До самой сути - Жорж Сименон

Конечно, ты тоже имеешь право поговорить…

Он снова застыл, стиснув зубы, устремив взгляд в пространство, зажав в правой руке дымящуюся сигарету.

— Слушаю… Да, да, брат объяснит тебе…

Потом, искоса посмотрев на Пи-Эм, ответил на вопрос, который нетрудно было угадать:

— Нет, по-моему, он на меня непохож… Алло!..

Что?.. Он тоже хочет?.. Пусть скажет пару слов… Телефон на стене?.. Джону не дотянуться?.. Так подними его… Или пусть мама поднимет… Алло!.. Алло, малыш!.. Слышишь меня?.. Да, да, это папа… Да… Честное слово…

Привезу тебе самую красивую игрушку…

Неожиданно он сел с таким видом, словно вот-вот выронит трубку — то ли она слишком тяжела, то ли обжигает ему руку.

— Дай еще на минутку маму… Милдред?.. Прости, я… — Он с трудом сглотнул слюну. — Да, да… До скорого… Да, конец.

Доналд, конечно, имел в виду не только разговор, но и весь тот долгий путь, который они с грехом пополам прошли вместе и на котором как будто в насмешку перед ними опять встала преграда — правда, уже не решетка, но все-таки изгородь.

Он забыл положить трубку, и слышно было, как телефонистка надсаживается:

— Переговорили?.. Алло, Тумакакори?.. Переговорили?..

Пи-Эм отобрал у него трубку и водворил ее на место.

— Дай мне выпить.

И, видя, что брат колеблется, Доналд почти легкомысленным тоном добавил:

— Надеюсь, ты сам не веришь в то, что наплел своим друзьям?

Ему надо было поговорить — о чем угодно, только бы не о Милдред и детях.

— Что я наплел?

— Точно не знаю, но прекрасно видел: женщины взвинчены. То стараются оттереть меня от подноса, то суют мне кока-колу. А одна, маленькая такая, брюнетка…

— Миссис Поуп?

— Может быть. Я не запомнил фамилий. Так вот, она ни с того ни с сего сообщила мне, что ее двоюродный брат провел пять лет в сумасшедшем доме, хотя был совершенно здоров; врачи в конце концов признали свою ошибку.

Пристально глядя на брата, он отчеканил:

— А ведь тебе известно, Пи-Эм, что я никогда не был психом. Известно ведь, правда?

В его словах прозвучала невысказанная угроза.

— А теперь…

Он встал и словно встряхнулся, чтобы окончательно подавить в себе волнение. Потом с вызывающим видом, не скупясь, налил себе виски, сходил на кухню, принес из холодильника лед.

— Будешь?

— Самую малость.

Теперь, избавившись от прежней скованности, Доналд стал другим человеком.

— Психом я никогда не был, но что верно, то верно, в одного парня стрелял. Меня посчитали пьяным. Может быть, так оно и было, только это не важно. Я и трезвый сделал бы то же самое. До сих пор жалею, что не прикончил этого типа.

— Полисмена?

— Да. Мы с ним давно были знакомы. И он давно искал случая прицепиться ко мне. Впрочем, это долгая история. И знать ее тебе не надо.

С новой сигаретой в зубах он встал перед братом.

— Вот что, Пэт. Ты слышал, что я сказал мальчику?

Между ними и мной ровно девятнадцать миль. Я заметил цифру на придорожном столбе, когда мы вылезли из машины. Каких-нибудь полчаса езды… Я хочу верить твоим россказням о реке.

— Ты же ее видел.

— Ладно. Я готов тебе поверить. Я сказал своим кое-что еще, и это ты тоже слышал. Никакая сила в мире не помешает мне добраться до них. И никто не помешает, ясно? Я сделаю все, что потребуется, — слушай и запомни, — все, что потребуется, чтобы сдержать свое обещание. И какая бы преграда ни возникла передо мной, я… — Он закончил фразу резким взмахом руки. — Вот это я и хотел сказать тебе наедине.

— Но…

— Я не требую от тебя ни разговоров, ни обещаний.

Думаю, что знаю тебя достаточно, а Эмили знает еще лучше.

— Что она тебе сказала?

— Не твое дело.

Доналд говорил, расхаживая по комнате, время от времени пропуская глоточек и попыхивая сигаретой.

— У тебя есть интересы на той стороне?

— Ты хочешь сказать…

— Вот видишь, ты опять финтишь. Я спрашиваю: да или нет?

— Все зависит от того, что ты называешь интересами.

— Ну, деньги, если тебе угодно. Или возможность выплатить их определенному лицу.

От его беспощадно накаленного взгляда нельзя было спрятаться.

— Это непросто, но…

— Отлично. Так ты и сделаешь. Сейчас я объясню тебе ситуацию. Эмили небогата. Она истратила значительную долю своих сбережений на мой побег. Остальное отдала Милдред, но это гроши.

— Милдред без денег?

