Темный мир. Равновесие - Марина и Сергей Дяченко

Его глаза просветлели. Никогда в жизни никто на меня так не смотрел – впрочем, я никогда еще не обещала человеку спасти его от верной смерти.

– Ми-иша!

Капризный голосок донесся из комнаты, и я представила, как Лера настороженно прислушивается, спустив босые ноги на пол.

– С кем ты там разговариваешь? Кто пришел?

У Миши напряглись плечи. Кажется, разборок со своей Лерой он боялся больше, чем всех кошмаров, вместе взятых. Я представила на секундочку, как после всего, что случилось со мной сегодня, еще стану объясняться на чужой кухне со стервозной ревнивицей…

Наверное, это малодушие. Но удирать из квартиры было поздно, на объяснения не осталось сил, потому я и сделала то, что сделала.

* * *

Я проснулась от того, что женские тапочки с помпонами прохаживались в двадцати сантиметрах от моего лица.

Бли-ин.

Всего лишь на секундочку спрятаться под мягкий уголок! Дать возможность Мише успокоить свою Леру, уложить ее спать и позволить мне выйти!

И проснуться только утром. Утром! И обнаружить, что Лера расхаживает по кухне (а что ей еще делать?!), пьет кофе, торопит Мишу, опаздывает на пары…

Вот с кем еще такое может случиться? Только со мной. Я лежала под диваном и не могла ни выругаться вслух, ни даже чихнуть. К тому же оказалось, что за ночь я отлежала себе все бока. «Приходилось ли вам проспать ночь под мягким уголком?» – такого вопроса нет ни в одной анкете. «А что сказала ревнивая жена, когда вы выбрались наутро из-под дивана?»

Я едва не начала хохотать. Великим усилием воли сдержалась. Еще минута – и я выдала бы себя. Еще доля секунды…

Но тут они ушли. Щелкнул замок. Когда я выбралась, кряхтя и растирая бока, на столе обнаружились пластиковая бутылочка молока, свежая ватрушка с творогом и ключи на ярком пластиковом брелоке.

Несколько минут мне потребовалось, чтобы в чужой ванной кое-как привести в порядок лицо и прическу. Я боролась с искушением принять душ, но решила, что это будет слишком.

Дверь никак не хотела запираться. Пока я возилась снаружи с ключом, на лестнице, как на грех, появилась уже знакомая тетя Света:

– Это еще кто? Вы кто такая?!

– Я из студенческого совета, – пролепетала я. – Веду воспитательную работу, чтобы они музыку громко не включали…

Соседка выдавила что-то типа: «Ну, молодежь», а я наконец-то заперла чужую дверь и бегом кинулась из подъезда.

* * *

– Я у входа, – сказал Пипл в телефонную трубку. – Чую тебя, ты метрах в ста на юго-запад, пока не вижу.

Учитывая, сколько народу толпилось вокруг, даже самая добросовестная ищейка вряд ли могла меня учуять. Но Пипл не врал. Я действительно была в ста метрах от проходной и подходила с юго-запада.

Он приветливо помахал рукой – такой же невозмутимый, длинный, высокомерный, как верблюд:

– Они вошли в здание пятнадцать минут назад… Ты что, не ночевала дома?

– Ты не мог бы меня не обнюхивать?!

Он удивился:

– Я, кажется, не сказал ничего обидного… Пошли.

Он предъявил на проходной пропуск неведомой мне организации. Охранник пропустил без единого слова. В толпе студентов мы двинулись к лифтам.

– А вот и Лиза с Гришей…

Супруги не утруждали себя предъявлением документов на проходной: Гриша подбрасывал и ловил свой баллончик с краской.

– Привет, – Лиза окинула меня взглядом. – Ты не ночевала дома?

– Что, так очевидно?

– Нет, только для опытных глаз… Пошли.

Я кивнула.

Дорога на мехмат была мне уже знакома. Мимоходом подумалось, что свои-то занятия я сегодня прогуляю, а это плохо. Тут же вспомнилась картинка на экране Мишиного фотоаппарата – окровавленный труп у стены Главного здания… Мурашки по спине. И такое впечатление, что все, что творится сейчас, происходит с кем-то другим.

Пипл заранее сбросил мне на почту расписание занятий Мишиной группы. Первой парой у них был английский. До появления преподши я успела заглянуть в дверь – Миша расположился у прохода во втором ряду, слева.

Преподша, судя по произношению, учила студентов английскому еще в те времена, когда он был мертвым языком вроде латыни:

– Welcome, companions, поторопитесь, после звонка я никого не пущу…

– Духи «Серебристый ландыш», – пробормотал Пипл. – Антиквариат…

И вдруг ноздри его дрогнули. Он вытянулся в струнку, как гончая:

– Есть. Тень в здании. – Он поднял к уху телефонную трубку. – Лиза, Тень в здании!

У меня вспотели ладони. Пипл кивнул на дверь аудитории:

– Спокойно… Стой здесь, охраняй Мишу, от двери ни на шаг!

