На крутой дороге - Яков Васильевич Баш

и уже революцию!.. Только через порог — уже давай реконструкцию! Реконструкцию на заводе, на таком первоклассном и единственном в Европе! К-как вам нравится?

И через стол перегнулся к Надежде.

— Ух ты ж мое з-золотко! Дай я тебя поцелую…

Очень любил он целоваться с молодицами, когда выпьет. Только редко ему удавалось. Не повезло и на этот раз.

Хотя Килина Макаровна и далеко от него сидела — на противоположном конце стола, — однако нога ее под столом легко до него дотянулась. У него аж дух перехватило. А она сидит себе как ни в чем не бывало между тараторившими Крихточкой и теткой Марьей и горделиво, свысока поводит во все стороны своим огромным носом. Точь-в-точь цапля на страже!.. Пьет мало, только пригубливает. Она не относится к тем ревнивым женам, которые на вечеринках, как клещи, впиваются в мужей и не оставляют их ни на минуту. Нет! Она намеренно садится от него подальше, да еще и не глядит на него. Но стоит ему только повернуться к какой-нибудь женщине, как ее длиннющая нога приходит в действие.

Однажды по ошибке досталось и Марку Ивановичу, сидевшему рядом со Страшком. Он поморщился, но смолчал, А когда невзначай зацепила вторично, да еще по больному месту, он поднялся и, налив ей не вина, а водки, провозгласил тост:

— Давайте выпьем за женщин без агрессии!

Но наиболее агрессивной в этот вечер была Крихточка. Ее так и подмывало пустить шпильку в адрес Лебедя. А когда Страшко принялся восхвалять его, а Тихон поддакивать, ей словно углей горячих на стул подсыпали. Так и потянуло сцепиться с Лебедем. И наверное, сцепилась бы, если бы не тактичность Лебедя и его исключительная выдержка. Он будто и вовсе не замечал ее присутствия.

Надежде временами было неловко перед ним из-за этой непонятной задиристости Крихточки. Улучив удобную минуту, шепнула ему:

— Она перепила. Не обращайте внимания.

— Стараюсь, — сознался Лебедь. — Ради вас стараюсь.

Он обрадовался, что Надежда приняла его сторону. А когда им выпал случай побыть наедине, он уже сам как бы шутя затронул эту тему:

— Ох, и соседушки у вас, Надежда Михайловна. Одной наши порядки не по душе, а этот, — кивнул на Страшка, — даже перед винтиком заграничным преклоняется.

— Но вас-то он превозносит до небес!

— Думаю, что не зазнаюсь, — улыбнулся Лебедь.

Надежде понравилась такая объективность. Иной в подобном случае одобрительно отозвался бы о том, кто его восхваляет, а этот — вишь, какой принципиальный! И, вспомнив сегодняшний спор со Страшком о фирме «Дженераль», она вынуждена была согласиться с мнением Лебедя:

— Вы правы. Аполитизм еще живуч.

— А эти кумушки? — кивнул он в сторону Крихточки. — О, тут не только аполитизм!

«Ого! — усмехнулась про себя Надежда. — Видно, кумушки своими насмешками изрядно тебе досадили!» В негодовании соседок по поводу трудностей в снабжении она не усматривала ничего враждебного. Не находила этого и в любовании Страшка заграничной техникой.

— Вы получше присмотритесь, — посоветовал Лебедь. — Насмешки тут ни при чем.

Надежду поразило, как точно он прочитал ее мысли. Но она не отступала:

— Вы, пожалуй, Аркадий Семенович, тоже немножко переборщили.

И чтобы положить конец неприятному разговору, пригласила его танцевать. Микола играл задорную польку, и Лебедь протянул ей обе руки.

— С вами — с радостью! — Но, мгновенно опомнившись, отступил и с поклоном извинился, намекая на свой недуг: — К сожалению, из меня нынче плохой танцор.

Надежде же сегодня, как никогда, хотелось танцевать. И она сразу же закружилась с Сашком, потом с Ларисой, переплясав Чистогорова и толстяка Страшка. Но и этого ей было мало. Когда полька сменилась лихой метелицей, она уже одна, легко и грациозно, с огоньком понеслась по кругу.

В танце каждая женщина хорошеет. А тут еще разрумянилась после рюмки, разгорячилась. Белое воздушное свадебное платье, которое она всегда надевала в этот день, придавало ей особую легкость. Легко взмахивая руками, будто крыльями, она то замедляла шаг и плыла, точно лебедь, то вдруг задорно, бурно, страстно кружилась, как вихрь метелицы.

Марко Иванович в восторге по-молодецки закручивал усы:

— Ловко, дочка! Молодец! Ей-богу, пикантно!

А Надежда, чувствуя всеобщее восхищение, ободренная им, сознавая силу своих чар, с еще большей страстностью то выбивала каблучками, то кокетливо и грациозно носилась по кругу, словно и не касаясь пола, как фея из сказки. Даже самые близкие друзья еще не видели ее такой обворожительной.

Лариса поначалу сияла от гордости за свою подругу, потом стала завидовать ей, а когда заметила, какими глазами на танцующую смотрел ее Лебедушка, — испугалась. А глядел он на нее так, будто весь мир для него сейчас был в одной Надежде.

И это испугало не только Ларису. Всегда выдержанный, несмелый Сашко Заречный тоже искоса бросал на Лебедя такие ревнивые, испепеляющие взоры, что, казалось, вот-вот коршуном взовьется и кинется в бой.

Но ничего не произошло. Танцевали, пели и снова вернулись к столу. Бокал Василя был уже полон, а он все еще не приходил.

Дядя Марко с Чистогоровым, как старые и бывалые вояки, рассудили, что Василь сегодня и не мог вернуться, и приедет только утром. По предложению Марка Ивановича было решено утром собраться снова и поехать на Хортицу, чтобы там, на берегу Днепра, вместе с Василем еще раз отметить счастливое сплетение трех семейных праздников Надежды. Марко Иванович предупредил, что брать с собой ничего не надо: он от себя лично приглашает всех на обед в честь Нади среди живописных скал острова.

Так, подвыпив, с песнями и разошлись. Дядино приглашение обрадовало Надежду. Чувствовалось, что оно было заранее продумано и, конечно, обсуждалось с Василем! Взволнованная и растроганная до глубины души, Надежда, проводив гостей, вышла на балкон — и ей захотелось стоять тут до самого утра…

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

I

Утро выдалось, как и вчера, — тихое, чистое, словно умытое. Солнце сияло, разливая вокруг тепло и негу. Днепр, как и раньше, то играл, превращая водопады в брызги, то причудливо изгибался в турбинах, чтобы затем снова, вырвавшись на свободу, идти своим обычным путем.

Но жизнь города уже не была такой, как вчера. Она вдруг круто повернула в другое русло — неожиданное, необычное и грозное. На улицах у каждого репродуктора толпился народ. Мужчины, женщины, дети в праздничной одежде, с кошелками, сумками, даже с колясками — все собрались на целый день на Хортицу, в плавни, на пляж. Днепр так богат живописными уголками для отдыха!

Кое-кто все еще не верил в страшную действительность, пытался обходить толпы,