— Хуже. За комнату не плачено. Два дня она работала подавальщицей в кафе.

— В мексиканском кафе?

— Да. Больше не выдержала, и я понимаю почему.

Помолчи! И не воображай, что я пытаюсь тебя разжалобить. Ты не знаешь Фрэнка. Ему пятнадцать. Он тоже пытался подработать. Насколько я понял, по ту сторону это почти нереально. Мексиканцы бедны. Чтобы прожить, жители Ногалеса должны искать себе место в американской части города.

— Верно. Даже на наших ранчо служат почти сплошь мексиканцы.

— Остановка за одним: чтобы утром и вечером пересекать границу, надо иметь постоянный пропуск, а Милдред не может его выправить — ей пришлось бы назвать свою настоящую фамилию. Полиция сразу насторожилась бы, так что, пока я не перебрался…

— Ясно.

Такое обсуждение технических в известном смысле вопросов — уже разрядка.

— Фрэнк попробовал стать чистильщиком сапог, но его побили конкуренты — туземные мальчишки. Деньги нужны моей семье самое позднее завтра утром, иначе хозяйка выбросит их на улицу. О чем ты задумался?

— Об этом.

— Это так сложно?

— Ты способен соображать?

— Я совершенно спокоен.

— Тогда брось пить и послушай минутку. Ты появился, когда я меньше всего на свете ждал тебя, и ты потребовал, чтобы я переправил тебя через границу. Ты не спросил, подвергаюсь я риску или нет.

Не подумал даже, что одно твое присутствие может стать для меня форменной катастрофой. Нора того и гляди догадается.

— Понял.

— Ничего ты не понял: если бы понимал, не стал бы напускать на себя угрожающий вид. Что касается границы, я сделаю все от меня зависящее, чтобы помочь тебе перебраться.

— Я переберусь.

— Тем лучше. Денег я тебе тоже дам — и достаточно, чтобы ты продержался, пока не устроишься.

— Благодарю.

Доналд вложил в слово целый заряд иронии.

— Ты требуешь их у меня для своей жены сейчас же, еще до утра. Отвечаю тебе: попробую, но это сложнее, чем ты полагаешь. У Норы есть интересы в Мексике — она совладелица одного ранчо в Соноре, если хочешь знать. Но только совладелица. В дела она не вмешивается. Я не могу позвонить управляющему и поручить ему отвезти деньги по такому-то адресу; он живет в горах, в пятидесяти милях от Ногалеса. Это тебе понятно?

У меня лично есть по ту сторону деньги в банке. Но пока вода не спала, я не могу послать чек. К тому же предпочитаю не оставлять следов.

— Это означает?..

— …одно: вопрос надо рассмотреть со всем хладнокровием. Мне жаль Милдред и детей.

— Еще раз благодарю.

— Убежден, что еще сегодня вечером придумаю, как им помочь.

— Убежден?

— Разумеется, дорогой мой Доналд.

Может быть, именно потому, что Пи-Эм уже был напуган, что страх сидел в нем до сих пор, он и взял неожиданно этот развязный, снисходительный тон.

— Разумеется, я попытаюсь. И поверь: я не сделал бы больше даже для собственной жены, окажись она в таком положении.

— Ты имеешь в виду Нору или Пегги?

Несмотря на все свое бешенство, Пи-Эм ответил:

— Нору.

— Разреши в этой связи задать тебе один вопрос.

Даже несколько. Мы ведь все равно разговариваем о Норе, правда?

Доналд откровенно издевался над ним, откровенно искал ссоры. Пи-Эм охотно помешал бы ему пить, но было уже поздно: Доналд не спускал свирепого взгляда с бутылки, которую поставил рядом с собой.

— Сколько было Hope, когда она в первый раз вышла замуж?

— Точно не помню. Года двадцать два.

— А ее мужу?

— Мак-Миллану? Верных сорок пять.

— Она была богата?

— Не очень, хотя из хорошей семьи.

— Брак по любви?

Пи-Эм сухо процедил:

— Мне это неизвестно.

— Хорошо, продолжим. Умирает ее муж, и она выходит за тебя. Брак по любви?

— По-моему, это касается только ее.

— Ладно. А с твоей стороны?

— А это касается только меня.

— Понимаю.

На этот раз кровь ударила Пи-Эм в голову, и он в свой черед перешел в атаку:

— Что ты хочешь сказать?

— Ничего. Не злись. Мы же впервые после такого долгого перерыва говорим как брат с братом, верно?

— Ты выпил.

— Ты тоже. Я наблюдал за тобой с тех пор, как попал к тебе в дом, и вижу, что ты пьешь не меньше, чем я в прошлом. Пожалуй, и больше. А теперь мой главный вопрос. Предположим, что завтра ты окажешься обесчещен: обнаружится, например, что ты замешан в разных неблагонравных историях, как это бывает с адвокатами или с мужьями богатых жен. Предположим, что полиция арестует тебя и упрячет за решетку…

— Договаривай.

— Как поступит Нора?