Соседки - Сергей Никшич

– Так вы больше не будете обижать вашу смиренную рабу, Ваше Величество?

– Почему ты так обращаешься ко мне? – хмуро поинтересовался Голова.

– А как же я еще могу обращаться к королю Фейляндии? – горько ответствовала заплаканная красавица. – И почему я попала в немилость? Разве я всегда и во всем не стараюсь вам угодить? И какой замечательный бал был у нас во дворце сегодняшней ночью!

«Бредит, – подумал Голова. – Заманила и бредит. И кровать купила с балдахином. Но за окном ведь все тот же тоскливый, как пасмурный день, дворик». И он встал и подошел к окну, потянул за шнур – штора бесшумно отодвинулась и перед ним в лучах утреннего солнца возник незнакомый, крытый черепицей город, на который он смотрел с высокого холма… из окна замка.

«Мамочка! Украли меня! Похитили! Террористы!» – мелькнула у него судорожная мыслишка.

– Ты – террорист? – спросил он красавицу в капоре, сомневаясь уже в том, что перед ним Гапка.

Но та его не поняла.

– Ты кто? – спросил ее снова Василий Петрович. – Признавайся!

– Шутить изволите, Ваше Величество, – ласково улыбаясь, ответила красавица, рассматривая самое себя в круглое бронзовое зеркальце. – Не могли же вы за ночь забыть свою верную супругу, королеву Стефанию, преданную рабу всесильного повелителя Фейляндии короля Леопольда!

«Вот так дела», – почесал затылок Голова.

– Так это я, значит, Леопольд, – спросил он у Гапки, притворяющейся королевой.

– Истинно так, Ваше Величество, – ответила та.

«Но ведь душа моя все та же, – подумал Голова. – Хоть ты меня сделай королем, хоть кем. И она, что самое ужасное, не стареет. Тело стареет, а душа нет. И от этого все мои неприятности. Не могу сказать себе – нет. А как тут скажешь, если у девушки, которая принесла тебе счет за телефон, лодыжки такие, что хоть их ешь?»

– Так ты, значит, моя королева, – уже более нежно осведомился Голова у королевы Стефания, внимательно, как барышник лошадь, рассматривая ее затейливый наряд. Так вот…

Но он не успел закончить свою нехитрую, как первозданный грех, мыслишку, потому что двери спальни открылись и в них появилась целая процессия слуг, которые внесли золотые тазы с подогретой водой, гребни, духи и всякий прочий, по мнению Головы, хлам. И принялись его умывать и причесывать, причем с таким тщанием, что новоиспеченному королю было очень больно и обидно. Особенно свирепствовал один из слуг, в котором Голова сразу же распознал Тоскливца. Тот, вероятно, одновременно исполнял обязанности брадобрея и палача, потому как чуть не перерезал королю горло, когда его брил, подравнивая аккуратненькую остроконечную, как водится, бородку.

– Тоскливец, – прорычал тому Леопольд, – не свирепствуй, а то я прикажу тебя вздернуть!

Слуга, похожий на Тоскливца, вздрогнул, но не подал виду, что узнал Голову. И только глаза у него засверкали, как у нашкодившего кота.

«Тоскливец, – подумал Леопольд, – точно Тоскливец. И такой же хитрый и подлый. Надо будет держать ухо востро, а то он может сделать гадость в любой момент. И приударить за королевой. У него это запросто. И он перевел взгляд на королеву и увидел, что она на мгновение без всякой на то причины взяла за руку Тоскливца, а потом также спокойно отняла руку, словно ничего не произошло. И ласково посмотрела на короля, который сидел так же, как и она, в постели, опираясь спиной на гигантские подушки, вложенные в наволочки из тончайшего белоснежного полотна и расшитые затейливыми золотыми вензелями.

– Если ты еще раз прикоснешься на моих глазах к Тоскливцу, – прошептал Леопольд замаскированной под королеву Гапке, – то я прикажу посадить тебя на кол.

Но королева никак не прореагировала на злопыхательский выпад престарелого и, вероятно, впавшего в маразм короля, а может быть, ей не был знаком этот вид казни. И чтобы усилить впечатление, Леопольд нагнулся к королеве еще ближе и прошептал:

– Ты учти, что я строгий.

В ответ на том языке, на котором они разговаривали, а это была смесь вульгарной латыни с тем, что потом превратилось в итальянский язык, из уст хорошенькой, как всегда, тапочки он услышал:

– Вашему Величеству прекрасно известно, что я принадлежу только ему.

