Эркюль Пуаро и Убийства под монограммой - Софи Ханна

– Месье, – сказал Пуаро в самой властной своей манере. – Если вам случится вспомнить об этом разговоре что-нибудь еще, любую мелочь, пожалуйста, немедленно дайте мне знать.

– Хорошо, сэр. Мне кажется, они говорили что-то насчет того, что молодой человек бросил ту женщину постарше и скрылся с другой, молоденькой. Досужие сплетни, только и всего.

– Итак… – Пуаро принялся вышагивать по комнате. Забавно было наблюдать, как сто с лишним голов синхронно поворачивались сначала в одну сторону, потом в другую, следя за ним. – У нас есть Ричард Негус, Харриет Сиппель и Ида Грэнсбери – две женщины и один мужчина, – которые сидят в комнате 317 и сплетничают об одном мужчине и двух женщинах!

– Но какое это имеет значение, Пуаро? – спросил я.

– Может быть, и никакого. Однако это любопытно. К тому же досужие сплетни, смех, легкий чай вместо ужина… Все это говорит нам о том, что наши три жертвы видели друг друга не в первый раз, а были знакомы и находились в неведении относительно уготованной им общей и скорой судьбы.

Внезапное движение привлекло мое внимание. Из-за стола прямо напротив меня и Пуаро выскочил, точно подброшенный на пружине, черноволосый и бледный молодой человек. Можно было подумать, что он хочет что-то сказать, если бы не выражение ужаса на его застывшем лице.

– Это один из наших младших клерков, мистер Томас Бригнелл, – сказал Лаццари, представляя его движением руки.

– Они не просто были знакомы, сэр, – выдохнул Бригнелл после долгой паузы. Сидевшие сразу за ним вряд ли расслышали, что он сказал, до того тихим был его голос. – Они были друзьями. Они хорошо знали друг друга.

– Разумеется, они были друзьями! – объявил Лаццари на всю комнату. – Они же ели вместе!

– Многие люди изо дня в день принимают пищу в компании тех, к кому испытывают глубокое отвращение, – возразил Пуаро. – Пожалуйста, мистер Бригнелл, продолжайте.

– Когда я встретил мистера Негуса вчера вечером, он заботился об удобствах двух леди, как может заботиться только очень добрый друг, – прошептал нам Томас Бригнелл.

– Вы его встречали? – переспросил я. – Когда? Где?

– В половине восьмого, сэр. – Он показал на двойные двери столовой; я заметил, что рука у него дрожит. – Прямо там, снаружи. Я вышел и увидел его, он направлялся к лифту. Он тоже увидел меня, остановился и окликнул. Я решил, что он возвращается в свою комнату.

– Что он вам сказал? – спросил Пуаро.

– Он… он просил меня проверить, чтобы заказанную еду записали на его счет, а не на счет двух леди. Сказал, что может себе это позволить, а миссис Сиппель и мисс Грэнсбери – нет.

– И это всё, месье?

– Да. – Вид у Бригнелла был такой, что, казалось, попытайся мы выжать из него еще хотя бы слово, он упадет в обморок.

– Благодарю вас, мистер Бригнелл, – сказал я со всей теплотой, на какую был способен. – Вы очень нам помогли. – И тут же почувствовал себя виноватым за то, что не поблагодарил Бобака, а потому поспешно добавил: – А также и вас, мистер Бобак. И всех собравшихся.

– Кэтчпул, – прошептал Пуаро. – Большинство людей в этой комнате не произнесли ни слова.

– Но они внимательно слушали и задумывались над предложенными их вниманию вопросами. Думаю, что они заслужили благодарность.

– Вы верите в их разум, да? Может быть, это и есть те сто человек, к которым вы апеллируете всякий раз, когда мы с вами расходимся во мнениях? Bien, спросим у ста человек… – Пуаро снова повернулся к толпе. – Леди и джентльмены, вы все слышали, что Ричард Негус, Харриет Сиппель и Ида Грэнсбери были друзьями и что еду им принесли в комнату 317 в четверть восьмого вечера. Однако уже в половине восьмого мистер Бригнелл видел мистера Негуса на этом этаже, когда тот шел к лифту. Очевидно, мистер Негус возвращался, n’est-ce pas, – либо в свою комнату, номер 238, либо в номер 317, к своим друзьям? Но откуда же он шел? Ведь заказанные им сэндвичи и пирожки принесли всего пятнадцать минут назад! Неужели он сразу бросил их и устремился куда-то еще? Или сначала съел свою порцию за какие-то три или четыре минуты? И куда же он так торопился? Ради какого важного дела он так поспешно оставил комнату 317? Только ли для того, чтобы убедиться, что трапезу не поставят в счет двум леди? Разве нельзя было подождать двадцать, тридцать минут, а то и час, а уж потом заняться этим делом?

Крепкого сложения женщина с русыми кудрями и резко очерченными бровями вскочила из-за стола в конце комнаты.

