Падение "Утренней звезды" (СИ) - Бутусова Лена

Наконец, девушка подобрала ноги и скрючилась в тесном пространстве инженерной шахты. Налобный фонарь освещал ее от стенки до стенки, создавая впечатление длинной металлической глотки, в которую Лизавете пришлось добровольно залезть. Собравшись с духом, Лиза поднялась на четвереньки и поползла вперед.

***

— Лиззи, оставайся на месте! — Такер отчаянно повторял в комлинк, но понимал, что его слова улетают в пустоту. Лиза его не слушала.

Что могло Лизавете Солнцевой вдруг понадобиться в центре управления? С Землей связи не было, хотя у оппозиции, возможно, были свои каналы, которые станция не могла заглушить. Ведь прошел же как-то сигнал бедствия, отправленный, предположительно, Лучезаром Горским. При мысли о сопернике Такер скрипнул зубами. Он честно надеялся, что Горский погиб, но, похоже, что тот не только выжил, но и умудрился перехватить управление станцией и предотвратить падение Утренней звезды на Землю. Лучший во всем — таким он всегда был: первый ученик на курсе, первый на счету у начальства, первый красавец Космофлота — жених Лиззи Солнцевой…

Такер пытался повторить маршрут Лизаветы, но его остановила первая же шлюзовая дверь. Тихонько чертыхаясь сквозь зубы, командир принялся открывать ее вручную. Делать это одному было несподручно, сервоприводы экзоскелета жалобно верещали, выдавая максимальное усилие, и Такер в который раз пожалел, что не взял с собой на миссию хотя бы один тяжелый планетарный штурмовик. Экзоскелет такого скафандра, по сути, небольшого боевого робота, запросто мог вскрыть внутренний станционный шлюз, словно консервную банку. Но именно по этой причине, планетарные штурмовики были запрещены к использованию во внутренних помещениях космических кораблей и станций. Из соображений безопасности.

— Мысин! — Такер проревел в комлинк. — Ты далеко еще?

— Спешу, что есть силы, командир, — юный программер пытался храбриться и говорил нарочито бодрым голосом.

Шлюзовая дверь не поддавалась, и Такер остановился перевести дух. Чуть подумав, защелкнул на голове шлем: если он выдохнется раньше времени от недостатка кислорода, то не сможет выполнить задачу. Поток насыщенного кислородом воздуха тут же освежил сознание Такера:

— Мысин, можешь проложить для нас маршрут с минимумом шлюзовых дверей? Я запарился вскрывать их вручную.

— Один момент, командир, — Кир что-то настраивал на ходу, тихонько бормоча себе под нос что-то малопонятное для непосвященного. — Сейчас я открою для вас дверь. Я же сказал, что подключился к их компьютеру. Правда, он не на все мои команды отзывается. Секунду… Готово!

Шлюзовая дверь, с которой Такер сражался последние несколько минут, нехотя поползла в сторону.

Командир только крякнул с досады.

— Ты молодец, Мысин, — жалея, что ему не сразу пришло в голову подключить программера, Такер вошел в шлюз.

— Рад стараться, командир Такер, — воодушевленный похвалой, Кир отчеканил слова, как заправский солдат.

— Ты определенно делаешь успехи, — Такер усмехнулся в комлинк. — Догоняй меня.

***

Интерактивная карта теперь вела Лизу исключительно по техническим коридорам. Девушке приходилось протискиваться между неработающими вентиляционными лопастями, пролезать мимо пучков проводов, местами обугленных. Время от времени ей слышался далекий стук, словно кто-то искал вход в лабиринт инженерных коммуникаций. Периодически станция снова начинала вибрировать, сила тяжести в ней смещалась, и тогда Лиза чувствовала себя мячиком, который невидимые игроки перебрасывают друг дружке. В такие моменты она замирала, включив на максимум магнитные захваты на ботинках и перчатках, чтобы переждать коллапс систем. По счастью, эти эпизоды быстро заканчивались, и девушка продолжала движение.

Наконец, линия маршрута оборвалась у очередного люка. И снова его створка открылась перед Лизой автоматически, хоть и не с первой попытки. Девушка спрыгнула в темный коридор.

— Ну, и куда же мне идти теперь? — Лиза потеряно озиралась.

