Мир колонизаторов и магии (СИ) - Птица Алексей

Видимо, о том же самом думал и падре.

— Падре, как нам дальше быть? Ты же владеешь магией?

В своё время, я насмотрелся фильмов про Джека Воробья и представления о том, что будет дальше, в плену у пиратов, всплывали в моей голове достаточно красочно и реалистично. А уж после того, как мы практически месяц голодали, и подавно. Ничего хорошего от них ждать не приходилось, один обман и смерть.

Падре Антоний отвечать не спешил. Вместо этого, он встал и обратился к другому пирату, сидевшему поодаль и чинившему свой ботинок с помощью огромного шила и дратвы.

— Уважаемый ландрон, не подстрелите ли вы нам вон ту птицу. И он показал на стаю грифов, расположившихся на ветвях другого дерева. Пират ощерился в улыбке и кивнул головой. Подняв свой мушкет, он прицелился и выстрелил. Подстреленный гриф тут же упал с дерева. Падре, поднявшись, неторопливо направился к нему. А я подошёл к этому же пирату и сказал.

— У нас нет ножа, чтобы разделать и зажарить эту птицу, не дадите ли вы нам его?

— Э, малыш, да ты, никак, сбежать хочешь, да ещё и нож для этого просишь, я видел, как вы голыми руками разрывали этого «каплуна» и падальщика. Вы, испанцы, только и годитесь на то, чтобы падаль есть. И сами падаль, и едите тех, кто питался вами же. Когда мы приплыли сюда, эти птицы были в два раза меньше и жутко худыми. Одни кости и перья, а после того, как мы накормили их вашими трупами, посмотри, какими они стали жирными!

Слова застряли в моем горле, к которому подкатил тугой ком. Хотелось проклясть его страшной клятвой. В который уже раз, я пожалел, что полный ноль в магии, а этот… Антоний, только и мог, что молиться, да говорить, что святая магия не предназначена для битв. Ага, как же!

Но делать было нечего, этот пират осадил меня. Но и мне было, что сказать ему. Ведь они тоже жрали в крепости этих птиц, когда у них закончились продукты. Кстати, почему, когда в море полно рыбы? Одни вопросы, без ответов. Но указывать ему на то, что он тоже любитель пернатых падальщиков, я не стал.

Не стоит дразнить этих людей без нужды, когда ты только и можешь, что бездарно помереть. А мне ещё нужно было обязательно выжить и расплатиться по всем своим долгам, ибо накопилось их не в меру. Ну вот, опять пафос испанский попёр. Пойду, попытаю падре, пусть он меня научит магии, раз сам не в состоянии ей пользоваться. А то, чувствую, что в правой стороне груди у меня уже не ядро, а огромный булыжник, раскалённый докрасна, скоро и делиться начнёт, а там и до взрыва недалеко… термоядерного!

Магическое ядро, оно, наверное, такое. Видимо, на моём лице с крючковатым носом отразились какие-то мысли, потому что пират тут же схватился за свой пистолет и, наставив его на меня, сказал.

— А ну-ка, вали отсюда, «Восемь реалов», пока я не проделал в тебе дырку, не вставил туда верёвку и не подвесил тебя на ближайшем суку. Будешь на нём с грифами торговаться и нож просить у них, чтобы верёвку перерезать. На очередную глупость, которую сказал пират, я не обратил внимания, но вот моя кличка… странная. Эта глупая кличка приклеилась ко мне отчего-то, но пока она совсем не мешала мне жить.

Вернувшись к падре, я стал помогать ему, обдирать тушку грифа. Закончив с этим занятием, я уставился в глаза падре. Первого грифа-индейку мы съели, потому как были очень голодны, и я разрывал мясо голыми руками и изрядно отросшими ногтями. Сейчас можно было сделать то же самое, но уже особого желания у меня на это не было, да и ногти, в процессе разделки, я все обломал.

— Ну, так что, падре? Нож мне не дали, стекла здесь нет, шёлковой нитки тоже. Как мы будем рвать это мясо, а ведь нам ещё надо его завялить на солнце и вымочить в солёной воде. Где ваша магия, падре, неужели она не поможет нам?

