Великий пост - Иннокентий Херсонский

Желаешь ли, христианин, яснее видеть, чего требует от тебя Церковь, призывая тебя ныне к участию в священном обряде, ею совершаемом? Внемли! Суд, произносимый ныне Церковью, есть суд страшный.

Итак, не оставайся хладнокровным слушателем оного, рассмотри со вниманием свою веру и свою жизнь, не падает ли, прямо или непрямо, проклятие Церкви и на тебя. Не ограничивай силы сих проклятий одними наглыми заблуждениями ума: греховная жизнь еще более заслуживает проклятия, нежели неправая вера. Помни, что сказано апостолом: "аще кто не любит Господа Иисуса Христа, да будет" анафема! (1 Кор. 16; 22). Но тот, кто ведет жизнь нечистую, очевидно, не любит Господа Иисуса. Итак, блюдись, не поражает ли анафема сия и тебя — твои грехи, твою нехристианскую жизнь.

Суд, произносимый ныне Церковью, есть суд страшный. Итак, христианин, убегай, сколько возможно, убегай тех людей, кои питают в себе заблуждения, осуждаемые Церковью, уклоняйся тех собраний и бесед, в коих проповедуется нечестие и рассееваются неправые толки о вере, смотри с отвращением на писания, в коих содержатся подобные суемудрия, старайся исторгать их из рук тех, кои подчинены твоему управлению.

Суд, произносимый ныне Церковью, есть суд любви. Итак, смотри на него очами любви, внимай ему слухом любви. Разделяй с Церковью ее молитвы о заблудших, не забывай упоминать о них в собственных молитвенных собеседованиях твоих с Богом; проси им духа покаяния и смиренномудрия. Сим-то образом ты покажешь истинную любовь твою к заблуждающимся братиям твоим по человечеству, а не тем, чтобы пререкать спасительной строгости церковных правил. Аминь.

Слово в неделю Православия

Пречистому образу Твоему покланяемся, Благий, просяще прощения прегрешений наших.

И как не поклоняться тому образу, который представляет нам дражайшего Спасителя нашего в том виде, как Он, Бог сый беспредельный, из любви к нам, бедным грешникам, облекся плотью нашею и соделался навсегда, яко един от нас? Не чествовать и не лобызать с благоговением тот образ, пред коим благоговеют Архангелы и Ангелы, коего трепещут духи злобы, в коем природа наша красуется всею славою Божества? Если мы дорожим изображениями людей, близких к нашему сердцу, или великих благодетелей человечества; любим часто смотреть на них; ставим их на самые почетные места, а иногда лобызаем их, то как не хранить и не чтить образ Того, Кто пролил за нас на Кресте кровь Свою, Кто освободил нас от греха и смерти вечной, возвратил нам рай и доставил Царство Небесное?

Было, однако же, время, когда это поклонение стоило крови и жизни поклоняющимся, когда не только поклоняться образу Спасителя, даже иметь его у себя вменялось за преступление самое тяжкое. И так поступаемо было не у язычников, не у магометан, не у евреев, а между христианами, в державе, издревле славившейся усердием к вере и Уставам Церкви! И такое безумие продолжалось не год, не два, не три, а более ста лет!.. Когда представляешь теперь себе все это, то не знаешь, что думать и чем изъяснить ослепление столь ужасное!

Ибо что такое сделали святые иконы, чтобы им быть предметом гонения, столь лютого и продолжительного? Что некоторые из христиан, по простоте своей, простирали благоговение и усердие свое к ним до излишества, останавливаясь мыслию своею на изображении, вместо того, чтобы восходить через него к изображаемому? Но по этой причине надобно было бы сокрушить все иконы и в великом храме природы; надлежало бы погасить на небе солнце, луну и все звезды, а на земле истребить источники и реки, горы и леса, самых животных, ибо все это было, и доселе служит для целых народов, предметом не только суеверного почтения, но и обожания. И, однако же, храм природы, несмотря на такое злоупотребление, доселе полон иконами, как был в начале мироздания. Зачем же близорукой мудрости земной не подражать было в сем отношении мудрости небесной?

Много ли, впрочем, из самых простых христиан таких, кои какую бы то ни было икону принимали прямо за лицо, ею изображаемое, и думали, что древо и краски составляют самое Божество? Такого человека надобно долго искать, и при надлежащей беседе с ним редко не окажется противного: то есть, что он не умеет только выразить своих понятий, как должно, а не то, чтобы не умел отличить иконы от лица, ею изображаемого. Что же касается до других людей, самых простых и непросвещенных, то их усердие и любовь к святым иконам могут казаться некоторым простирающимися до излишества именно потому, что в этих судиях самих слишком уже мало усердия не только к святым иконам, а и к святым лицам, на них изображенным.

