Пустой дом - Розамунда Пилчер

— Не смогу проглотить больше ни крошки, — и отдала ему остаток пирога, который он безмятежно отправил в рот. Пережевывая тесто и картофельную начинку, он произнес:

— Не будь я так голоден, я бы заставил тебя доесть все до конца, чтобы ты хоть чуть-чуть поправилась.

— Но я не хочу поправляться.

— Ты слишком худая. Ты и всегда была тоненькой, но сейчас выглядишь так, словно тебя унесет первым же порывом ветра. И ты обрезала волосы. Они были длинные, до пояса, и развевались на ветру.

Он протянул руку и обхватил ее запястье большим и указательным пальцами.

— От тебя остались кожа да кости.

— Наверное, все дело в той простуде.

— Я-то думал, ты стала толстухой после стольких лет поедания овсянки, копченой селедки и фаршированных рубцов.

— Ты хочешь сказать, что в Шотландии питаются только этим?

— Мне так рассказывали.

Он выпустил ее запястье и снова принялся за пирог, а потом начал собирать тарелки в корзину, чтобы отнести обратно на кухню. Вирджиния попыталась было ему помочь, однако он приказал ей оставаться на месте, так что она подчинилась, растянулась на траве и стала рассматривать серую крышу амбара с примостившимися на ней морскими чайками и гонимые ветром кудрявые белые облачка, которые наплывали с моря по головокружительной небесной голубизне.

Юстас вернулся с сигаретами, парой зеленых яблок и термосом с чаем. Вирджиния так и лежала на траве, поэтому он бросил ей яблоко, и она поймала его, а он уселся с ней рядом и стал отвинчивать крышку термоса.

— Расскажи мне про Шотландию.

Вирджиния повертела яблоко, гладкое и прохладное, в ладонях.

— Что тебе рассказать?

— Чем занимался твой муж?

— Что ты имеешь в виду?

— Он работал?

— Не совсем. Не с девяти до пяти. Но ему досталось это поместье…

— Кирктон?

— Да, Кирктон, от дяди. Большой величественный дом, около тысячи акров земли; после того как мы привели дом в порядок, он большую часть времени занимался хозяйством. Выращивал деревья, ухаживал за поместьем… ну, не своими руками, конечно… я имею в виду, у него был управляющий, жил в фермерском доме. Мистер Макгрегор. Собственно, он делал большую часть работы, но Энтони тоже всегда находил себе занятие. Я хочу сказать, — слабым голосом закончила она, — он умел как-то заполнять свое время.

В сезон охотился пять дней в неделю, рыбачил и играл в гольф. Ездил на скачки, каждую зиму на пару месяцев отправлялся в Сент-Мориц. Не было смысла описывать образ жизни такого человека, как Энтони Кейли, такому человеку, как Юстас Филипс. Они принадлежали разным мирам.

— А что делается в Кирктоне сейчас?

— Я же сказала, за ним следит управляющий.

— А дом?

— Стоит пустой. Правда, мебель осталась на месте, но там никто не живет.

— И ты собираешься вернуться в этот пустой дом?

— Собираюсь. Когда-нибудь.

— А как насчет детей?

— Они в Лондоне, с матерью Энтони.

— Но почему они не с тобой? — спросил Юстас без критики, но заинтересованно, словно ему любопытно было узнать.

— Мы решили, что мне будет полезно отдохнуть самой по себе. Элис Лингард прислала письмо и пригласила меня приехать, мы все обсудили, и вот я здесь.

— А почему ты не привезла детей?

— О, я даже не знаю… — эти слова прозвучали неуместно и надуманно даже для нее самой. — Своих детей у Элис нет, дом для них не приспособлен… Я имею в виду, там все такое ценное, и дорогое, и хрупкое. Ну, ты знаешь, как это бывает.

— Вообще-то не знаю, но продолжай.

— Да и потом, леди Кейли нравится, что они живут с ней.

— Леди Кейли?

— Это мать Энтони. И няне нравится жить у нее, потому что раньше она работала у леди Кейли. Воспитывала Энтони, когда тот был маленьким.

— Но твой-то дети уже большие.

— Каре восемь, а Николасу шесть.

— Тогда зачем им няня? Почему ты не воспитываешь их сама?

За прошедшие годы Вирджиния бессчетное количество раз задавала себе этот вопрос, но так и не нашла на него ответа, и теперь, когда Юстас непрошенно произнес его вслух, она испытала к нему странную неприязнь.

— Что ты имеешь в виду?

— Только то, что сказал.

— Я воспитываю их. Я имею в виду, мы проводим много времени вместе…

— Они только что лишились отца, и уж, конечно, единственный человек, с которым им хочется быть рядом, это их мать, а не бабушка или нянька, доставшаяся по наследству. Им наверняка кажется, что их бросили.

— Ничего подобного!

— Чего же ты злишься, если так в этом уверена?

— Мне просто не нравится, что ты завел этот разговор и рассуждаешь о том, чего не знаешь.

— Зато я знаю тебя.

— И что же?

— Мне известно, как легко заставить тебя плясать под чужую дудку.

— И под чью дудку я пляшу сейчас?

— Точно не могу сказать. — Изумленная, она осознала, что, несмотря на внешнюю холодность, он разозлен не меньше ее. — Но первая кандидатура, которая приходит в голову, — это твоя свекровь. Судя по всему, когда умерла твоя собственная мать, бразды правления перешли к ней.

— Не смей говорить о моей матери в таком тоне!

— Но это же правда, не так ли?

— Нет, неправда!

— Тогда привези детей сюда. Это бесчеловечно — бросать их в Лондоне на летние каникулы в такую погоду, когда они должны свободно бегать по берегу моря и по полям. Потрудись протянуть руку, набери номер твоей свекрови и вели ей посадить детей в поезд. И если Элис Лингард не сможет пригласить их в Уил-хаус, потому что слишком дрожит за свои драгоценные безделушки, поселись с ними в мотеле или сними коттедж…

— Именно так я и собираюсь поступить и не нуждаюсь в твоих советах.

— Тогда начинай искать дом.

— Уже начала.

На мгновение он умолк, и она удовлетворенно подумала: «Наконец-то мне удалось немного сбить с него спесь».

Но это было всего лишь на мгновение.

— Ты что-то нашла?

— Сегодня утром я посмотрела один дом, но он мне не подошел.

— Где?

— Здесь. В Лэнион. — Он молчал, ожидая продолжения. — Называется Бозифик, — неловко добавила она.

— Бозифик! — Он, казалось, обрадовался. — Это же чудесное место!

— Ужасное!

— Ужасное? — Он ушам своим не верил. — Мы говорим о коттедже на холме, где когда-то жил Обри Крейн? Тот, что Керноу унаследовали от тетушки со стороны мужа?

— Тот самый, но он жуткий и жить там невозможно.

— Что значит жуткий? Там что, привидения?

— Не знаю я! Просто жуткий, и все.

— Если там обитает привидение Обри Крейна, вы с ним всласть повеселитесь. Моя мама помнила его, говорила, он был очень славным. И детей любил, — добавил он, но Вирджинии его слова показались классическим поп sequitur.[3]