Искусство уводить чужих жен (сборник) - Андрей Ефремов

– Эй, карбонарии!

Сказано было хорошо, мы засмеялись.

– Коктейль имени товарища Молотова. Специально для веселых карбонариев. Оптом – дешевле!

Мы, понятно, решили, что это такая шутка, и начали паковать боезапас в рюкзаки. И тут девчонка выхватила из-под куртки резиновую дубинку и, не причиняя заметных разрушений, но все же довольно чувствительно треснула моего спутника. Тот в крайнем изумлении сел на асфальт, а я перехватил ледоруб, и у нас с ней вышел недолгий, но серьезный поединок. Дубинка против ледоруба – плохое оружие, и скоро я прижал ее к стене. Оба, запыхавшиеся, мы стояли лицом к лицу, и бешенство в ее глазах так и обожгло меня сквозь тонкую прослойку ночных сумерек. Отпусти я ее в тот миг, она бы тут же кинулась на меня снова. Я стоял в растерянности и, сам того не замечая, все сильнее придавливал ее горло дубовой рукоятью ледоруба. До сих пор она уверена, что я хотел ее задушить. Нет, конечно. Но она в это поверила без колебаний. Это фундаментальное заблуждение и легло в основу наших отношений.

Короче, когда я сообразил, что душу ее, она готова была повалиться на асфальт. Она уже не извивалась, только молча таращила яростные глаза. Мой товарищ подобрал дубинку, которую выронила девчонка, и хотел ударить ее по затылку. Дубинку я у него отобрал, и девчонка тут же в нее вцепилась мертвой хваткой. Она дернула шеей и сказала:

– Мое. Не лапай. У мента за свои деньги взяла. – И начала кашлять. Она прокашлялась, назвала нас козлами и сказала, что мы ей обломали бизнес.

– За дубинку я заплатила, потому что в таком деле без дубинки нельзя. Пока карбонария по репе дубинкой не грохнешь, он законов рынка не поймет. Потом мне один такой же с ледорубом ларек взломал – тоже, между прочим, денежек стоило. Потом во все бутылки бензина набрать – оно хоть и за красивые глаза, зато суеты много. И теперь мне все это даром отдать? Хрена!

Мой напарник потрогал затылок и сказал, что у бутылок слабоват запах, что за красивые глаза столько бензина не наберешь и что он, бензин, конечно же, разбавлен.

– Блин! – сказала она в ответ. – Вот надо было тебе башку насовсем расколоть. – Повернулась ко мне и велела: «Любую бутылку! Бей, тебе говорят!»

Под ее свирепым взглядом я замешкался, потом выхватил один сосуд наугад и увидел, что к горлышку скотчем прикручен пучок спичек. Оставалось чиркнуть и пустить снаряд. Девчонка поставила свой революционный бизнес как следует.

Ей, видно, надоела моя нерешительность. Она выхватила бутыль у меня из пальцев, воспламенила спички и грянула бутылкой о мостовую. Огненная лужа расплескалась, приятель мой матерно взвизгнул и отскочил. Девчонка ткнула дубинкой в смрадное пламя.

– Эй ты, – сказала она моему приятелю. – Это, по-твоему, разбавлено? Мозги у тебя разбавлены, вот что.

Вот тут-то мне на погибель все и произошло. Дело шло к рассвету, и хоть августовская темень еще стояла в тесных улицах, утренний сквозняк уже порхал по переулкам. Один из этих сквозняков подлетел к нам, вскинул пламенный подол бензиновой лужи, и я только теперь разглядел девчонкино лицо как следует. Нет, вру. Ни черта я не разглядел. Все, что я знаю про ее лицо, я увидел позже, тогда было только пламя, стоящее в ее глазах. Я шагнул сквозь пылающую лужу и поцеловал ее…

– Вперло! – сказал коммерсант с Сенной. – Ну чувствую же, что вперло! Я свою тоже вот так. Только, блин, лужа не горела.

Иванушка, по-моему, нашего коммерсанта и не слышал. Он прикрыл ладонью лоб, словно то пламя невидимым образом снова обожгло его, оглядел нас и продолжил.

– Дальше началась такая фигня, что Лилька (ее зовут Лилей) только переходила за мной с места на место и попискивала. А уж такой продувной девки, как она, поискать.

Короче. Мы распихали бутылки по рюкзакам – мой бедный товарищ сообразил, что спорить со мной не нужно – и перетащили туда, где около баррикады тусовались остальные. Ни до этого, ни после со мной такого не случалось. Ночь уверенно шла к концу, танки, как сказал пробегавший мимо омоновец, остановились около Гатчины. Представление шло к концу. Оставалось дождаться открытия метро и покинуть позиции. Какие тут бутылки! Какой коктейль Молотова! Честное слово, я готов был бежать туда, где встали долбаные танки, и толкать их, толкать, толкать на нашу бессмысленную баррикаду!

