Кошка, Сёдзо и две женщины - Дзюн-Итиро Танидзаки

если нет? Если заблудилась, она же насквозь промокнет. По правде говоря, она пока не написала Цукамото, что кошка убежала. Это событие всё не выходило у неё из головы. Она понимала, что ей полагается, как можно скорее сообщить об этом, но противно было нарваться на вежливо-иронический ответ: «Рад уведомить, что кошка давно вернулась домой, так что не тревожьтесь. Спасибо за хлопоты, но в них больше нет нужды». Поэтому она всё откладывала отправку письма. Но если кошка вернулась, то не он должен был бы ждать от неё весточки, ему самому полагалось бы написать, а между тем он молчит, может, просто замешкался? Из Амагасаки она в своё время прибежала через неделю, тут расстояние поменьше, и ехала она по этой дороге всего три дня назад, не должна бы заблудиться. Правда, теперь память у неё старческая, чутьё ослабло, проворство уже не то, может быть, там, где раньше хватило бы трёх дней, теперь ей понадобится четыре. Но всё-таки, наверное, завтра, ну, послезавтра она добежит. То-то они обрадуются! Какое облегчение почувствуют! Даже Цукамото-сан скажет: «Глядите-ка, вот она какая, эта Синако, не только муж её бросил, кошка и та сбежала». Да что там, даже сестра с мужем у себя внизу подумают так же, разве что вслух не скажут… Все будут над ней смеяться.

В этот момент по крыше опять с дробным стуком прошёлся дождь, а вслед за этим звуком раздался другой: что-то ударилось в окно. «Ну и ветер», — подумала Синако, но тут удар повторился два раза подряд: бух, бух. Для ветра звук был слишком тяжёлый. И откуда-то послышалось слабенькое «мяу». «Не может быть, — вздрогнула она, — должно быть, показалось». Но, прислушавшись внимательно, убедилась: и правда «мяу». Она в растерянности вскочила, раздвинула шторы. Теперь за окном уже совершенно явственно раздалось мяуканье, и к стеклу со стуком прижалось что-то чёрное. Голос был хорошо знакомый. Пока они были вместе тут, наверху, Лили ни разу не издала ни звука, но это несомненно было то самое мяуканье, которое она столько раз слышала за годы жизни в Асии.

Поспешно открыв окно, она почти до пояса высунулась наружу и стала всматриваться в темноту, пытаясь при свете комнатной лампочки что-нибудь разглядеть, но ничего не было видно. Прямо под окном был карниз с перильцами; вероятно, Лили забралась туда и стала мяукать и биться о стекло, но как только Синако открыла окно, куда-то убежала.

— Лили! — крикнула она в темноту, не слишком громко, чтобы не разбудить спавших внизу супругов. Черепица крыши была мокрая и блестела, несомненно только что прошёл дождь, но в то же время — в это почти не верилось — в небе сверкали звёзды. Фонари канатной дороги на массивном чёрном склоне горы Мая уже погасли, но в ресторане на самой вершине ещё горел свет. Она вылезла из окна, встав одним коленом на карниз, и позвала:

— Лили!

— Мяу! — послышалось в ответ, и во мраке к ней стала медленно приближаться пара круглых светящихся глаз: очевидно, Лили шла по черепице в её сторону.

— Лили!

— Мяу!

— Лили!

— Мяу!

Синако звала её, и Лили каждый раз отвечала, до сих пор такого никогда не бывало. Кошка хорошо знала, кто её любит, а кто нет, на зов Сёдзо откликалась сразу же, а когда звала Синако, притворялась, будто не слышит. Теперь же она не только не считала за труд откликаться, но мяукала всё ласковее, чтобы не сказать — льстивее. Уставившись на Синако горящими зелёными глазами, она то подходила совсем близко к самым перильцам, то снова отходила. Кошки мяукают так, когда просят прощенья у людей, которых прежде не жаловали и от которых теперь ждут ласки. Видимо, Лили изо всех сил старалась дать понять, что передумала и просит помощи. Услышав, что этот зверь наконец-то ласково ей ответил, Синако обрадовалась, как ребёнок. Она непрерывно звала Лили и даже пыталась взять её на руки, но та не давалась. Тогда Синако нарочно отошла от окна, и довольно скоро Лили сама проворно скользнула в комнату. И, что было уж совсем невероятно, подошла прямо к постели, на которой сидела Синако, и положила передние лапы к ней на колени.

«Отчего бы это?» — изумилась Синако, а между тем Лили, устремив на неё тот самый полный тоски взгляд, уже оперлась ей на грудь и тыкалась лбом в воротник её фланелевого ночного кимоно. Синако прижалась к кошке щекой, и та стала облизывать ей всё подряд: щёки, нос, уши. Она как-то слышала, что кошки выражают свою любовь совсем как люди: целуются, трутся щека о щёку, когда остаются с человеком наедине. Стало быть, вот как ласкали её мужа, когда никто не видел. Её обдавало особым кошачьим запахом улицы, лицо скрёб шершавый язычок. Внезапно она ощутила острую нежность и горячо прижала кошку к себе:

— Лилишечка!

На кошачьей шерсти кое-где блестело что-то холодное, и Синако только сейчас сообразила, что Лили вымокла под дождём.

Но почему же она пришла не в Асию, а к ней? Должно быть, убежала она с расчётом добраться до Асии, но сбилась с пути и вернулась. Каково ей было смириться, когда, проблуждав три дня, она убедилась, что не доберётся до Асии, а ведь это недалеко, всего несколько ри, — значит, уже совсем состарилась, бедная зверушка. Нрав-то всё такой же, а нюх уже не тот, и зрение не то, и память вполовину не та, что прежде, вот и не запомнила, как её везли сюда, по какой дороге, в каком направлении, сунется туда, сунется сюда — нет, не то, вернётся, начинает снова искать… Прежде она откуда хочешь выбралась бы, а теперь в незнакомых местах ей страшно, совсем одна — ноги не слушаются. Наверное, она так и не ушла далеко, крутилась где-нибудь поблизости. Может быть, и прошлой ночью, и позапрошлой в темноте украдкой подбиралась к этому окну, раздумывала, не попроситься ли обратно, высматривала, как тут обстоит дело. И сегодня, наверное, притаилась на крыше и долго размышляла, но тут вдруг зажёгся свет и полил дождь, тогда она и запищала, и стала тыкаться в стекло. «Но всё равно молодец, что вернулась! Конечно, вернулась только от того, что лихо пришлось, но всё-таки, значит, я для неё не чужая. И ведь у меня тоже было какое-то предчувствие, раз я включила свет и стала читать. Да и все эти три ночи как следует не спала, всё ждала: вдруг объявится». При этой мысли слёзы навернулись на глаза