– Вы все спрашиваете да спрашиваете, как будто я знаю, как будто мы все знаем ответы на ваши вопросы, а мы ничегошеньки не знаем! – Пока она выкрикивала эти слова, ее взгляд метался по комнате, останавливаясь то на одном присутствующем, то на другом, хотя обращалась она явно к Пуаро. – Я хочу домой, мистер Лаццари, – заскулила она. – Я хочу взглянуть на моих бедных крошек, убедиться, что с ними все в порядке!

Другая женщина, помоложе, сидевшая с ней рядом, положила ладонь ей на руку, пытаясь успокоить ее.

– Сядь, Тесси, – сказала она. – Джентльмен просто хочет помочь. Что с твоими пострелятами сделается, когда их и рядом с «Блоксхэмом» не было?

Услышав это замечание, предназначенное для успокоения толстушки Тесси, она и мистер Лаццари издали дружный вздох.

– Мы больше не будем задерживать вас, мадам, – сказал я. – И я уверен, что мистер Лаццари отпустит вас навестить ваших детей, если вы считаете это необходимым.

Лаццари дал понять, что это весьма возможно, и Тесси снова села на место, временно умиротворенная.

Я повернулся к Пуаро и сказал:

– Ричард Негус выходил из номера 317 не для того, чтобы договориться о счете. Он столкнулся с Томасом Бригнеллом на обратном пути, а значит, он уже успел сделать то, ради чего выходил. Мистер Бригнелл просто попался ему по дороге, вот он и решил заодно сказать ему о счете. – Этой маленькой речью я надеялся показать всем присутствующим, что у нас есть не только вопросы, но и ответы. Не все, конечно, но кое-что лучше, чем ничего.

– Мистер Бригнелл, вам не показалось, что мистер Негус просто воспользовался случайной встречей с вами, как сказал мистер Кэтчпул? Или он искал вас специально? Ведь это вы регистрировали его в среду, когда он прибыл в отель?

– Совершенно верно, сэр. Нет, он меня не искал. – Казалось, отвечая на вопросы сидя, Бригнелл чувствовал себя увереннее. – Он увидел меня и как будто вспомнил: «А, вот тот парень», – вы ведь понимаете, сэр.

– В самом деле. Леди и джентльмены, – Пуаро повысил голос, – совершив вчера вечером в отеле три убийства, убийца, или его сообщник, положил на стойку портье записку: «Да не покоятся они с миром. 121. 238. 317». Видел ли кто-нибудь из вас, кто именно оставил эту записку, которую я показываю вам сейчас? – Пуаро вынул из кармана квадратик плотной белой бумаги и поднял его в воздух. – Ее нашел портье, мистер Джон Гуд, в десять минут девятого. Возможно, кто-нибудь из вас обратил внимание на человека или людей, которые странно вели себя возле стойки? Подумайте! Наверняка кто-нибудь что-нибудь видел!

Толстушка Тесси плотно зажмурила глаза и повалилась на плечо своей подруги. Комната наполнилась вздохами и шепотами, вызванными, однако, лишь видом записки, написанной убийцей собственноручно, – эта материальная деталь придавала совершенному в отеле преступлению реальности.

Никто не знал, что сказать. Выяснилось, что если задать один и тот же вопрос сотне людей, то результат окажется неудовлетворительным.

Глава 6

Загадка Шерри

Полчаса спустя мы с Пуаро сидели за кофе у пылающего камина в помещении, которое Лаццари назвал «нашей тайной гостиной» – она располагалась сразу за обеденным залом, и ни из одного открытого для постояльцев коридора входа в нее не было. Стены покрывали портреты, на которые я старался не смотреть. По мне, так лучше пейзаж, особенно солнечный, хотя и пасмурный тоже сгодится. Глаза – вот что больше всего тревожит меня в портретах; и неважно, кто их нарисовал. Мне еще не встречался портрет, лицо с которого не обдавало бы меня презрением.

После запоминающегося представления в гостиной, когда Пуаро показал себя непревзойденным церемониймейстером, им опять овладело тихое уныние.

– Снова волнуетесь из-за Дженни, да?

Он признал, что так.

– Не хочу услышать, что ее тоже нашли мертвой, с запонкой во рту, а на запонке – монограмма Пи Ай Джей. Это новость, которой я жду со страхом.

– Ну, раз уж в данный момент вы все равно ничего не можете сделать для Дженни, советую вам подумать о чем-нибудь другом, – предложил я.

– Как вы практичны, Кэтчпул. Очень хорошо. Давайте подумаем о чайных чашках.

– О чашках?

– Ну да. Что вы о них скажете?

После небольшого раздумья я ответил:

– Боюсь, что никакого особого мнения по поводу чайных чашек у меня нет.

Пуаро нетерпеливо хмыкнул.

– Три чашки принес в комнату Иды Грэнсбери официант Рафаль Бобак. Три чашки для трех человек, как и следовало ожидать. Но, когда этих троих находят мертвыми, чашек в комнате оказывается только две.