Мирон сын Мирона - Александра Турлякова

— Я всё-таки вызову врача! — он решительно дёрнулся к двери всем телом, но Аэлла успела преградить ему путь, воскликнула:

— Не надо, пожалуйста!

— Почему? — Мирон искренне удивился, глядя сверху.

— Я не хочу, чтобы кто-нибудь знал…

— Что ты болеешь? — он перебил её шёпот.

— …что мы вместе… — она договорила то, что хотела, а он помешал ей. Мирон промолчал, раздумывая, потом добавил негромко:

— Я могу найти твою служанку, и пусть она сама позовёт врача, я могу сам этого и не делать…

— Не надо, — она отрицательно покачала головой, пряди её светлых волос приковывали взгляд, и глаза Мирона охватывали её всю: лицо, волосы, шею, растерянную улыбку-просьбу. — Я не хочу, чтобы кто-то даже догадывался…

— Почему? — он шепнул недоумённо.

— Не хочу и всё… — она настойчиво поджала губы.

Идвар пожал плечами:

— Как хочешь…

Аэлла убрала в вазу нож и разрезанное яблоко, до этого они были у неё в руках, достала лишь одну дольку, откусила неторопливо.

— А лечиться?

— Завтра уже всё будет нормально… Вот увидишь.

— Ты ела что-нибудь, кроме своих яблок?

— Я ничего не хочу… — она опять откусила от яблока.

— Ослабнешь…

— Я всё наверстаю… потом…

Идвар ближе подошёл к ней, осторожно взял пальцами одну из прядок волос, покрутил, навивая на костяшку пальца, смотрел, как сверкает она при свете свечей на изгибах. Прекрасно, до чего же красиво! Он поднял глаза, глядя исподлобья, и встретил взгляд девушки. Смутился. Отпустил, быстро распутывая палец.

— Извини…

— Да нет, почему же, если тебе это интересно, если тебе нравится… — она улыбнулась мягко.

— Я скучал по тебе… — он прошептал ей в глаза, осторожно взял за локти и подтянул к себе, ища губы для поцелуя. Аэлла привстала на цыпочки, подняла лицо навстречу. Он целовал её, целовал губы, лоб, глаза, шептал, щекоча кожу горячим дыханием:- Я скучал… Я так хотел… так хотел обнять тебя… Любимая… Милая моя… Так хотел…

Через тонкую шерстяную рубашку он чувствовал её тело, так близко, такое доступное, горячее, аж голова шла кругом, дыхание перехватывало от одних лишь поцелуев, оттого, что чувствовал ладонями её тело через тонкую ткань. Ему было так мало надо, чтобы возбуждение вскружило голову, чтобы от страсти задрожало всё тело.

Идвар подтолкнул её чуть вперёд, сталкивая в сторону вазу с фруктами. Аэлла отступила, упёрлась в стол, но Мирон чуть подсадил её, не отпуская от себя, ласкал спину, утопая пальцами в волосах. Аэлла вынуждена была раздвинуть бёдра, чтобы позволить ему быть близко, поэтому подол рубашки поднялся вверх, открывая ноги. И Идвар ласкал горячими ладонями её колени, поднимаясь всё выше. Добрался до живота, груди, касался плеч, тонкой светлой кожи на внутренней стороне рук. Она сводила его с ума, завораживала, он уже и думать не мог ни о чём другом, кроме, как о ней, о тех чувствах, что она в нём рождала, о тех наслаждениях, причиной которых была только она…

На этот раз он не торопился, был аккуратным, прижимал её к себе, чувствуя, как пряди волос её скользят по рукам, касаются лица, обнажённой груди, освобождённой от одежды. Разве такое можно терпеть? Разве это в силах человека?..

Аэлла кусала губы, сдерживая хриплый выдох, закрывала глаза, запрокидывая голову, покорно отдавалась его страсти, его напору, дрожала всем телом.