И разве нет целого сословия пастырей и учителей Церкви, которое на то истое и учреждено, дабы вразумлять погрешающих, руководствовать немощных? При таком руководстве, святые иконы суть одно из наилучших средств к научению православного народа святым истинам веры. Это самые вразумительные письмена для тех, кои не знают письмен. Поелику же таковых всегда и везде большая часть, то лишить храмы святых икон, значит лишить целый народ одного из самых действительных способов к наставлению его в вере. Что может сравниться с назидательностью святого храма, украшенного, по-надлежащему, святыми иконами?

Вступая в священное окружие его, человек невольно отделяется мыслью и чувствами от всего греховного мира; вступает как бы в видимое сообщество святых; переносится духом в Церковь праведников, на небесех написанных. Что ни взор, то благочестивая мысль или святое чувство. Благоразумно ли закрыть сей источник святого воодушевления? И чем заменить его? Искусственными ли колоннами, картинами, изображениями природы? Но они возбудят в тебе удивление к художнику, а не к Господу; тогда как икона, даже безыскусственная, прямо заставляет думать о Святом. Не перед иконами ли и не их ли действием решалась судьба людей, даже целых народов?

Вспомните Марию Египетскую: кто возбудил в душе ее святое дерзновение обещать пред Богом исправление своей жизни? Взор на икону Богоматери, стоявшую над дверьми храма Иерусалимского. Равно не память ли о сей иконе и обете, пред нею произнесенном, поддерживала ее потом в продолжение четыредесятилетних, неимоверных подвигов пустынных?

Судьба всего нашего Отечества в отношении к вере также решилась, можно сказать, ничем другим, а святою иконою. Ибо что особенно подействовало на святого Владимира, в пользу восточного Православия, когда он колебался и недоумевал в избрании веры? То, что греческий философ, убеждавший его к принятию христианства, заключил убеждения свои представлением пред великого князя картины Страшного суда. Святая икона прекратила наше колебание; святая икона сделала нас христианами, и притом православными. После сего, если бы и все прочие народы христианские, по нерассудной гордости, перестали поклоняться иконам, то православному отечеству нашему, из одной благодарности, подобало бы никогда не оставлять к ним должного почтения.

И как перестать почитать святые иконы, когда употребление их утверждено примером Самого Иисуса Христа и Его апостолов? Когда важность и святость их запечатлены чудесами и знамениями, от них происходящими? Если бы поклонение иконам было противно духу веры и благочестия; то Спаситель не стал бы отпечатлевать лица Своего на убрусе и не посылал бы его к Авгарю, ибо мог ли Авгарь не облобызать сего образа и не поклониться ему? Равно как мог ли Пославший не знать, что сделают с тем, что послано? Если бы изображения святых заключали в себе что-либо не святое, то евангелист Лука не подал бы первый примера изображать на иконе лик Богоматери, ибо ему, водимому Духом Святым, нельзя было не предвидеть, что лик Богоматери, из-под его апостольской кисти, не замедлит сделаться предметом всеобщего благоговения, и что пример живописующего евангелиста не останется без подражателей в Церкви Христовой. Наконец, если бы иконопочитание было несообразно со свойством Нового Завета, то благодать Святаго Духа не избирала бы икон в видимое орудие своих чудесных действий, совершая через них различные исцеления.

Так мыслили древние защитники иконопочитания, и проливали за святые иконы кровь свою. А мы, братие, поклоняясь невозбранно святым иконам, будем проливать перед ними, по крайней мере, благодарственные молитвы за то, что Промысл Божий не дал злу иконоборства утвердиться в Православной Церкви, как оно утвердилось, к сожалению, в некоторых обществах христианских.

Но что приобрели сии общества, отвергнув необдуманно почитание святых икон? Возвысились в понятиях о предметах веры? Напротив, видимо приблизились к опасности потерять веру в самые существенные догматы христианства и охладели в чувстве до того, что с равнодушием слушают и читают самых ожесточенных хулителей имени Христова. Где же мнимая выгода от неиконопочитания? Разве в том, что храмы начали походить своею внутренностью на места простых собраний, так что их завсегда тотчас можно обратить на какое угодно употребление?.. И недальновидные, обнажив безрассудно церковь свою, думали укрыться с сей наготою под сенью заповеди Моисеевой: "не сотвори себе кумира всякого подобия… да не поклонишися им, ни послужиши им"! (Ис. 20; 4–5). Но богомудрый законодатель еврейский запрещает, очевидно, те кумиры и изваяния, кои были в употреблении у язычников, и представляли собою их божества нечистые, но не запрещает священных изображений предметов святых. Доказательство последнего суть златые изображения Херувимов, кои, по повелению Самого Бога, поставлены Моисеем в скинии свидения, и притом в святейшем ее месте — над ковчегом Завета, куда именно обращались лицом все молящиеся.