Елизавета Петровна. Императрица, не похожая на других - Франсина Доминик Лиштенан

Это завещание вскорости было оспорено; Меншикова обвинили в том, что он оказывал давление на умирающую или по своему произволу перетолковал ее последнюю волю. Персона юного Петра ни у кого не вызывала возражений, но пока сановники хотели, чтобы регентство взяла на себя Анна. Но Меншиков, который никогда не лез за словом в карман, оправился быстро: царевна, напомнил он, только что сочеталась браком с принцем-протестантом, тем самым утратив де-факто и де-юре все права на корону Романовых. О возможности доверить регентство Елизавете даже не заходила речь. Последняя держалась скромно, во все эти интриги не вмешивалась, может быть, из-за подавленного состояния духа, но не исключено, что просто за неимением достаточно могущественных сторонников. Завещание царицы независимо от того, было оно продиктовано Меншиковым или нет, было на руку самым ярым честолюбцам, так как убирало Елизавету с их пути: оказавшись в роковом списке на столь незавидном месте, молодая девушка теперь не имела ни малейшего шанса наследовать своей матери{88}. Однако ее жизнерадостность и природная веселость нрава помогли царевне быстро забыть обиду; к тому же приятельские отношения с законным престолонаследником позволяли предполагать, что она сумеет занять привилегированное место при дворе.

Глава II.

НЕСКОНЧАЕМОЕ ОЖИДАНИЕ (1725-1740).

ВОКРУГ ТРОНА

Когда перед смертью Екатерины I при дворе начались склоки вокруг престолонаследия, Вена стала активно поддерживать кандидатуру Петра Алексеевича, внука Петра Великого и Евдокии Лопухиной, ведь он являлся вместе с тем потомком семейства Брауншвейг-Вольфенбюттель, родней Габсбургов по материнской линии. Для Карла VI важно было сохранить систему альянсов, благоприятствующую его политике на Востоке. В дебаты о наследстве Романовых на свой манер ввязалась и Пруссия, ее представители стали раздавать некие суммы подношений членам совета и гвардейцам с целью наладить связь с новым правителем или на худой конец с его сторонниками. Британцы приветствовали грядущую коронацию единственного законного претендента, в чьих жилах течет царская кровь. Анна и Елизавета могли сколько угодно очаровывать дипломатов, все равно их рождение вне брака и сомнительное происхождение их матери разом исключало для них возможность соперничать с этим двенадцатилетним мальчиком, которому престол отходил по праву. Между тем на Руси парод и вся знать, как старинная, так и новоявленная, с недоверием относились к этому первому царю, рожденному от брака с иностранкой: Петр был объявлен наследником престола 8 мая, на следующий день после смерти Екатерины; коронация состоялась год спустя, в мае 1726 года. Члены совета придерживались воли покойной императрицы, выраженной в завещании, согласно которому две ее дочери должны были при помощи этих самых членов заниматься ведением текущих дел. Однако за весь этот период Анна и Елизавета подписали всего лишь один-единственный протокол Верховного тайного совета, документ сугубо малозначительный, согласно которому некое государственное здание передавалось в частную собственность. Вскоре молодых женщин и вовсе оттеснили отдел. Всем заправлял Меншиков. Этот грозный политик, прикидываясь, будто опирается на совет, своими кознями разжигал рознь между кланами и группировками{89}. Прямые наследницы великого государя служили излюбленной мишенью его происков. В них одних виделась угроза его планам, конечная цель которых была ясна каждому: речь шла о бесповоротном захвате власти.

С малолетства оставшись сиротой, Петр II не мог похвастаться образованием, достойным будущего самодержца; дед отстранил его от дел государства, ибо внуку ни в коем случае не полагалось занять его трон. Этот молодой человек, приятный в обхождении и хорошо сложенный, проводил свое время на охоте. Он был так же гневлив, как прославленный предок, проявлял ту же склонность к алкоголю, да и в сексуальном отношении оказался весьма скороспелым. В первые недели царствования он сделал своей советчицей сестру Наталью; эта молодая женщина была самоучкой. План, согласно которому рассаживались сотрапезники на одном из первых организованных новым монархом пиров, обнаруживает, каковы были его предпочтения: Наталья сидела от него по правую руку, Меншиков слева — таким образом, этот парвеню в ущерб теткам нового императора занял при нем особое место. Екатерина ставила условие, чтобы все решения совета принимались большинством голосов его членов, но Меншиков присвоил себе право издавать указы по своей единоличной воле. Самопровозглашенный опекун царевича, он вынудил Петра поселиться в его резиденции на Васильевском острове и жить там вплоть до своего совершеннолетия. Усилиями министра вокруг молодого правителя образовалась пустота; он даже забывал приглашать дипломатический корпус на традиционные торжественные приемы. Приближаться к юноше было позволено только Остерману да нескольким преданным приверженцам Меншикова{90}.