В коридоре не было ни света, ни воздуха, в луче прожектора все стены выглядели одинаковыми, указатели на них установить не успели. Если верить плану станции, центр управления находился по другую сторону переборки, и Лиза медленно пошла вдоль нее, ища вход.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Очередной шлюз отыскался сразу, однако дверь его была заперта на цифровой замок, требующий авторизации члена экипажа или ввода кодовой комбинации символов. Лиза набрала несколько стандартных паролей, но ни один из них, разумеется, не подошел.

— Лучезар? — девушка позвала по громкой связи, хоть и понимала, что он ее может не услышать в разреженном воздухе, но пользоваться комлинком она не хотела, чтобы не выдать себя Такеру.

В тот же момент экран на предплечье потемнел, и на нем проступила комбинация символов. Чуть помешкав, Лиза ввела эту последовательность на запорном устройстве, ничуть не удивившись тому, что она оказалась верной.

В центре управления работало освещение, и датчики скафандра показывали наличие нормального уровня кислорода. Лиза отстегнула шлем и с наслаждение вздохнула. Хоть воздух здесь не был таким ароматным, как в оранжерее, кислорода в нем было достаточно.

Девушка огляделась:

— Лучезар, ты здесь?

Помещение было довольно просторным, имело круглую форму и хорошо просматривалось. Кроме большого количества экранов и консолей, установленных вдоль стен, и небольшой стойки с аппаратурой в центре, в нем ничего не было. И никого.

Лиза оторопело озиралась, сенсорный экран на предплечье потух и больше не давал подсказок. Лучезара, к которому она так торопилась через всю станцию, в командном центре не было.

Вся аппаратура в помещении была в рабочем состоянии, панели светились, перемигиваясь датчиками, на экранах отображались схемы систем станции. Группа экранов передавала изображения с внешних камер — на одном Лиза видела Такера, торопящегося по коридорам станции, на другом Кира Мысина, тащившего под мышкой объемную консоль, третий показывал внутренности их спасательного корабля.

Перед приборной панелью стоял одинокий стул, и Лиза обессилено опустилась на него.

— Я не понимаю, Лучезар, — девушка скользнула взглядом по многочисленным экранам. — Что ты от меня хочешь?

В этот момент один из больших экранов, показывающий состояние последнего из оставшихся реакторов, потух, затем на нем замельтешили символы, которые спустя пару секунд сложились в слова:

«Здравствуй, Лизонька».

Лизе стало жутко. Так жутко, как не было даже в узком техническом коридоре, который ей пришлось преодолеть по пути сюда. Язык прилип к небу, с трудом она проговорила охрипшим голосом:

— Здравствуй, Лучезар. Где ты?

От следующей надписи Лизе стало еще жутче, по спине побежали мурашки:

«Прости. Сейчас, сделаю так, чтобы тебе было комфортнее».

На экране вместо потока символов появилось изображение Лучезара, живого и невредимого, словно бы Лиза просто общалась с ним по видеосвязи. Вот только одет он был не в форму Космофлота, уместную в текущей ситуации, а в обычную домашнюю футболку, которую Лиза купила ему незадолго до ссоры.

Лучезар Горский был самым красивым среди инженеров Космофлота. И самым талантливым из них. Многие молодые девушки и женщины постарше заглядывались на перспективного красавца, но Лучезар всегда был предан только одной женщине — Лизе Солнцевой. Влюбленный в нее еще со студенческой скамьи, он долго не решался открыть девушке свое сердце, а когда, наконец, сделал это, был очень удивлен, узнав, что его чувства давно уже были взаимны. И потом также долго он не решался сделать ей предложение — не потому, что не хотел семейных уз и ответственности, а потому что боялся услышать отказ. И вот, когда он, наконец, предложил любимой руку и сердце, которые она с охотой приняла, долг вынудил его перенести дату их свадьбы. И Лиза сорвалась — она всегда была такой вспыльчивой и эмоциональной в противовес спокойному и рассудительному Лучезару. И они поругались…

И вот теперь это красивое лицо, знакомое Лизавете во всех подробностях, от сеточки морщинок в уголках глаз до маленького шрама на подбородке, неподвижно застыло по ту сторону экрана. Слишком длинные для военного волосы, темные и вьющиеся, Лучезар обычно убирал за уши. Руководство прощало ему такую вольность за светлый ум и искрометные идеи, которые генерировала его нестриженая голова. Теплые карие глаза, прямой породистый нос, смуглая кожа — Горский выделялся из толпы яркой внешностью. Это было редкостью в современном обществе, давно и плотно перемешавшем в себе все национальные черты.