И быстро ушел по коридору, на секунду задержавшись возле вентиляционной отдушины.

Их с Лизой спокойствие передавалось и мне. Охота на Теней была частью их жизни и работы; они знали, что делали. Они остановят беду, нависшую над неповинным человеком. То, что записано на флешке Мишиного фотоаппарата, никогда не станет реальностью…

У меня зазвонил телефон. Кто говорит? Нет, не слон; в самые напряженные моменты моей жизни звонит, как правило, мама.

– Как дела?

– Мама… у меня пара!

– Ясно, ясно, извини… Я почему-то думала, что у тебя сегодня первой пары нет…

Долговязый очкарик с выражением хронической вины на лице протрусил по коридору и сунул нос в дверь аудитории:

– Sorry, I am late…

– Close the door, please! – холодно велели изнутри.

У очкарика закончился активный словарный запас.

– Пожалуйста, разрешите, я отравился с утра, – заныл он по-русски. – У меня была рвота… Ну пожалуйста…

Он говорил и кутался в шарф. Меня вдруг тоже осыпало холодом. Я вспомнила: когда еще мой амулет был при мне… Когда я смотрела на Мишу в аудитории, когда разглядывала его однокурсников, этот единственный был за моей спиной. Он и тогда опоздал…

Но в коридоре душно! Окна закрыты, жара! Почему он кутается в шарф? Он и тогда кутался, мерз, дрожал!

– Пипл, – прошептала я в телефонную трубку. – Сюда, быстро…

Очкарик закрыл дверь, отчаявшись попасть на английский. Злоба на его бледном лице очень старила его – казалось, это не двадцатилетний студент, а по крайней мере сорокалетний желчный неудачник.

– Сука… Трудно, что ли… – он развернулся и побрел прочь.

Я заступила ему дорогу:

– Привет. Мы встречались?

Он растерялся и даже испугался:

– Это что, женский вариант пикапа?

Я улыбнулась по-крокодильи, во все зубы:

– Зачем кутаемся? Холодно?

Он попятился. Выдавил ответную улыбку. Хотел ответить…

И вдруг уставился на что-то за моей спиной. В его глазах появился настоящий смертный ужас.

– Лиза! Погрузку! – рявкнул Пипл в конце коридора.

Очкарик развернулся и пустился бежать. Казалось, он размазывается на бегу, проникает сквозь пространство, перемещаясь неестественно быстро; я бросилась за ним, сознавая, что на меня вся надежда, потому что Пипл и Лиза, конечно, не успеют.

Но он исчез! Я вылетела на лестницу, завертела головой, не понимая, как мог довольно крупный очкарик раствориться в воздухе. Где-то наверху послышался топот, затрещала, раскачиваясь, кабина лифта, и я с опозданием поняла, что не дилетанту тягаться с профессионалами в их нелегком труде. Сколько Теней уже переловили эти трое? Что им один очкарик?!

А между тем мне доверили пост, и я самовольно его оставила. Рысцой, прежде чем вскроется должностное преступление, я вернулась к двери аудитории, за которой кто-то бекал и мекал на очень плохом английском…

Интуиция велела мне заглянуть внутрь.

Место у прохода во втором ряду слева пустовало.

– Где он?! – закричала я, прервав студента, который с мученическим видом пытался рассказать про Тауэр-Бридж.

Преподавательница поглядела задумчиво:

– Куда катится старейшее учебное заведение…

– Его вызвали в деканат, – ответил кто-то из Мишиных однокурсников. – Только что.

Я закрыла дверь.

Холод пробирал меня до костей, как того несчастного очкарика. Холод и жуть.

Может быть, ничего страшного? Мало ли по какой надобности студента вызывают в деканат… Дело житейское… Сейчас я пойду и встречу там Мишу, и скажу ему, что опасности больше нет – Тень нейтрализована…

Зазвонил телефон: Лиза.

– Дарья, мы взяли Тень.

– Все, отбой тревоги?!

– Нет, – что-то в ее голосе заставило меня еще больше похолодеть. – Этот два месяца никого не жрал, постился… В здании есть другая Тень. Миша на месте?

– В деканате…

– Что?!

– Его вызвали в деканат…

– А ты где была?!

Лиза добавила длинное непечатное выражение. Раньше я никогда не слышала, как она матерится.

– Здесь… я не успела…

– Стой там и жди! Мы сейчас будем!

Связь оборвалась. Я облизнула очень сухие губы…

Мишин ролик снова и снова повторялся у меня перед глазами. Прыгает камера… Бегут любопытные… Чужие ноги на траве… Мертвый парень, окровавленный подбородок, стеклянные глаза… «Я не знаю, к кому мне с этим идти…» Он мне доверился! Он верил, что я спасу его!

Вот, в сумке, его ключи и недопитая бутылка с молоком, которую он оставил мне на кухонном столе. А у меня нет амулета. Ничего не вижу, кроме бытового привычного мира: коридор с высоченными потолками. Старинный паркет. Массивная дверь аудитории, свет из окон…