120 дней Содома, или Школа разврата - Маркиз Сад

Двери комнаты, смежной с нишей, всегда будут приоткрыты, сами комнаты хорошо натоплены и обставлены мебелью, нужной для разных утех сладострастия. Четыре свечи будут гореть в каждом из этих кабинетов, пятая – в салоне ассамблеи.

Ровно в шесть часов рассказчица начнет свое повествование, которое друзья могут прерывать когда угодно. Рассказ будет длиться до десяти часов вечера; поскольку воображение будет воспламеняться, позволены любые виды наслаждений, но с одним условием: никто не должен лишиться девственности до назначенного срока. Зато можно делать все, что им вздумается, с прочищалами, женами, квадрильей, старухой при нем и даже тремя рассказчицами. Естественно, что, пока длятся эти забавы, рассказ обрывается.

В десять часов – ужин. Жены, рассказчица и восемь девочек ужинают вместе или порознь, но женщинам не положено ужинать вместе с мужчинами. Друзья ужинают с четырьмя прочищалами, не занятыми ночью, и четырьмя мальчиками. Четыре других будут ужинать отдельно, им будут прислуживать старухи. После ужина все вновь встречаются в салоне ассамблеи, на церемонии, носящей название «оргии». Салон будет освещен люстрами. Обнаженными будут все, в том числе и сами господа. Все здесь будет перемешано, и все будут предоставлены разврату, как животные на свободе. Позволено все, кроме лишения девственности; когда же это случится, с ребенком можно делать все, что придет в голову.

В два часа утра оргия заканчивается. Четверо прочищал, предназначенных для ночи, войдут в зал в легких сквозных одеяниях и подойдут каждый к тому из друзей, с кем должен спать в эту ночь, тот в свою очередь уведет с собой одну из жен или того из детей, кого в эту ночь лишат невинности (когда придет момент для этого), или рассказчицу или старуху, чтобы провести ночь между нею и своим прочищалой, творя все по своей прихоти с единственной оговоркой, что предмет сладострастия каждую ночь другой.

Таков будет распорядок каждого дня. Независимо от того, каждая из семнадцати недель пребывания в замке будет отмечена особым праздником. Это, прежде всего, будут свадьбы: о времени и месте каждой из них все будут оповещены заранее. Сначала это будут брачные торжества. Но так как первыми будут сочетаться самые юные, не способные пока к исполнению супружеских обязанностей, в порядке, установленном для растления малолетних, ничего не изменится. А браки между старшими будут праздноваться уже после лишения их невинности и тоже ничему не повредят, поскольку первые цветы уже будут сорваны.

Каждая старуха служанка будет отвечать за поведение четырех детей. Когда они заметят какие-либо провинности, они немедленно сообщат это тому из друзей, кто будет дежурным в этом месяце, а наказанием будут заниматься все в субботу вечером – в час оргии. Будет составлен точный список участников наказания. Что касается ошибок рассказчиц, они будут наказаны только наполовину по сравнению с детьми, поскольку их талант служит обществу, а таланты надо уважать. Жены и старухи будут наказаны вдвойне по сравнению с детьми. Каждый, кто откажет одному из друзей в том, о чем тот его просит, даже если его состояние не позволяет уступить, будет сурово наказан – пусть он предвидит и остережется.

Малейший смех или проявление непочтительности по отношению к друзьям во время свершения ими сладострастного действа считается особо тяжким преступлением. Мужчина, которого застанут в постели с женщиной, если это не предусмотрено специальным разрешением, где указана именно эта женщина, будет наказан отсечением члена. Малейший акт уважения к религии со стороны любого, кем бы он ни был, будет караться смертью. Рекомендуются самые грубые и грязные богохульства; имя Бога вообще нельзя произносить без проклятий и ругательств.

Когда кто-то из друзей идет испражняться, его сопровождает одна из женщин, которую он для этого избрал, чтобы заниматься необходимым при этих действиях уходом. Никто из подданных, будь это мужской пол, будь женский, не вправе приводить себя в порядок после исправления нужды без особого разрешения дежурного господина, а будет это правило нарушено, виновного ждет суровое наказание. Жены друзей не пользуются при этом никакими преимуществами перед другими женщинами. Напротив, их чаще других используют на самых грязных работах, например, при уборке общих туалетов и особенно туалета в часовне. Уборные вычищаются каждые восемь дней – это обязанность жен.

Если кто-либо манкирует заседанием ассамблеи, ему грозит смерть, кем бы он ни был.

Кухарки и их помощницы находятся в особом положении: их уважают. Если же кто-то покусится на их честь, его ждет штраф в размере тысячи луидоров. Эти деньги по возвращении во Францию должны будут послужить к началу нового предприятия – в духе этого или еще какого-либо другого.