Он утонул лицом в её волосах, прижимаясь щекой к шее под ухом, до скрипа стиснул зубы, зажмуриваясь, молча перетерпел и хрипло выдохнул. Аэлла обнимала его за шею и чувствовала, как стучит под пальцами его сердце. Замерла в ожидании.

— Проклятье… — прошептал Мирон чуть слышно.

— Что?.. — она заглядывала ему в лицо, ловила взгляд.

— Опять… не успел…

Она осторожно коснулась пальцами его лба, убрала мокрую прядку волос, ставшую ещё чернее. Шепнула:

— Не убивайся так…

Он хрипло усмехнулся на её замечание, скривил губы:

— А если ребёнок?.. — спросил многозначительно, и Аэлла стушевалась, она и не думала об этом, а ведь, в самом деле, всё теперь может обернуться и так. А что она может сделать, если она и о своей будущей жизни-то ничего определённого сказать не может. А ребёнок — это ответственность, тогда ей придётся жить ради него, и заботиться о себе ради него.

Это расстроило её, она отвернулась, закрывая глаза. Идвар отступил назад, не отпуская Аэллы, так и держал её, прижимая к себе, она обнимала его ногами за бёдра. Он опрокинул её на постель на спину, поцеловал в губы, лёг рядом, натянув на двоих тёплое одеяло. Нашёл её ладонь, переплёл пальцы свои и её. Они долго лежали молча, не говоря друг другу ни слова.

Слабость и головокружение не покидали Аэллу, а сейчас даже усилились. Она негромко спросила:

— Можно вопрос?

— М-м-м… — согласно промычал он, чуть стиснув её пальцы в кулаке.

— Твой отец, король… он пришлёт письмо… прикажет казнить меня… Ты это сделаешь? — она перевела глаза и в упор посмотрела в его лицо. Идвар замер, даже дышать перестал, дрогнул бровями, нахмуриваясь. Видно было, растерялся сильно. Сейчас он меньше всего думал об этом.

— Ну… — замялся, дёрнул подбородком, будто что-то душило его. — Я не думаю, что он сделает это…

— Я спросила, — голос её был твёрдым, аж в ушах от него зазвенело, — ты просто ответь мне: "да" или "нет"…

Он опять стушевался, долго молчал, прошептал:

— Я не хочу говорить об этом…

Аэлла приподнялась на локте, поворачиваясь на живот, пристально всмотрелась в лицо любовника, поджала губы:

— Ты прикажешь казнить меня?

— Аэлла, милая… — он потянулся к ней навстречу, но она перебила его:

— Сделаешь это?

— Нет! — он тоже повысил голос, ответил резко.

— Пойдёшь против отца? Он — твой король, как прикажет, так и сделаешь, иначе сам попадёшь в опалу… Ты — военный, приказ старшего для тебя — закон…

— Я смогу переубедить его… — он говорил так, что и сам в это не верил. Аэлла усмехнулась, уткнулась лицом в подушку; плечи, лопатки остро выпирали под одеялом, и Идвару хотелось обнять её, утешить, сказать, что всё будет хорошо, что все её страхи — пустяк, но сам не сдвинулся с места. Вздохнул, чуть стиснул пальцы её ладони в кулаке.

Ему лет двенадцать было, когда отец впервые взял его на охоту. Они тогда загоняли в ловушку волков и лис, и в норе лисят нашли. Они разбежались, а некоторых успели убить — затравили собаками. Одного Идвар тогда успел спасти от собак, забрал себе, спрятал под плащ. Отец тогда только усмехнулся, а старший брат глянул презрительно. Они всё ждали, когда он надоест ему, когда он его бросит, а Идвар ловил ему мышей в амбаре, кормил сыром, всё больше привязываясь. А потом не нашёл его, слуги сказали, выпустили в лес, и только потом он узнал, что отец забрал его в поле для натаскивания молодых собак…