Городской детектив. Часть 3. Смерть в отпечатках - Карташева Мария

– Проходи, проходи, – послышался позади него чуть надтреснутый приближающейся старостью мужской голос.

– Здравия желаю, Астахов, я звонил. – громко сказал Тёма.

– Ну не ерехонь ты так, – поморщился мужчина, – оглохнуть можно. Садись, – он кивком показал на слегка расшатанный стул и включил стоящий на тумбочке чайник, – тебе чай или кофе?

– Я насчёт пальца. – неуверенно проговорил Тёма.

– Это понятно. Но что ж нам теперь и чаю с тортиком не попить? Мне как раз тут мамашка одна в благодарность принесла. Садись.

Немного суетливый старик быстро разлил дёготь заварки по чашкам, нарезал хрустящую полость «Наполеона» и, глянув на Тёму, сказал:

– Это вам повезло, что я на пенсию только через неделю. – мужчина с лёгкой грустью оглядел потасканное временем помещение и сказал. – Я на пенсию, вотчину мою в утиль. Пора нам. Зато, знаешь у нас какую комнату для детворы отгрохали, загляденье.

– Мне бы про палец. – повторил Астахов.

– Хороший следак и опер, должен быть терпеливым, – с улыбкой сказал мужчина, – тогда у него больше шансов получить ценную информацию. А торопыгам, вроде тебя, люди не рады. Ну ладно, про палец, так про палец. – мужчина отодвинул чашку и, поискав среди папок нужную, положил её перед Тёмой, – я же с детьми работал всю жизнь. Вот Нинель мне и прислала на всякий случай поглядеть, так как установила, что совсем девчонка была. Я в базе поискал и точно, Боварина Анфиса, она много раз из дома бегала, а один раз не вернулась. Отпечатки есть, так как на мелких кражах ловили. Пропала она шесть лет назад, ей тогда было пятнадцать.

– А родители её? С ними можно поговорить?

– Из родителей только бабка была, но горя не выдержала и сломалась. Но вот соседи до сих пор там живут, они Фису знали, можно с ними поговорить.

– Так а я не понял, её не искали, что ли?

– Ну искали, мил человек. Но, как видишь, не нашли. В папке всё подробно записано, что в тот день было.

– Адрес соседей есть?

– Я ж тебе говорю, что всё записано.

***

Утро расцветило кабинет весёлыми пятнами солнца, как-то по-летнему дохнул в приоткрытое окно ветер, принёс тепло от нагретых железных крыш, пошелестел бумагами на столе и осел на недавно вымытый, ещё влажный пол. Глаша с небольшим опозданием вошла в кабинет и с удивлением взглянула на незнакомого молодого человека, устроившегося за соседним от неё столом.

– Здравствуйте.

– Вы по какому вопросу, девушка? – сурово спросил Краснов, рано пришедший на новое место прохождения практики.

– По-рабочему, – с запинкой отозвалась Глаша.

– Тогда вы рано. Приём с девяти, так что можно через пятнадцать минут заходить и лучше сразу же к заместителю начальника Визгликову. Он сейчас кофе пьёт, скоро придёт.

– Хорошо. – находясь в лёгкой прострации, проговорила Глаша и отступила в коридор.

Поспешив на кухню, Глаша нашла там Стаса, весело рассказывающего Латунину про вчерашний поход к владельцу машины.

– Я извиняюсь, – сказала Глаша, – а это кто там у нас в кабинете?

– Это, Польская, ты! – громогласно рассмеялся Визгликов.

– И всё-таки, если опустить весь сарказм.

– Это, Глаша, возмездие Вселенной. Это товарищ Краснов из города Южный. Чуешь?

– Я ж вчера только запрос туда послала. А он утром уже приехал?

– Не, Польская, он вчера днём припёрся. И теперь, благодаря тебе, он у нас будет практиковаться. Прилепили его, конечно, ко мне, но так как в его ведении дело с отпечатками, то…, – Визгликов торжественно замолчал. – Чуешь, Польская, кому с ним работать?

– Я полагаю мне.

– В чём в чём, Польская, а в логике тебе не откажешь.

– А вот знаете мне совсем невесело, – присаживаясь на стул, сказала Глаша, – вчера мать Марины Ефремовой не вернулась домой. Мы с Астаховым ездили к нему поздно вечером. Вчера утром я была у них, мы с ней побеседовали на улице, потом разошлись, и домой она не вернулась. Хотя мне она сказала, что сейчас пойдёт домой.

– Что по мужу?

