Сосны шумят - Ирина Токмакова

— Он не кусает людей, — сказал Ростик.

— Как это не кусает? Собака есть собака. Ты знаешь, что у ей на уме?

«У неё», — поправил про себя Ростик, но ничего не сказал, а только взглянул исподлобья.

— Вы, гражданочка, не кричите, оно так некрасиво, — сказал кто-то из-за мешка, а вслед за словами возник невысокий старичок. Он был в белых брюках и немножко прихрамывал.

— Чего?! — Тётя тут же кинулась на старичка.

— А вот чего, — сказал старичок. — Понимать надо. Дитёнок об собаке позаботится. После — ещё о ком. А потом о товарище, с которым вместе в бой придётся идти. А вы всё хотите, чтоб дерево без корня да без комля было.

— Понёс… — сказала тётя презрительно.

На шум из будки вышел паромщик.

— Собаки подлежат провозу в намордниках, — сказал он, не вникая в суть спора. — Где намордник?

Сердце у Ростика неприятно застучало.

Старичок сказал:

— Да ведь он, собака-пёс, смирнёхонько стоит.

— Я никого не трону, — сказал Коша.

— Лаять воспрещается, — сказал паромщик. — Собаки подложат провозу в намордниках. Согласно инструкции. Да.

— Да ведь не посерёд же реки гнать его будешь! — возмутился старичок.

— Инструкцию нарушать, хоть и посерёд реки, не велено, — строго заметил паромщик.

— Ростик. — сказал Кеша, — я поплыву. Ничего. Кеша подлез под перила, прыгнул, мордочкой вперёд, вынырнул, мотнул головой и поплыл, мелко-мелко перебирая лапами, пытаясь плыть рядом с паромом, но всё-таки слегка отставая.

Кеша не сводил глаз с Ростика, а Ростик стоял возле перил. Он сощурился и молчал. Старичок подошёл к ному и погладил по голове.

— Ты, цыплачок, то и сё, не расстраивайся. Гляди, как плывёт! Ишь ты, собака-пёс! Умная. Всё понимает. Бессловесный только. Сказать не может.

«Может!» — хотел было возразить Ростик. Но промолчал. Доплыть бы до того берега! Вот он уже хорошо виден. У того берега тоже пристань, и растёт осока, и плавают утки. Такие же белые. Доплыть бы и найти Глеба, и чтоб у Кеши наконец настала хорошая жизнь.

Паром причалил. Ростик неуверенно сошёл на землю. Он на мгновение потерял Кешу из виду и очень испугался. Ростику вдруг покачалось, что он заболевает и что у него поднимается температура.

Но вот оп увидел Кешу, Кеша быстро приближался к берегу, ровно перебирал лапами и изредка лакал речную воду. Потом он коснулся лапами дна и пошёл в воде. Выбрался на берег, передёрнул шкуркой, отряхнулся.

Ростик погладил мокрую собачью шерсть. Кеша вильнул хвостом и улыбнулся.

У берега лежали две большие лодки, кверху чёрными, просмоленными спинами. Белый козлёнок с маленькими бубенчиками под подбородком щипал траву.

Берег поднимался отлого. К посёлку от реки вела разъезженная песчаная дорога. У дороги рос старый тополь-осокорь, недалеко от кого стояла купа бузинных кустов. Листья и ягоды у бузины поседели от дорожной пыли, которую тучами поднимали машины и телеги.

Ростик и Кеша двинулись вверх по дороге. Кешина густая шерсть быстро высыхала на солнышке, мокрые слипшиеся лохмы расправлялись.

— Нам далеко идти? — спросил Ростик.

— Близко, — сказал Кеша, радуясь скорой встрече с Глебом.

Глава третья

РОСТИК БЕЗ КЕШИ

Идти по улице посёлка было весело. Сирени-то, сирени! В городе такого не увидишь. Белая, лиловая, розовая, простая, махровая, она залила все сады и палисадники. Гроздья сирени горделиво покачивались на ветру:

— Полюбуйтесь-ка нами! Мы красивые, мы махровые, мы персидские…

А из-за другого забора поднимались ветки, усыпанные белыми цветами:

— А мы белые, изящные, светлые, прозрачные, душистые…

Возле каждой калитки стояла маленькая лавочка. Ростику на такой лавочке очень хотелось тихо посидеть, поглядеть в небо и немножко поболтать ногами. Только некогда, потому что Кеша торопится. Обгонит Ростика, а потом оглянется:

— Идёшь?

«Какой умный, какой симпатичный пёс Кеша, — думает Ростик. — Вот сейчас придём к этому самому деду, позовут Глеба… — Но тут какая-то нерадостная мысль шевельнулась у Ростика: — А хорошо бы ты, Кеша, был моей собакой! — Этого Ростик не сказал и даже не подумал — это у него так почувствовалось внутри. — Одно ухо рыжее, и хвостик рыжий, и рыжее пятно па белом боку… Интересно, что за человек этот Глеб?»

— Глеб хороший, — сказал Кеша, точно угадав его сомнения.