Дочери Петра Великого предпочли удалиться от двора: Анна с мужем заперлись во дворце Екатерины (будущем Царском Селе); Елизавета надела траур по любекскому епископу и вела жизнь затворницы в Летнем дворце. Меншиков воспользовался этим, чтобы с величайшей пышностью отпраздновать помолвку своей дочери Марии с Петром. По этому случаю он выделил невесте ренту в 34 000 рублей, почерпнутых из средств, зарезервированных для Елизаветы, чьи средства сократились теперь до 12 000 рублей. Подарков, предназначенных сестре и теткам царя, никто из них так и не получил. Анна Петровна и ее муж Карл Фридрих фон Голштейн-Готторпский претерпели зело много унижений: так, Меншиков конфисковал у них свадебный подарок Петра Великого — остров Эзель (ныне Сааремаа), чтобы подарить его австрийцу Рабутеиу, весьма щедрому на дорогие подношения и мелкие знаки внимания. Анне и Елизавете так никогда и не довелось взглянуть на завешанные им материнские бриллианты; да и рента выплачивалась скупо. Кому жаловаться? Стараниями Меншикова воцарилась атмосфера глухого страха, совсем не похожая на испуг, от случая к случаю возникавший из-за припадков ярости Петра Великого{91}. 12 августа 1727 года Анна и ее муж, чета, впрочем, весьма разобщенная, предпочли оставить Санкт-Петербург и перебраться в Киль, где у них вскорости родился сын, будущий Петр III. Елизавета забилась в свои покой и не пыталась вступиться за сестру или удержать ее в России. После двух месяцев траура она вновь появилась при дворе, верная себе, сияющая. Ее беззаботная, радостная манера держаться усыпила подозрения противников, к какой бы группировке они ни принадлежали: все сочли ее не способной к исполнению обязанностей управления государством и решили, что она сама сторонится политических решений.{92}

Достоинством Меншикова было упорство, а недостатком — отсутствие чувства меры. Чтобы укрепить свои позиции, он возмечтал выдать Наталью, внучку Петра Великого, за одного из своих сыновей. Таким манером фаворит рассчитывал обеспечить себе долгосрочное регентство, первое место в государстве. Но тут он хватил через край: представители родовитой знати поняли, что позволить Меншикову добиться своего значило бы увековечить, притом в самой что ни на есть вызывающей форме, новшества Петра Великого (которого некоторые из них поносили) и во всех смыслах пожертвовать своими прерогативами в пользу выскочек, к числу коих они относили и незаконнорожденных дочерей царя. Аристократы объединили усилия, чтобы низвергнуть самозванца, отстранившего их от кормила правления. Долгорукие сумели воспользоваться с этой целью слабостями юного монарха. Один из них, Иван Долгорукий, стал любимцем и товарищем в беспутных похождениях Петра, явно унаследовавшего бисексуальность своего деда: доходило до того, что молодые люди делили одну спальню, к большому огорчению княжны Натальи, которая понимала, что ее оттесняют на задний план. Петр постарался ввести Алексея и Василия Долгоруких в опекунский совет. В то время из птенцов гнезда Петрова оставались только министр иностранных дел Остерман да канцлер Головкин.

Петр между тем стал мало-помалу избавляться от своей зависимости от Меншикова, возможно, под воздействием Елизаветы, которой хватило ловкости для того, чтобы не проявлять предпочтения ни к одному из противоборствующих кланов, но то, что она имела влияние на царя, представляется несомненным. Петр покинул Васильевский остров, чтобы переселиться в Летний дворец, где она уже прочно обосновалась. 8 сентября 1727 года юный монарх созвал совет, на котором было принято решение об аресте Меншикова. Лишенный титулов и должностей, он должен был удалиться с семейством в свои поместья. При этом поначалу заговорщики думали оставить ему его имущество. Когда же выяснилось, что бывший царев опекун — самый богатый человек в стране, во владении которого 90 000 гектаров земельных угодий, 13 миллионов рублей, сотни пудов золота, серебра и алмазов, не считая сумм, по всей вероятности, хранящихся за границей, царь встал на дыбы: ну нет, эти деньги по справедливости должны быть возвращены в казну. При повторном расследовании выяснилось, что Меншиков получил 5000 дукатов от королевского семейства Англии за то, чтобы разорвать заключенный в 1724 году союз между Россией и Швецией. Теперь его уже обвинили в измене. 8 апреля 1728 года Петр подписал указ, согласно которому зарвавшийся выскочка был осужден к ссылке с конфискацией имущества. Он был арестован в своей резиденции в Ораниенбурге и без дальнейших проволочек отправлен в Березов. Там он год спустя умер от туберкулеза. Его жена и дочь Мария, царская невеста, в ту нору шестнадцатилетняя, умерли в дороге, что, впрочем, не произвело на Петра никакого впечатления. Никто не проронил в их защиту ни слова: Остерман, Голицын, Головкин, равно как (даром что формальных доказательств тому не обнаружено) Наталья и Елизавета, считались виновниками их гибели, а с этим весьма сплоченным кланом лучше было не связываться. А несколько дней спустя легочная болезнь унесла в могилу сестру императора. С ее смертью, если верить Жану Лефорту (племянник сподвижника Петра I Франца Лефорта), иностранцы потеряли свою единственную покровительницу при этом ксенофобском, дикарском и упрямом дворе{93}. Иван Долгорукий с большой помпой вернулся ко двору, и вскоре было объявлено о браке его сестры Екатерины с царем, несмотря на то что у невесты была любовная связь с австрийским дипломатом Миллезимо. Злые языки столько над этим потешались, что разозленный Петр отложил свадебные торжества.