Аккордеоновые крылья (сборник) - Улья Нова

– Между прочим, у нее неплохая фигура, – заметил он Павлику за сигаретой.

– И не только фигура, – сухо отчеканил Павлик.

Артем заметил их вместе как-то на днях, за обедом. Они сидели лицом друг к другу, в сторонке от всех, и тихо разговаривали.

– Ой, шутишь, – фыркнула Наденька, – наш Павлик со всеми обаятельный, он умненький и серое – не в его вкусе.

Наденька наверняка была права, но только вот почему по вечерам, заводя машину, Артем теперь почти каждый день пристально наблюдал, как Сапа и Павлик вместе идут к метро. И потом еще некоторое время он сидел в тишине, всматриваясь в пустынные дворы окрестных пятиэтажек, отчего-то слегка приуныв и даже за что-то злясь на себя.

Как-то вечером, когда Сапа уже вышла, а Павлик замешкался у своего стола, Наденька подошла и сразу перешла в наступление:

– Ты осунулся, надо больше отдыхать, – громко всхлипнула она.

– Спасибо за заботу, – усмехнулся Павлик, спеша поскорее уйти. Преградив ему дорогу, с другого бока на стул опустилась бухгалтер Елена Николаевна и заговорщически произнесла:

– И все-таки, с кем встречалась наша Тихая Сапа две недели назад на Чистых Прудах? – и они внимательно посмотрели на Павлика, который должен был почувствовать себя словно подопытный кролик. Но он, ничуть не смутившись, почти шепотом спросил:

– И вы до сих пор не знаете этой истории? – Коллеги сомкнулись в тесный кружок, склонили головы, чтобы ничего не упустить. – Вероника впервые в жизни купила iPhone и тут же забыла его в такси. Водитель позвонил ей через несколько дней. Он долго оправдывался и извинялся, что был занят. С ним-то она и встречалась на Чистых прудах. Он вернул ей пропажу. Вернул совсем новый iPhone, представляете…

Через пару дней Артем допоздна задержался в офисе. С трудом оторвавшись от ноутбука, налил себе кофе, подошел к окну и долго смотрел на угол серого здания и на свою одинокую машину в разросшейся за день снежной фуражке. Потом его взгляд снова начал обследовать стол Сапы. Аккуратные стопочки папок и бумаг. Кружка, брелок, точилка для карандаша в форме яблока. Как всегда – порядок и строгость. Как всегда, ничего, что могло бы нечаянно раскрыть привычки, маленькие слабости или тайные пристрастия этой невыразительной или все же неотразимой девушки в сером.

Артем подошел к столу Тихой Сапы и аккуратно выдвинул один за другим боковые ящики. В верхнем оказались бумаги. Документы и какие-то бланки. В среднем были наушники, пачка крекеров и та самая маленькая деревянная щетка для волос. Нижний ящик пока пустовал. Артем еще раз, придирчиво, как частный детектив, осмотрел стол Сапы. Рядом с монитором лежал снова забытый по рассеянности новенький iPhone. Он был в строгом чехольчике из мягкой серой замши. Артем подкинул iPhone в руке. Ему почему-то вспомнилось, как когда-то его родители старательно искали и долго выбирали диван и кресла, рассчитывая провести в их окружении всю свою жизнь, до глубокой старости. Он вспомнил, как раньше «справляли пальто» на многие годы. И дарили жене шубу, рассчитывая, что подарок прослужит лет семь-восемь, как раз до пенсии. Перед его глазами сами собой пронеслись каруселью все эти кухонные гарнитуры, полочки в ванной, пледы, пуфики и журнальные столики, которые когда-то покупали на всю жизнь. Однажды, давным-давно, не было этой заразительной и повсеместной небрежности, вещи принято было беречь в надежде, что они послужат еще и детям. Артему вдруг тоже захотелось, чтобы в его жизни возникло нечто такое: долговечное, крепкое, на многие годы. Он задумался об этом впервые. Именно сейчас, в пустынном вечернем офисе, сжав в руке iPhone Сапы, заключенный в серый замшевый чехольчик. Он понял, что теперь наконец готов, чтобы у него в жизни появилось хоть что-нибудь основательное и постоянное.