– Запросы ещё по дороге настрочила и послала в Росреестр, нужно по квартире посмотреть, на кого оформлена. В бюро кредитных историй послала просьбу, поискать, может долги большие есть. На работе у него договорилась, что приеду сегодня после обеда. – Глаша повернулась к Латунину. – Рома, ты нашёл мне адрес родителей девушки, что я просила? И ещё, ты можешь на работу к Марине Ефремовой скататься?

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

– Они уехали куда-то. Я сейчас пробиваю, ищу. А к Ефремовой съезжу, а то я совсем засиделся.

В коридоре послышались шаги, и на пороге появился Краснов.

– Станислав Михайлович, к вам посетительница. А, – он глянул на Глашу, – вы зачем людей в перерыв беспокоите? Я же попросил подождать.

– Павел Васильевич, это Глафира Константиновна, – начал медленно объяснять Визгликов, – наш следователь.

– Вы почему, Глафира Константиновна, ввели меня в заблуждение и не представились по форме. Видите же, что человек новый в коллективе. – отчитал Глашу Краснов и посмотрел на Стаса. – А когда по расписанию у вас собрание?

– В четыре. – машинально ответил Стас, еле сдерживаясь от целой кучи едких предложений, моментально родившихся в его голове.

– Поздно. Ну ладно, пока пойду свои предложения готовить. – сказал Краснов и развернувшись ушёл по коридору.

– Что это было? – тихо проговорила Польская.

– Это, Польская, карма. Теперь иди и работай над ней, а я к криминалистам. – громко засмеялся Визгликов и пошёл к внутреннему переходу между лабораторией и архивом.

В экспертном центре витала тишина, лёгкая прохлада дремала на полках с приборами, по коридору лилась тихая мелодия, рождаемая в недрах фортепиано, и создавалось впечатление, что в этом уголке царит лишь умиротворение. Но когда Визгликов повернул за угол, то уткнулся в разрубленную столешницу деревянного стола и торчащий оттуда же топор, залитый кровью.

– Гадость какая. – фыркнул Стас.

– Проходите сюда, – крикнула Юлия из другого конца коридора, – там улики по другому делу.

– Да уж, надеюсь. – проворчал Стас. – Есть новости для меня? – произнёс он, подходя к Юле.

– Да, по обоим делам есть кое-что. – криминалист вышла из-за рабочего стола и подозвала Визгликова к лежащему на столе куску плёнки. – У каждого полиэтиленового изделия есть своя маркировка. Я делала смывы крови и заметила, что здесь стоит маркировка СК. Это значит, что эта плёнка использовалась при консервации кормов для животных в сельском хозяйстве. И здесь стоит номер, я посмотрела, но номер свободен.

– Юлия Дмитриевна, сжальтесь, переведите на доступный для моего понимания язык.

– Это очень слабый аргумент, но можно проверить. Очень редко такие номера занимают большие компании. Например, есть сеть блинных, там своя маркировка и номер для всего пластика, который для них производят.

– Вы говорите, этот номер свободен.

– Да. Но почему-то он стоит на плёнке. Может быть, это пригодится.

– Очень даже может быть, – пересылая информацию Погорелову, сказал Визгликов. – Чем ещё порадуете?

– Вот.

Юлия Дмитриевна включила висящую на стене прямоугольную лампу с матовым стеклом и, вставив туда большую распечатанную фотографию отпечатка пальца, проговорила:

– Мне не понравился на той фотографии рисунок папиллярных линий, мне не понравилось слишком частое переплетение в дельте, я решила увеличить.

– Дельта это…?

– В этом случае – место, где происходит разделение папиллярных линий. И вот смотрите, что я нашла. – Юля передала Визгликову лупу и ткнула карандашом в пространство между линиями.

– «Виновна». – проговорил Визгликов, всматриваясь в рисунок. – Как вы это заметили-то? – воскликнул мужчина.

– Нет. Отпечаток был туда приклеен, я писала об этом в отчёте. Я полагаю, его увеличили, написали, потом уменьшили. Наверное, как-то так.

– Я уж думал, лучше Казакова быть никого не может, но теперь я могу его спокойно отпустить на пенсию. Так это было на пальце написано?

– По машине ничего необычного, – пропустив мимо ушей вопрос Визгликова, сказала Юлия. – Не нашла отпечатков. Там точно делали химчистку и протёрли все поверхности, причём очень тщательно. Сейчас жду по готовности пробы, может смогу определить марку дезсредства, потом сравним с тем, которым начищали Газель. Тогда это будет дополнительным связующим.