Составив и обнародовав эти правила тридцатого октября, герцог провел все утро тридцать первого за проверкой и осмотром места предстоящих действий: достаточно ли оно надежно, нет ли чего, что могло бы способствовать как проникновению в это убежище, так и бегству из него. Убедившись, что надо быть птицей или дьяволом, чтобы пробраться туда или выбраться оттуда, он отчитался перед сотоварищами в своей комиссии, а вечер тридцать первого отвел на то, чтобы обратиться с речью к женщинам. Их собрали в зале рассказов, и герцог, поднявшись на трибуну (то есть на трон, предназначенный для рассказчиц), произнес речь, приблизительно следующего содержания:

– Вы, существа слабые и ничтожные, предназначенные единственно для наших наслаждений, надеюсь, вы не обольщаетесь мыслью, что властью, столь же нелепой, сколь и абсолютной, какой вам позволено пользоваться повсюду, вы сможете пользоваться и в этих местах. Под ярмом в тысячу раз более тяжким, чем рабское, вам нечего здесь ожидать, кроме унижений, и единственная добродетель, о которой не советую вам здесь забывать, – повиновение. Только оно соответствует тому положению, в котором вы оказались. И уж никак не вздумайте полагаться на ваши прелести. Даже слишком искушенные в устройстве таких ловушек должны ясно представлять себе, что мы на такие наживки не клюнем. Не забывайте ни на мгновение, что мы берем себе вас всех, но ни одна не должна рассчитывать, что именно ей удастся внушить вам чувство сострадания и жалости. Да и что, впрочем, можете вы предложить нам из того, чего бы мы не знали наизусть? Из того, чего бы не попирали ногами, зачастую даже в минуты восторженного исступления? Не считаю нужным скрывать от вас, что вас ожидает служба тяжкая, мучительная и изнурительная, и за малейшую оплошность вас неукоснительно и немедленно подвергнут суровому телесному наказанию. Потому я должен порекомендовать вам аккуратность, покорность и полное самоотречение в следовании нашим желаниям: пусть вашим единственным законом станет повиновение, летите навстречу нашим прихотям, предупреждайте их и помогайте им рождаться. И это не потому, что вы что-то выиграете таким поведением, а потому, что потеряете неизмеримо больше, если не последуете этим правилам. Подумайте о вашем положении, подумайте о том, кто вы и кто мы, и пусть эти мысли повергнут вас в трепет. Вы находитесь вдали от Франции, в глубине необитаемых лесов, среди крутых вершин и глубоких пропастей, все переходы через которые были разрушены, едва вы по ним прошли. Вы заточены в неприступной крепости; никто не ведает о вашем местопребывании, вы оторваны от ваших друзей и родных; для всего мира вы умерли, и только наши желания продлевают вашу жизнь.

И кто же те люди, во власти которых вы оказались теперь? Закоренелые злодеи, для которых нет иного Бога, чем их похоть, нет иного закона, чем разврат, и чьему распутству нет никаких пределов; совратители и растлители без веры, без принципов, без морали, чье самое незначительное преступление глубоко оскверняет все, что так ценят глупцы. Для нас убить женщину – да что я говорю «женщину!» – убить любого человека из населяющих поверхность земного шара так же легко, как прихлопнуть муху. Вряд ли сыщется порок, которому мы не предавались бы, пусть ни в ком из вас это не вызовет отвращения, принимайте наши желания без брезгливой мины, а смиренно, с терпением и даже с отвагой. Если, к несчастью, кто-либо из вас не выдержит бури наших страстей, пусть мужественно встретит свою участь: никому из нас не суждено жить вечно, и счастлива та женщина, что умирает юной.

Вам прочли правила весьма мудрые и надежно обеспечивающие как вашу безопасность, так и наши удовольствия. Следуйте же им не умничая, слепо и поостерегитесь раздражить нас дурным поведением.

Я знаю, что иные из вас уповают на известные узы, связывающие нас с ними, и рассчитывают благодаря им пользоваться некоторым снисхождением. Вы совершите роковую ошибку, если будете надеяться на это. Никакая связь не является священной в наших глазах, и чем более высоко стоит она в глазах других, тем более возбуждаются наши чувства от пренебрежения ею. Дочери наши и супруги, именно к вам обращаюсь я в эту минуту. Не ждите для себя никаких преимуществ. Напротив, предупреждаем вас, что обхождение с вами будет более суровым, нежели с другими, и именно для того, чтобы показать вам, до какой степени презираем мы те узы, которые, как вы полагаете, нерушимо соединили нас с вами. И не ждите к тому же, что наши прихоти, исполнения которых мы будем от вас требовать, будут адресоваться вам ясным и определенным образом: жест, взгляд, а то и внутреннее состояние души должны быть вам внятны, и если вы не поймете их, то вас подвергнут наказанию тотчас же. Это будет расценено как неповиновение, а не непонимание. Вам предстоит разбираться в наших жестах, взглядах, даже в выражении нашего лица. Предположим, к примеру, пожелали увидеть обнаженной такую-то часть вашего тела, а вы по оплошности подсунули другую: вы разумеете, до какой степени вы приведете в смятение наше воображение и охладите пыл либертина, который, к примеру, жаждал увидеть зад, чтобы разрядиться, и которому по дурости подставили переднюю дыру. Вообще постарайтесь пореже открываться спереди, вспоминайте почаще, что эта смердящая часть вашего тела, которую природа создала, надо полагать, сдуру, внушает нам по преимуществу отвращение. Что же касается самих задниц, то вы должны знать, сколь желанны они многим, причем именно в том состоянии, которое вы предпочитаете утаивать от посторонних взглядов.