Любопытство одержало верх, смущение и стыд были отброшены куда подальше. И вот он уже невозмутимо листал набор программок Сапиного iPhon`a. Без тени смущения, безо всякого трепета, как будто его работа – заглядывать в чужую жизнь. Список ее личных контактов был пуст, словно замер в ожидании. Единственное, что ему удалось обнаружить, – это имя «Вероника», телефонный номер офиса и еще ее домашний телефон. Не особенно раздумывая, полностью предоставив себя моменту, околдованный долговечными родительскими диванами и так необходимым ему теперь постоянством, Артем набрал домашний Сапы. Он был уверен, что сегодня настал его вечер. Он уже заранее видел перед глазами заснеженный Чистопрудный бульвар. Видел себя и ее в каком-нибудь маленьком кафе возле Покровки. Он знал наизусть все слова, которые скажет. Он был в них уверен. Прямо перед ним в даль вечернего окна и уходящей чуть в горочку невзрачной улочки разворачивалась так необходимая ему теперь определенность, ясность и основательность. На многие-многие годы. Ожидая Сапиного ответа, он засунул руку в карман, сдержал зевок, осмотрел двор и тихонько, очень доверительно шепнул, как будто они уже лет пять вместе:

– Привет, Вероника. Это Артем. Ты снова забыла iPhone, на этот раз в офисе, на своем столе. Ты его специально, что ли, забываешь? Испытываешь окружающих? Знаешь, я подумал, что это отличный предлог, чтобы мы с тобой встретились сегодня где-нибудь на свободе. Попьем кофе. Давай, я тебя подберу минут через сорок возле Тургеневской?

Он знал, что Тихая Сапа обрадуется, но не подаст виду. Он был уверен, что она согласится и уже совсем скоро прилетит к нему через морозный город и снегопад в своем легоньком и летящем сером пальто, так похожая на невесомую бабочку или на невзрачного мотылька. Он мог бы пересказать все ее слова этого вечера. Знал наизусть, какие будут улыбки. Он отлично знал, где и когда возьмет ее за руку. И уже чувствовал умиротворяющее молочное тепло ее шеи, которую поцелует под взметнувшимся от земли до неба голубым снегопадом.

Теперь он затих в спокойствии, в долгожданном равновесии, приготовившись кивать и получать подтверждения всему тому, что знает про сегодняшний вечер и про многие годы своей жизни. Но Тихая Сапа помолчала. Потом она мягко и сбивчиво шепнула: «Ничего страшного, не утруждайся. Оставь телефон на столе, где он и лежал».

Она совсем тихо добавила: «Спасибо. До завтра, Артем». И завершила разговор. В iPhone, в пустынных комнатах и коридорах офиса снова царила неопределенная, ничего не обещающая тишина. И Артем некоторое время зачарованно вслушивался в однообразные, торопливые, всхлипывающие гудки своего несостоявшегося будущего.

Сказка о слабости

1

Он крепко держал Вету за запястье. До боли вцепился в тоненькую, почти прозрачную руку. Иногда сжимал так сильно, что ее ладонь немела и пальцы казались почти стеклянными.

Наручных часов Вета никогда не носила. Однажды он этим воспользовался – крепко схватил ее запястье в давке утреннего вагона, набитого до ржавого скрипа сонными и начесанными, а еще напудренными, наглаженными, надушенными людьми. Все это разнообразие сливалось в одно настороженное утреннее лицо, несущееся с окраины в центр. Он держал ее за запястье в сумеречном вестибюле грязного здания из тусклого алюминия и пыльного стекла. Не выпускал руку, а намеренно сильнее сжимал в комнатке-подсобке, где пили чай и строго запрещалось курить.

Иногда его хватка чуть слабела, ощущалась костяным браслетом, который норовил съехать, перетянув и до боли прижав друг к другу лучики пястных косточек, ломких и шуршащих, как весенние камыши. Иногда его хватка мерещилась широким золотым наручником, который чуть мал и душит руку, будто тоненькую и беззащитную шею котенка. Порой она чувствовала его пальцы. Это было не угадывание, нет. Она подробно чувствовала узловатые, ледяные пальцы. Каждый в отдельности упрямо врастал ей в запястье, будто привитая веточка или еще хуже – хищная омела, которая медленно становилась частью слабеющего дерева. Иногда его рука, сжимающая запястье, становилась такой жгучей и настойчивой, что Вета начинала задыхаться.

Стоило ей заболтаться по телефону с троюродной сестрой, сипло расхохотаться со встреченными в коридоре курьерами, засмотреться на крыши сквозь сизую вуаль сигаретного дыма, он сразу же чувствовал: отвлеклась. Живет себе дальше, будто ничего особенного не случилось. Именно в такие моменты он неожиданно дергал ее за руку. А иногда резко и грубо тащил куда-то вбок. Как всегда – чуточку издевался, вышибал дух, по крупинке выколачивал силы. Ему и раньше разными ухищрениями и уловками нравилось неожиданно сбивать Вету с настроения, надламывать ее воодушевление, гасить восторг. Будто выставляя умело просчитанную подножку. Слегка припугивать. Расстраивать. Тормошить. Теперь от его неожиданных подергиваний Вете становилось невмоготу. После каждого такого рывка она несколько минут ничего не соображала. Чувствовала себя сломанной куклой. Вмиг теряла все защитные шуточки, маленькие оборонительные хитрости. И признавала, что очутилась в маленьком незаслуженном истязании. В тихом аду, из которого никак не могла выбраться.