — после продолжительной тишины вдруг сказал реднек, улыбаясь почти беззубым ртом.

Дэниел посмотрел вниз на обмотки оранжевого шарфа, и на самом деле даже при малом напряжении воображения можно было подумать, что слинг — беременный живот. Забавное сравнение самого мужчину не повеселило, но опечалило.

— Митч, скажи, почему ты не согласился посидеть с ребенком? — Дэн попытался заговорить без претензии и злости. — Что за глупости про мужскую и женскую работу? Из-за того, что ты умеешь обращаться с детьми, никто бабой считать тебя не начнет. Но начнут считать очень крутым батей. Или дедушкой.

— Я никакой не очень крутой, Дэн, — закряхтел мужчина, поудобнее усаживаясь в кресле. — Ты, конечно, извиняй за то, что не согласился. Это только еще раз доказывает, что я ни в одном месте и близко не крутой. Я, знаешь, — реднек вздохнул, не решаясь сказать следующую фразу, — боялся, Дэн. Мне было страшно стать для вас бесполезным дедом, который только и может, что сидеть с детьми.

— Не знаю, кто бы так мог подумать, Митч. Мне бы это и в голову не пришло. А теперь из-за твоих страхов мне придется тащить дочь с собой, будто я беременный.

— И это чертовски странно выглядит, если хочешь знать мое мнение, — улыбнулся старик. — Вот сейчас, ты может, животик свой собственный надорвешь от смеха, но я скажу тебе одну шутку. К старости я людей читать научился как книги. — Дэн действительно не смог сдержать смеха, уж слишком стереотипно и пафосно это звучало с уст столяра-деревенщины. — Да, посмейся. Правда в том, что книги и людей я не очень-то люблю, но читать их умею быстро.

— И какую ж книгу ты последнюю прочёл? — продолжал улыбаться Каннингем.

— Книгу «Кевин Биртич». И там, на первой же странице, черным по белому и большим шрифтом для слепых пердунов написано, что он не хотел, чтобы ты ехал с нами. — Старик сделал паузу, чтобы харкнуть в открытое окно. Хорошо, что вторая машина не ехала следом. — Поэтому он никак и не вписался за тебя, хотя мог бы запросто. Я против него не настраиваю, и даже в душе не разумею мотивы Кея. Может он так заботился о тебе, мне каким боком знать?.. Но факт для меня очевидный — он хотел, чтобы ты с дочкой остался в том баре, а не тащился с нами следом. А ты взял и нарушил его идеальный план. И, кстати, на кой тебе надо вообще ехать за этим оружием несчастным? Сдалось оно тебе? Ты, вроде и так, и с ломиком нормально справлялся.

Ответить на вопросы Митча было не так просто, ведь очевидных ответов не было. Дэн действовал не столько осознанно, сколько интуитивно. И вот это неосознанное, им управлявшее в большинстве решений, иногда шло во вред самому Каннингему. Слова реднека заставили задуматься, что может на самом деле стоило не рваться так в эту поездку, может и без него отлично обошлись бы. Впрочем, было у мужчины всего одно оправдание своему странному поведению:

— Как я вас брошу? Вас кучка трупов у бара окружила, так вы выйти не могли, пока я не пришел. Страшно представить, что будет в пригороде. Когда я оттуда уезжал, там уже было столько живых мертвецов, что еле выбрался. — Дэн глянул на старика и заметил, что тот заметно приуныл. — Я не хотел, чтобы вы уехали и не вернулись. Тогда ваша смерть была бы и на моих руках.

— Ну что за дурень. О себе думай, о дочке, а не о нас. Нет, правильно сказал Кевин, герой! Что ты бредишь, герой? — нахмурился Митч. — Справились бы мы и без твоего лома. Нас, блин, трое мужиков! Прорвались бы как-нибудь…

— Прорвались, прямо как вчера в туалете? Там вы сколько прятались, весь вечер? — вкрадчиво спросил Каннингем. — Или Кевин наврал что-то? Я ведь знаю его, он врать может.

— Прятались, да! Сколько нужно прятались. А что, у тебя проблемы с этим, а? — в агрессии старика ощущалась неуверенность, будто выпадами пытался защищаться.

— Никаких проблем.

Настроение казалось окончательно испорченным. Возможно, виной тому был не только напряженный разговор, но и то, что по мере приближения к городу, все чаще на трассе они им встречались живые мертвецы. Одни брели в одиночку, другие группками по два-три человека; были среди них одетые хорошо и бедно, ярко и бледно, при всём параде