Обманутая снами (Евдокия Ростопчина) - Елена Арсеньева

Ну что же, она, в принципе, не ошиблась: вернулись Ростопчины в Россию и впрямь объединенные общими заботами. Однако к воскрешению угасших чувств это не имело никакого отношения.

Впрочем, обо всем по порядку.

Итак, тронулись они в Европу, северо-западных берегов которой решено было достичь с помощью… чуда света – парохода.

К дальнему берегу древней, мудрой Германии, – морем.Славным войной и торговлей в истории мира и страшным.Повестью бурь знаменитых в преданьях старинных и новых.Завтра, прядая по волнам спокойным, без помощи ветра.Собственной тайною силой кипя и стремяся, пойдешь ты.Стройная дива-громада, вымысл и честь пред веками.Нашего века!..

Встретившись в Риме с Гоголем, с которым графиня Евдокия была хорошо знакома, она показала ему свое новое стихотворение, вернее, аллегорическую балладу «Насильный брак» (другое название – «Старый муж»), написанную в форме диалога между мужем и женой.

Написанная в пути, между Краковом и Веной, баллада сия показалась Гоголю исполненной острых политических намеков на угнетенное положение Польши в составе Российской империи. Прошло уже больше десяти лет со времени подавления Варшавского мятежа 1830 года, однако так называемые «передовые люди России» по-прежнему считали своим долгом возмущаться усмирением сего безобразного бунта. Ну, в самом же деле, ежели эти люди не станут чем-нибудь возмущаться, кто же впредь посчитает их передовыми?!

Графиню Евдокию Петровну положение «братьев-славян» волновало в последнюю очередь. Прежде всего ее тревожила жизнь собственного сердца и печальное (на самом-то деле – не столь уж печальное, бывает куда хуже!) положение жены, не любящей своего супруга. Объяснением причин, побудивших ее написать балладу, могут служить вот эти строки о женщине, о женской доле – некоторым образом ее жизненное и творческое кредо: «Кто сводит ее (женщину) с пьедестала, чтобы не поклоняться перед ней, как перед богиней, недоступной и гордой, но поставить ее в уровень с собой, своими требованиями и привычками, а потом согнуть ее, сломать ея гордость и бросить на колени, как рабу бессловесную и беззащитную… Messieurs, vous savez ce que vous faites,[9] и если женщина точно виновна и точно совратилась с прямого пути, я всегда не к ней обращаю порицанье, а ищу за нею настоящего виновного, т. е. мужчину. Вследствие такого убежденья я держу перо в руке как орудие, единственно нам данное против вас; я стараюсь воспроизводить женщин наиболее интересными, а мужчин как можно пошлее…

Такую женщину труднее обмануть, труднее переломить; она борется с мужчиною и тогда только признает в нем господина своего, когда ум и сердце ее найдут в нем нечто выше и лучше себя. За то им и не житье в мире, и клевета преследует их до гроба, употребляя оружием против них даже самые их добрые качества…»

Строго говоря, в данной ситуации Евдокия Петровна больше играла в страдание, чем страдала, но в балладе «Насильный брак» поиграла одновременно в то и другое страдание: любовное и политическое.

Однако разговор с Гоголем, который увидел в поэме политические намеки, открыл ей глаза. Ростопчиной захотелось причислиться к «передовым». Недолго думая, она посвятила свою балладу «Мысленно – Мицкевичу», чем априори придала ей однозначный и одиозный политический оттенок.

А Гоголь посоветовал:

– Пошлите в Петербург: не поймут и напечатают… Вы не знаете тупости нашей цензуры, а я знаю. Пошлите!

Политическое тщеславие заело графиню Евдокию Петровну, и она отправила стихи в «Северную пчелу». Было тут и еще кое-что: ей хотелось поразить своей смелостью Андрея Николаевича Карамзина!

В это самое время до нее дошло известие, которое стало для нее новым ударом и вновь навело на мысль о своей неудавшейся жизни: ее бывший возлюбленный (на возвращение которого Евдокия Петровна не переставала надеяться!) бросил наконец-то беспутный холостой образ жизни и решил жениться.

И на ком, о господи?! На Авроре Демидовой, урожденной Штернваль!

Более зловещей спутницы жизни он выбрать не мог… ну вот разве что женился бы на самой Смерти. И это при том, что более очаровательного и добродетельного существа невозможно было бы отыскать при всем желании…

Ее безукоризненная красота обладала даром сводить мужчин с ума.

Нам сияет Аврора.В солнце нужды нам нет:Для души и для взора.Есть и пламень, и свет!

– писал о ней Петр Вяземский.

Однако она считалась воистину роковой женщиной. В юности у нее был жених, который погиб за несколько дней до свадьбы. Ну что ж, всякое случается на свете, даже такие печальные истории! Кавалеры не оставляли печальную красавицу ухаживаниями, и вскоре Аврора дала слово выйти за Александра Муханова, приятеля Пушкина. Однако – вновь за несколько дней до свадьбы, на холостяцком ужине, – он умудрился простудиться так, что через несколько дней умер от воспаления легких. Женихи стали избегать ослепительной, но опасной красавицы. Однако знаменитый богач, уральский заводчик Павел Николаевич Демидов, член Петербургской академии наук, решился-таки рискнуть – и ему вроде бы повезло: он получил согласие Авроры, свадьба прошла благополучно (среди многочисленных подарков молодая жена получила от мужа знаменитый алмаз Санси, сокровище поистине баснословное!). Потом госпожа Демидова родила сына, которого тоже назвали Павлом… Но ревнивый Рок не оставлял в покое мужчин этой красавицы! Спустя шесть лет после свадьбы Павел Николаевич неожиданно (в месяц!) сгорел от скоротечной чахотки.

С тех пор лето и часть осени госпожа Демидова проводила за границей и на Урале, где она довольно успешно управлялась с громадным наследством мужа, а зиму и весну – в Петербурге, в своем особняке на Дворцовой площади. Она уверяла, что решилась совершенно посвятить себя воспитанию сына, что не помышляет о замужестве, да и грех даже думать о таком ей, невольной причине смертей стольких мужчин!

Графиня Евдокия хорошо знала эту печальную красавицу и вроде бы даже сочувствовала ей, но в ее отношении к Авроре всегда ощущался оттенок настороженности. Может быть, дело было всего лишь в чисто женской зависти к красоте безусловной, ошеломляющей, над которой не властно время? Или это было предчувствие той роковой роли, которую Аврора сыграет в жизни самой Евдокии Петровны?

О, конечно, в такую красоту невозможно не влюбиться. Да и Андрей Карамзин давно уже не принадлежал графине Евдокии, она даже и право на ревность утратила. Однако известие об этом браке не только измучило ее припадками лютой ревности (отвратительным казалось все, а особенно то, что Аврора старше нового мужа на восемь лет), но и напугало до полусмерти. Графиня Ростопчина билась в рыданиях, которые вынуждена была таить от всех, беззвучно выкликая:

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});