Встречи с Индонезией - Януш Камоцкий

Подплываем к Баюнлинчиру, деревне, расположенной в устье реки Медак, в 70 километрах от административного центра кечаматана. Деревенский староста принимает меня весьма любезно в своем домике, стоящем, как и другие дома, на плоту, заякоренном у берега. Устраиваю совещание с участием моих спутников и нескольких гостей старосты. Обсуждаем, как подготовиться к экспедиции, что взять с собой и прочее. Кубу живут в каких-нибудь 30 километрах отсюда. Здешние жители о них совсем иного мнения, чем официальные лица. Их не считают опасными или плохими людьми, напротив — спокойным, мирным народом, который подвергается такой же беспощадной эксплуатации со стороны скупщиков, как и жители деревни Медак, поддерживающие с кубу постоянные контакты. Амин Бурхан, председатель совета марги (территориальной общины) Лалан у палембангцев, на чье попечение передают меня мои спутники, решившие на всякий случай держаться от кубу подальше и подождать меня в Баюнлинчире, отвезет меня в деревню кубу на реке Медак и через два-три дня привезет обратно.

В лодке-лавочке покупаю запас риса на дорогу, табак, кусочки специально подрезанных листьев для самодельных сигарет, немного бетеля для женщин и отправляюсь в путь. К деревне кубу подплываем ночью. На берегу мелькают огоньки. Амин говорит, что это горят костры возле шалашей. Однако это еще не конечная цель нашего путешествия. Мы хотим добраться до самого большого селения кубу. В начале третьего причаливаем к берегу. Темно, костры едва тлеют. Выхожу на берег, заглядываю в одну из хижин. Хозяин — он, кажется, не совсем проснулся — смотрит на меня с некоторым смущением. Со всей возможной любезностью объясняю ему, что очень устал и хочу спать. О цели своего приезда расскажу завтра. Парень попался, видимо, толковый. Он сразу понял меня и немного подвинулся, освободив краешек циновки.

Спал я крепко, а когда проснулся и вышел из хижины, солнце стояло уже высоко. Амин о чем-то совещался с кубу. Как я напугал ребятишек, с какими кряками они кинулись врассыпную! Достаю коробку (жестяную, конечно: никакие другие не выдержали бы здешнего климата) с польскими конфетами, открываю и протягиваю ребятишкам. Те опять в крик и бежать. Я не сдаюсь — сажусь около хижины и, причмокивая, съедаю конфетку. На моем лице восторг и наслаждение — очень вкусно! Подхожу к детям. Убегают, но теперь уже не так далеко. Съедаю еще одну конфету, выразительно поглаживая себе по животу. Победа — самый храбрый из малышей начинает двигаться в мою сторону. Чтобы не спугнуть его, медленно протягиваю руку с конфетой. Малыш опасливо приближается. Наконец любопытство берет верх, и он издали протягивает ручонку, хватает конфету, быстро отходит на несколько шагов, сперва осторожно, а потом с большим удовольствием съедает конфету и уже смело является за второй. Его примеру следуют дети, за ними появляются мамы. И вот мы уже подружились. Когда все конфеты съедены, преподношу хозяйке той хижины, в которой ночевал, бесценный дар — пустую коробку из-под конфет.

Немного позднее пошли в ход сигареты. В результате хорошие отношения установились и с мужчинами. Меня тут же переселили в другую, более удобную хижину на высоких сваях (значит, более сухую). В прежней сильно тянуло холодом от земли. Хозяева хижины — бездетная пара. На одной циновке будут спать хозяева, на другой — я, Амин и его племянник, нанятый в качестве повара и прачки.

Нелегко мне было избавиться от своих опекунов, и все-таки я это сделал. Сперва я спровадил Далана, а затем и Амина. По прошествии трех дней, когда они надумали возвращаться домой, я заявил, что уже познакомился с людьми, очень хорошо себя здесь чувствую и никуда отсюда не поеду. Но Амина ждет жена с недавно родившимся младенцем, она — я уверен — скучает и нуждается в его помощи, поэтому пусть он съездит на несколько дней домой, а через некоторое время вернется за мной. Я же пока займусь своими делами. Немного поартачившись, Амин уехал. А я вздохнул с облегчением. Так туан доктор Януиз Камоки, как меня представил здесь Амин, остался в деревеньке кубу.

Без помощи Амина мне иногда трудно было объясняться с кубу. Но в то же время я убедился, что он не всегда точно переводил. Недостаточно хорошо разбираясь в общественной организации деревни, он часто давал мне ложную информацию.

Для меня осталась неясна роль местных попечителей кубу, таких, как мой Амин. Между ними действительно существуют добрые взаимоотношения: Амина хорошо приняли, он был знаком почти со всеми жителями деревни. Но связывают ли его с кубу только деловые интересы, или он опекает их как председатель совета марги, я не понял.

Кубу живут группами. На реке Медак собралось несколько групп, образующих единое целое. Они вместе кочуют и пользуются одними стоянками в лесу. Вождя кубу — кепалу — местное оседлое население иногда называет раджей. Власть вождя традиционно наследственная, переходит от отца к сыну, как в европейских династиях, иди, если вождь умирает бездетным, к его старшему брату. Нынешний вождь кубу, Соманд, — брат моего хозяина и мой сосед. Его хижина стоит напротив нашей. Он ничем не отличается от своих сородичей. Ходит в такой же рваной одежде, живет в такой же хижине, как и все, как все, собирает стебли ротанга. Единственное, что возвышает его над остальными, — это трубка, предмет безумной роскоши. Соманд — сын Пилу и внук Дуллмбума. Он сын и внук вождей. Вождь обладает абсолютной властью, но в важнейших вопросах совещается с соплеменниками. Я неоднократно видел, как Соманд обсуждал какие-то вопросы с моим хозяином, своим братом. Играл ли брат вождя в таких случаях роль «сенатора» или просто оказывал вождю чисто братскую помощь, мне неизвестно.

Скорее всего, кубу, живущие на берегах одной реки и вместе кочующие по одной территории, состоят в родстве друг с другом.

О местах своих кочевий кубу не говорят. Когда я спросил, знают ли они хотя бы, в какой провинции Индонезии находятся их стоянки, ответом было: никаких провинций и никакой Индонезии в джунглях нет, а есть только бог и кубу. (Кстати, стоянки моих кубу расположены вблизи северной границы Южной Суматры.) На прощание вождь пообещал, что в следующий мой приезд меня возьмут на кочевье. Вот какого я удостоился доверия! А ведь закон кубу суров: человека, который захотел бы выдать их тайны, они немедленно карают смертью. В отношении же меня они поняли, что я. не преследую никаких коварных целей, не буду выслеживать их и доносить властям. Почему они этого так боятся? Вероятно, потому, что они больше всего дорожат независимостью.

Как жаль, что я не могу себе позволить побродить с кубу по джунглям! Вот когда я мог бы по-настоящему познакомиться с жизнью этого племени.