Да! Я осатанел. Я влез на баррикаду и сказал речь. Хотел бы я знать, что я тогда говорил. Кажется, я обещал кому-то раскроить башку. Кажется, я нес какую-то пургу про демократию. Но зато я точно знаю, что Лиля стояла внизу, смотрела на меня в немом изумлении, а в глазах у нее еще перебегали искорки.

Мужики, любовь на самом деле творит чудеса. Плюньте в рыло тому, кто в это не верит. Я загипнотизировал всех, кто меня слушал, я грозил, я просил, я сулил. Я продал все бутылки. Я отдал Лильке деньги и в восторженном умопомрачении потащился на Сенную.

– Я тоже, – неожиданно сказал коммерсант Геннадий, и в его неповоротливом голосе всем нам почудилась грусть. – Но не о том базар. Говори, Ванька!

Рассказчик наш неожиданно разозлился.

– Какой я тебе Ванька? Ты подумай, чмо, за что ты здесь. Банным веником бабу выпорол! Вот, понимаешь, эпизод из жизни предпринимателя. А я? Да я с той ночи по краешку хожу, по лезвию, слышишь, ты?

Странно, Ванюша Перстницкий оказался человеком нервным и злым. Коммерсант же не только не стал распускать руки (чему, несомненно, было оправдание), он даже не обиделся на Ванюшину истерику.

– Понял, – сказал Геннадий, – понял и молчу. А ты – давай.

Перстницкий поерзал на нарах, сцепил руки перед грудью, и история двинулась дальше.

Студент-политехник кружил по взбаламученному городу и дома оказался только к вечеру.

– А ледоруб пропал. Ума не приложу, куда он делся? Неужели я и ледоруб по инерции продал?

Прошла, помнится, неделя, а я был все такой же невменяемый. Главное, до меня никак не доходило, что я влюбился. А понял бы, так тут бы и помер Сию бы минуту помер. Потому что где ее искать?

Наркоман захихикал и сказал:

– Такая сама найдет. Хоть в дерьмо закопайся. Откопает, отмоет и схавает.

– Никуда я не закапывался. Но ты, тварь, прав – она меня нашла. Она мне позвонила. Будь он проклят тот звонок! Стоило мне услышать в трубке Лилин голос, и я сразу понял, как называется мое сумасшествие. Я что-то такое стал кричать ей, но она ужасно рассердилась. Она сказала, что времени в обрез, продиктовала мне адрес и велела приезжать не откладывая. Не откладывая! Да Господи! Я пробежал две автобусные остановки, прежде чем сообразил, что можно было бы и ехать. Короче, через полчаса я был у нее. Дверь мне отворила очень красивая девушка, другая, ничуть не хуже, распахнула дверь в комнату, где сидела Лиля. Тут и начинается мой позор.

Мы молча смотрели друг на друга, и минуты через полторы Лиля сказала:

– Вот оно как.

Тут была пауза, и я понял, что Лиле что-то не нравится.

– А скажи-ка ты мне, куда ты сбежал от своих карбонариев?

До меня еле-еле дошло, о чем она говорит. Я был совсем как псих, порол какую-то чушь, махал руками, кажется, даже подпрыгнул. Лиля смотрела на меня с ужасом, и, если бы у нее не было плана, в котором мне предназначались роль и место, она бы выставила меня в два счета. Но на счастье или на беду, план был, и она терпеливо сидела в кресле, дожидаясь окончания моей истерики.

– Эй, – сказала она, когда я малость утих. – Как зовут тебя, я знаю. Меня зовут Лиля.

И так мы познакомились. Она сказала, чтобы я не мелькал, и я сел на пол. В комнате еще был стул, но я сел на пол. Лиля пожала плечами и стала объяснять мне что к чему.

В жизни не слышал ничего подобного! Во-первых, свой революционный бизнес с коктейлем Молотова она придумала сама и ужасно этим гордилась. Больше я никогда не видел, чтобы она так гордилась своими замыслами. Во-вторых, из-за того, что она ни с кем не хотела делиться, Лиля упустила тот самый момент, когда эти бутылки оторвали бы у нее с руками. «Козлы!» – сказала она, припомнив что-то. Я не понял, в чем дело, но спрашивать не решился. И, наконец, когда все должно было рухнуть, я сказал речь с баррикады, и революционный товар раскупили.

– Ты понял? – спросила Лиля.

– Нет! – ответил я восторженно и сильно разозлил ее.

– Блин! – сказала Лиля в ярости. – Идея протухла, ты ее спас. Половина денег – твои.

– Нет! – ответил я снова, чем расстроил ее еще сильнее.

– Не спорь со мной! – заорала она и чуть не выскочила из кресла, но на лицо ее набежала тень, и она лишь хлопнула ладонями по подлокотникам. – Если не хочешь, чтобы я с тобой поругалась, никогда не отказывайся от денег. – Она внимательно вгляделась мне в лицо, словно следя, как укладывается сказанное у меня в голове, и принялась объяснять дальнейшее.

Короче, мужики, она решила, что те деньги были особенные. Черт! Она вообще такое про деньги придумывает… Ну, ладно. Ей втемяшилось, что на эти деньги к ней теперь пойдут другие деньги. Много, блин, денег!