Ростик ничего не возразил, молча перепрыгнул через канаву. Теперь они шли по узенькой улочке. Тротуаров на этой улочке не было. Ростик и Кеша шагали посередине, по теплой и мягкой, мелко размолотой пыли, оставляя в ней аккуратные следы.

Вдруг из-за угла вывернула рыжая корова. Следом за ней посыпались овцы, потом пошли ещё коровы, коровы, коровы… Они заполнили улочку, шли, задевая заборы палисадников раздутыми боками, и от этого возникали какие-то шершавые звуки. Слышались выстрелы пастушьего кнута, окрики, мычание, блеяние.

Проходившая мимо Ростика чёрная корова с белой метиной на лбу остановилась, уставилась на него, нагнула голову и нацелилась своим единственным рогом. Второй был у неё обломан, и от этого она казалась Ростику особенно грозной. Он забрался на лавочку, стоял неподвижно, держась за штакетник и, не сводя глаз с чёрной коровы. Но она только мотнула головой и, повернувшись, пошла вслед за остальными.

Постепенно коровий поток стал редеть. Шествие замыкал пастух, который больше не стрелял кнутом, а просто перекинул его через плечо. Кнут волочился за ним в пыли, как длинный и тонкий хвост. Ростик слез на землю.

Дорога была совершенно испорчена, изрыта следами копыт и зашлёпана коровьими лепёшками. У противоположного забора качалась обломанная ветка сирени.

А Кеша где? Кеши нигде не было! Ростик позвал. Кеша не откликнулся.

— Кеша! Кеша! Кеша!

Тихо.

Ростик добежал до угла, Ростик вернулся.

— Кеша! Кеша! Кеша!

Где же он? Ушёл со стадом? Зачем? Забежал в какой-нибудь двор? Почему не возвращается?

Скрипнула калитка. Кеша? Нет, не Кеша.

Из калитки выглянула старая-престарая бабушка:

— Иван! Ванюшка!.. Сынок, ты Ванюшки не видал?

— Нет, — сказал Ростик. — А Кеша к вам не заходил? — спросил он с надеждой.

— Какой? Шуранин, что ль? Так он не Кеша, он Паша.

— Я Пашу не знаю. Кеша — собака.

— И точно, он как собака… — сказала бабушка, видимо за что-то сердясь на Шураниного Пашу. — Сынок, иди пособи-ка мне! Подержи бидончик. Керосину нальём. Руки-то у меня дрожат. Ванюшку кликала — нейдёт Ванюшка.

Поглядев через плечо, не появился ли Кеша, Ростик вошёл вслед за бабушкой на двор. На крыльце стоял керогаз. Рядом бидон с керосином. Бабушка сняла приделанный к керогазу жестяной бочонок, отвинтила крышку:

— Вот налей-ка, руки у меня что-то дрожать стали. Корову-то ещё доить могу, а вот налить — расплёскиваю.

Ростик поднял бидон. Он был полный, тяжёлый. Ростик даже слегка покачнулся. В жестяной бочонок полилась широкая керосиновая струя. Немного плеснулось Ростику в сандалик.

— Спасибо, сынок, — сказала бабушка, завинчивая крышку. — Молочка хочешь?

Ростик поспешно отказался и выбежал за калитку. А вдруг Кеша его там ждёт? Но нет. Нет! Нет! Что же будет? Кеша без Ростика не сможет поговорить со своим Глебом! А Ростик сам? Он, во-первых, не знает дороги обратно на пристань. А во-вторых, во-вторых… Как же он так вот просто потеряет Кешу, и не поможет ему, и не узнает о нём ничего, и вообще, как же он без Кеши?… Ростик всхлипнул.

— Ты чего тут делаешь, эй? — Это к Ростику подошёл босой мальчик. Выл он какой-то очень уверенный в себе. — Ты чей дачник?

— Я ничей.

— Не дачник?

— Нет.

— А как звать?

— Ростик.

— Ростислав, значит. А я — Иван.

Мальчик протянул Ростику руку.

— Рукопожатие — древний обычай, — сказал он таком голосом, каким говорит диктор по радио. — В древние времена племенные вожди протягивали друг другу правую руку, чтоб показать, что у них нет оружия… А когда День геолога, знаешь?

Ростик мотнул головой — нет.

— Эх ты! Четвёртого апреля. А знаешь, какие планеты видно в апреле?

— Нет.

— Сатурн. Чего смеяться-то?

Ростик вздохнул. Он вовсе и не думал смеяться.

— А ты чего такой?

— Какой?

— Вроде собрался реветь.

— У меня собака пропала.

— Овчарка?

— Нет. Кеша.

— Кешей звать? Он борзая? Борзые могут бежать со скоростью сто километров в час.

— Нет, не борзая. Умная очень собака.

— Они все умные. Собаки сражаются на войне.

— Как — на войне?

— Во время Великой Отечественной войны специально обученные собаки с привязанными к спинам минами бросались под фашистские танки и взрывали их.

Иван выпалил всё это одним духом, глядя не на Ростика, а куда-то вверх, в небо, точно он не просто говорил, а читал. Потом он посмотрел на Ростика и увидел, что ему не удалось утешить собеседника.