Кому именно, Гапка не уточнила, и до Василия Петровича сразу же дошло, что первый раунд еще не сыгран и что спальня превратится в ринг, как только ее покинут надоедливые слуги. А те и вправду вскоре прекратили мучить Леопольда и, отвесив множество поклонов, удалились. Один из них, вероятно дворецкий, сообщил вполголоса, что завтрак готов и Его Величество еще раз убедится в мастерстве выписанного из-за границы повара. На это Леопольд небрежно махнул рукой, и двери за слугами бесшумно закрылись, и тогда королева, которая никак не хотела признать, что она на самом деле Гапка, принялась пилить Василия Петровича, попрекая его тем, что он ленится чистить зубы белым, привезенным из Парижа порошком и из короля превращается в мужлана, потому что в библиотеке, в которой так много интересных книг, он или засыпает, или пристает к служанкам. И соседи давно уже перестали приезжать к ним в гости, ибо чем можно развлечься в Фейляндии? Храпом негостеприимного хозяина? Одним словом, последовал хорошо знакомый Василию Петровичу репертуар. Только в другой упаковке. И чтобы не утомляться, он встал, зашел в свою личную спальню и стал переодеваться с помощью слуги, который появился словно из ниоткуда.

«Слышал он или не слышал?» – думал Леопольд, всматриваясь в непроницаемое, как у игрока в покер, лицо слуги. Но понять не мог. Одевшись в дурацкий, как ему показалось, костюм и в рубаху с дорогими кружевами и натянув на ноги, опять же с помощью слуги, удобные остроносые туфли с загнутыми носками, Леопольд отправился осматривать свои владения. Оказалось, что его замок расположен на довольно крутом холме, вершину которого срыли, чтобы построить каменные, угрюмые здания, украшенные, правда, многочисленными скульптурами, портиками, арками и всякой прочей бесполезной, по мнению Леопольда, дребеденью. Единственное, что ему понравилось в этом городе-крепости, так это стены из огромных, отшлифованных камней, которые окружали дворец со всех сторон. На сторожевых башнях виднелись усатые и бородатые молодчики, которые тупо всматривались в виноградники, окружавшие замок. Одним словом, идиллия была полная. «Да и королева собой не дурна», – подумывал Леопольд, возвращаясь в свои покои с намерением уделить той в известных целях полчасика перед завтраком, чтобы, во-первых, проверить действительно ли та так предана ему, как утверждает, а во-вторых, заработать аппетит.

Но навестить королеву оказалось не так-то просто – перед ее гостиной толкалась целая дюжина фрейлин и совершенно бесполезных типов в роскошных одеяниях, решивших, как и король, прямо с утра засвидетельствовать ей свое почтение. Проталкиваться сквозь толпу фрейлин, хотя некоторые из них и были пышногрудыми и этого не скрывали, ему было не с руки. И он удалился в свои апартаменты, и череда слуг принялась его обихаживать, и еды принесли столько, что ее хватило бы на целый полк. «Это они специально, – думал Леопольд, – чтобы потом самим все сожрать. Ну, погодите, выведу вас на чистую воду!» Но после завтрака ему захотелось спать, но слуги вместо опочивальни отвели его в библиотеку и усадили за бюро, на котором была раскрыта, как они утверждали, его любимая книга – «Гипнеторомахия Памфилис». Она была написана, как увидел Леопольд, на Г классической латыни, которую он, странное дело, понимал, его клонило ко сну и одновременно хотелось к королеве, которая, хотя и была похожа на Гапку, но, судя по всему, была более покладистой. Во всех смыслах. Чтобы не заснуть, он принялся перелистывать книгу – ее украшали многочисленные ксилографии, на которых встречались надписи на греческом и каких-то еще неизвестных Василию Петровичу языках. «Интересная книга, – подумал он. – Жалко, что я ее никогда не прочитаю». Он снова попробовал навестить королеву, но шустрый паж ему отсоветовал, загадочно улыбаясь. Объясняться с пажом Леопольд счел ниже своего королевского достоинства и стал подписывать какие-то скучные письма, которые принес секретарь. «А Маринка интересно где? – вдруг подумал Василий Петрович. – И сколько еще я пробуду Леопольдом? Может быть, это кошмарный сон? И я сейчас проснусь возле Галочки? Но почему меня опять тянет к Гапке, пусть она и королева?» Но ответа на эти вопросы у него не было, и оставалось только радоваться тому, что быт устроен и он занимает во дворце не самое последнее место. «Ничего, – думал Василий Петрович, – ничего. Войду в курс дела и буду руководить. Дело привычное». А ночью, после небольшого концерта в исполнении придворных музыкантов, королева доказала ему свою преданность и он был даже поражен ее пылом, которого от Гапки совершенно нельзя было добиться даже в лучшие времена. И он проснулся утром в совершеннейшем восторге от своей новой жизни, но настроение его испортил паж, который из-за чрезмерной старательности донес ему, что любвеобильная королева оказывает такое внимание не ему одному. Василий Петрович настолько огорчился, что решил даже приказать палачу, если такой во дворце имеется, отрубить пажу голову, чтобы та умела держать язык за зубами. Но потом, внимательно рассмотрев пажа, признал в нем Павлика и решил сменить гнев на милость. А тот стал доказывать, что его зовут Фабрицио и что он на самом деле звездочет.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});