Вместо ответа, тяжело вздохнув, падре начал бродить по песку и, найдя несколько раковин, стал внимательно их рассматривать, а потом осторожно бить одну о другую, в процессе этого тихо читая молитву на латыни. Я с удовольствием смотрел на его руки. В правой стороне груди немного ворохнулось, и на моих глазах одна из раковин обломалась с краю, показав заострённую часть.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Усмехнувшись, падре взял её в руку и стал срезать мясо грифа с костей, словно ножом. Больше чудес в этот день я не увидел. С помощью этой раковины мы разрезали всё мясо на тонкие пластины и полоски, прополоскали его в солёной морской воде и разложили на больших камнях, подставив солнцу.

Нам никто не мешал, всем было на нас наплевать, но как только мы подходили к лодкам или кораблям, нас сразу окрикивали и отправляли обратно, угрожая оружием. Мы так и сидели на большом песчаном острове, слева от которого начинался океан, а справа протекала река, впадая в него, вялили разделанное мясо и думали о будущих несчастиях.

Пока мы насыщались и старались заготовить себе мясо впрок, на этом острове проходило самое интересное событие в жизни пиратов, а именно, делёжка награбленного, о которой мы ничего не знали. Не выдержав молчания, я всё же решился задать вопрос падре.

— Падре, я ничего не знаю о магии и о том, что она может.

Падре вздохнул и искоса посмотрел на меня.

— Что ты хочешь узнать? И почему твой отец не научил тебя основам этого? Ты не прошёл инициацию?

Блин, опять эти еврейские вопросы! У падре, действительно, в роду не было марранов или сефардов? Ну да ладно, я не знал, как правильно ответить на этот вопрос. Подумав, я всё же рискнул рассказать.

— Отец пропал, когда мне было десять лет, и он почти не занимался мной, был весь в делах, в заботах. Инициацию я помню очень плохо, а после того, как я очнулся после пыток, я многого не помню, очень многого. Да и после удара эфесом этого кинжала, я ещё больше забыл и просто ничего не помню. Даже мать забыл!

— Как-то так, и что теперь делать я не знаю, и как жить дальше? Если мы с вами, падре, не сможем разбудить мои магические способности, или вернуть ваши, то погибнем в море, и обратно больше никогда не вернёмся.

Падре внимательно смотрел на меня.

— Эрнандо, а тебе точно тринадцать лет?

Я опешил и, посмотрев на своё тело, ответил.

— Ну да, вроде как, а что?

— Видишь ли, ты разговариваешь, как взрослый муж, а не как глупый и ничего не знающий подросток. Я давно смотрю на тебя и не понимаю, как так может быть. Ты ничего не знаешь о магии, да и о мире тоже, но, при этом, абсолютно здраво рассуждаешь и задумываешься над такими вопросами, о которых даже я бы не подумал. Откуда это у тебя?

— Хгм, я же и говорю, когда пытали меня, я, видимо, быстро повзрослел, а память потерял! Коснувшись рукой шрама на голове, я продолжил. — Вот тут помню, а вот тут, совсем нет. Инвалид я!

— Как, как ты сказал, инвалид?

— Ну да, инвалид, у меня ножка болит, — прикинулся я дурачком. Пусть лучше думает, что у меня «крыша» поехала, или то, что я сумасшедший, чем начнёт меня в чём-то подозревать. А то подумает, что в меня какой-нибудь ибис вселился. Или ирбис? Что-то голова совсем кругом пошла, наверное, напекло её от этих разговоров.

— Ты непонятно выражаешься, Эрнандо, я не понимаю тебя. Нагрузка на твою психику была огромной, не каждый взрослый испанец сможет выдержать такое, особенно сейчас, когда мы теряем своё превосходство перед другими, более молодыми, нациями. Это удручает.

— Я не могу сейчас ответить на твой вопрос, он очень сложный. Могу тебе сказать только одно, я на какое-то время утратил свои магические возможности, и сейчас моё ядро пусто, как разбитый кувшин. А другая информация будет тебе только мешать, ведь и твоё ядро сейчас молчит. Тебе надо учиться в семинарии, там тебе всё объяснят, а пока давай займёмся делом. Мясо завялилось и нам надо его спрятать в складках одежды. Не думаю, что у нас будет другой шанс запастись им. А будут ли нас кормить в последующем, не сможет сказать никто.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Пожав плечами, я согласился с ним, и мы занялись этим интересным делом.

Глава 5 У Гасконца