Газета День Литературы # 178 (2011 6) - Газета День Литературы

Плывут стволы, плывёт тяжёлый дым,

скрипят верхи и чавкают коренья.

И ты плывёшь, и ты ползёшь по ним,

по мордам луж своим же отраженьем.

Лицо залито едкою росой,

в глазах туман, а в горле – листьев шорох…

Ты прорастаешь радостью босой

и буреломом спишь на косогорах.

Ты – как цветы, ты – сгусток белых гроз

и зов лощин, и сумрачные чащи…

Глухая полночь. Час метаморфоз.

Нечистый дух, ощерившийся ящер.

***

О, захолустная тоска!

Она задушит здесь любого.

Шнуром, свисающим с крюка,

завьётся в дуло у виска –

вот зрак всевидящего Бога!

Кричи – никто не прибежит.

Зови – кому ты нынче нужен?

На костылях вторая жизнь

за водкой хлюпает по лужам.

Эй, инвалид, и я с тобой!

Ты не останешься внакладе –

всей заковыристой судьбой

прибавку к пенсии оплатим.

Твой Кёнигсберг и мой Афган,

Летит по вычурному кругу

трясущийся в руке стакан –

ввек недопитые сто грамм –

от друга к другу.

И с каждым днём тесней кольцо,

всё бойче лживые преданья,

и всё слышнее пред концом

тех недобитков ликованье.

СОЛНЦЕ ГОНИМЫХ

(Из Байрона)

But oh haw could!

Гонимых солнце – и всегда звезда

неспящим и уснувшим навсегда,

мучительная радость прежних дней,

чем ярче ты, тем ночь моя темней.

Зачем, зачем в безжизненной ночи

ты, словно слёзы, льёшь свои лучи

в сиянье слёз… Печальней нету сна:

светла, но далека; чиста, но холодна.

***

Е.Тарасовой

По-августовски свежий и глубокий

лимонный свет стреноженной луны.

Хребты домов и вербы вдоль дороги

густейшей тенью вкось отражены.

В такую ночь собаку тянет в поле,

в такую ночь предчувствие беды…

Пересчитав штакетники околиц,

луна струит над речкой белый дым.

Стоишь-стоишь и вздрогнешь ненароком,

когда в саду, скатившись по листам,

и заблестит, похожий на кристалл.

Седая груша оперлась о крышу,

хрустят ежи примятою травой.

А на стекле рушник крестами вышит –

рушник звезды холодной, но живой.

Уже роса, а с нею запах мёда

от тёмных слив, от брюквы, от коры…

И светосонь – хорошая погода,

а вот о ведьмах тянет говорить.

***

Жестокие детские сны,

чугунка, да степь в буераках,

да песни недавней войны

в расстёгнутых настежь бараках.

Гуляет воскресный народ,

швыряет деньгу пищеторгу.

Отчаянно бабка орёт,

что ироды срезали торбу.

Свистит от восторга шпана,

а воры поодаль – в законе,

прищуром стальным пацана

на подвиги новые гонят.

Надсадно шарманка сипит

про сопки, что мглою покрыты…

И наши карьеры в степи

хранят сновиденья убитых.

Год 53-й! Весна!

Рыдает старуха в ракитах.

В садах и в руинах страна…

Ничто до сих пор не забыто.

***

Анюте

Зеркальный плёс зари вечерней,

песок от влаги потемнел.

Спит над притихшею деревней

нарядный облак в вышине.

Он между вечностью и нами

завис в незримой пустоте

и золотыми куполами

двоится в выпуклой воде.

К нему в белёсом промежутке

прижалась стайка старых хат,

и безалаберные утки

под берег илистый скользят.

И над зелёною рекою

такая Божья благодать.

Но обмелевшему душою

её, пожалуй, не понять.

Зеркальный плёс зари вечерней,

песок по низу потемнел.

Спит над заброшенной деревней

нарядный облак в вышине.

***

Вот это ночь – продрогшая, что пробы

морозу негде ставить, а из сфер,

как из ведра, по крышам и в сугробы

материально хлещет рыжий свет.

Свирепые свирели полнолунья

свистят метелями над спящею землёй.

Не то чтобы весь мир ополоумел

или приснился сон кому какой,

но оживают тени неживые,

по мостовым безвременья скользя,

и в подворотнях псы сторожевые

вбирают небо в ноздри и в глаза.

И в очертаниях, очерченных нерезко,

проступят вдруг

окно,

дорожка,

шлак…

Да как припомнится

знакомая окрестность

и – женский шаг…

Александр МАЛИНОВСКИЙ ВОРОТАМИ В ЛЕТО

НА БАРИНОВОЙ ГОРЕ

Есть в моём крае клочочек землицы,

Где я всегда себя чувствую птицей!

Дождь моросит ли, солнце ли сушит,

Всё на горе этой радует душу:

Слева – Покровская церковь. А справа –

Красной Самарки внизу переправа.

А за рекой, в необъятной низине, –

Отчина, с церковью посередине...

СЛЕПОЙ ДОЖДИК

Мама, бывало, в деревне,

Как только начнётся слепой

Дождичек, скажет: "Царевна

Заплакала. Бисер какой

Сыплет над полем. От радости

Иль с горя? Попробуй узнай!

Дарит и свет нам, и радугу –

За что это всё? Угадай...".

Мне ныне годков уж немало.

Случится вдруг дождик слепой:

Замрёшь на ходу. Вдруг это мама

Плачет на небе. Бисер какой!..

ЛОШАДЬ

Красавкою звали, особо любили,

Когда молодой была в теле и силе.

Первой на скачках бывала всегда,

Пока не случилась с нею беда...

Всего-то одна лошадиная сила,

Сколько потом она груза возила...

Возниц у Красавки менялось немало,

Но седоков уже больше не знала.

Тягала она и возы с кирпичом,

Всё ей казалось пока нипочём.

Но время пришло, ноги нынче не те,

Видят плохо, к тому же, глаза в темноте...

...Зимою почти что ослепла совсем,

Стоит одинокая сбочь от шоссе.

Всё стало другое, всё стало иначе.

Мальчишки зовут её старою клячей...

ЛЁД ПОШЁЛ

Настал конец серебряным дорогам,