Мурка - Людмила Бояджиева

Мария: — Этак и велосипедов на всех не хватит!

Щеканов: — Ну почему же? Кому–то, разумеется, хватит. Остальные будут ждать новых поставок по оплаченным заранее чекам. За пол цены! А потом… Прелесть моя, вы же сами понимаете, откуда в Турции столько велосипедов? Да и моя фирма — не благотворительное общество. И зачем вам вникать в тонкости бизнеса? От вас другое требуется.

Мария: — Требуется?!

Щеканов: — Встрепенулись–то как! Понимание и расположение-с. Выслушайте меня на правах старого друга. (склоняется к ней) Я ведь кое–какие подробности вашей биографии хорошо знаю. И встречу нашу во всех подробностях помню. Эк вы меня, дурака, вокруг пальца обвели! Тсс! Тайна до гроба! Дивная тайна, Эльзхен! Кто старое помянет, тому глаз вон…

Мария: — Не совсем понимаю, о чем идет речь, но похоже, что последует некий ультиматум в жанре шантажа.

Щеканов: — Какой шантаж — помилуйте! Личная выгода — влечение сердца. Ведь о такой женщине только мечтать можно.

Мария: — Зря вы это затеяли, Василий Фомич! Дело давнее, доказательств никаких и что такое ваша Эльзхен? Кто и где она? Бред пострадавшего. Есть любимица публики — Мария Полевицкая. Кстати — это мое настоящее имя и документы у меня в полном порядке.

Щеканов: — Ах, как заблуждаетесь, прекраснейшая! Я ведь, хоть и в купчину играю, а далеко не лыком шит. И поделюсь сейчас с вами личными планами с надеждой на понимание. Так вот, капитал у меня солидный, здоровье отменное. А в личной жизни — никакой радости. Вы ж мою супругу помните? А я — эстет. Еще мой прадед на Поварской фотографический салон «Афродита» имел — красоту запечатлял. Десять лет в браке блаженствовал я, и, спасибо Господу, овдовел. Теперь семейным одиночеством мучаюсь.

Мария: — А вот мне свобода как раз по душе.

Щеканов: — В этом–то и дело! Свобода — она всегда на первом месте. Без нее какая жизнь? Лубянка. Так о ней самой, о свободе, и речь идет. Уж отнеситесь со всем вниманием. Тут у меня письмо к вам крайней важности. Секретное. Передал мне его Вениамин Альфредович в строжайшей таинственности, под клятвенное обязательство вручить до ужина.

Мария: — Так его сегодня с аппендиксом в клинику Зильберштейна отправили.

Щеканов: — А он, бедолага, от боли стоная, докторам сообщил, что от беспризорника, пардон, сифилисом заразился. С вами встречу просил, но инфицировать опасался. Уж в таком расстройстве нервов юноша — не приведи Господь!

Мария: — Вам–то откуда все известно?

Щеканов: — А к профессору тамошнему как раз ходил. Насчет велосипедов советоваться. Очень рекомендует. Н-да… В смысле оздоровления и физической гигиены. Поддерживает инициативу.

Мария: — Не томите, про Вениамина рассказывайте!

Щеканов: — Залюбовался… Очень вам этот климат к лицу. И покой… Так вот в чем дело. Сообщают, значит, профессору, что актера из московского театра «Буфф» для срочной операции привезли, а он заговаривается, Полевицкую в жару страстно зовет. Мог я не пойти к больному? Пошел…

Мария: — И что? Что с ним стряслось?

Щеканов: — Дрожит, озирается, как зверек затравленный. От страху, видать, аппендикс загноился. От сильного страху. Как только я вашим другом представился, уж простите, не мог отказать хворому в мольбе, схватил он меня за руку и разоткровенничался… О вас сильно беспокоится.

Мария: — Вот уж бред! Не связывали меня с этим милым юношей такие отношения, чтобы… так волноваться.

Щеканов: — Да это понятно. Сразу видно, что Вениамин Альфредович в связях с дамами не повинен. Другое интересно. Картина забавная вырисовывается. Опекун ваш прежний из организации известной, фамилии называть не буду, в бега из своей конторы двинулся. А на прощанье даме сердца решил доброе дело сделать — предупредить, что беда над вами нависла не шуточная. Записочку через Вениамина передал. (протягивает письмо) Отнеситесь к сообщению серьезно.

Мария: — Вы прочли письмо?!

Щеканов: — Уж не обессудьте. Деловая привычка. Никак не могу позволить себе роскошь в дураках оказаться. Особенно, если такая особа, как Вениамин ваш слабожильный в аферу втягивает. Да ведь не меня только — дорогую мне женщину.

Мария читает записку вслух: «Маша, у меня изменились обстоятельства. Я теперь другой человек и возможности у меня иные. Защищать вас более не в моих силах. Но предупредить обязан: вы и ваши близкие друзья в опасности. Немедля скройтесь. Прощайте навсегда — Богатырь с ромашками» (в волнении вскакивает, хватается за голову, ходит): — «Близкие друзья» — подчеркнуто… Боже! Что делать?…

Щеканов: — Прежде всего — не волноваться перед банкетом. Я ведь тут. Поглядите — какой надежный! Центнеров десять живого веса.

Мария: — Что вы предлагаете?

Щеканов: — Руку и сердце. А в приданое — полную свободу от всяких воспоминаний. И архивных документов. Знаете, бизнес связи любит. Так у меня в разных учреждениях свои люди есть. Хорошо попрошу — не то, что Мурку забудут со всем ее архивом — Фаину Каплан коммунисткой окрестят. Уж поверьте, я за вас очень хорошо попрошу. Только время на раздумье вам дать не могу — либо преступница Мурка эту ночь в кутузке проведет, либо Мария Полевицкая будет нежиться в уютнейших апартаментах…

Мария: — Разумеется с вами? За предложение благодарю. А вот за напор — отставка. На меня ведь давить — занятие не благодарное. Горячий нрав — сами знаете.

Щеканов: — Ох, знаю! И не торопил бы, да обстоятельства толкают! Записку не я сочинял. Не мой это напор. А насчет деликатности моей не извольте беспокоиться — братскую помощь и любовь предлагаю. С надеждой на будущую взаимность. В знак взаимопонимания и союза примите вот это. (Делает вид, что снимает звезду и протягивает Марии коробку с ожерельем) То самое с изумрудами от Кнопфельда. Вам, кажется, именно оно понравилось?

Мария берет: — Вижу, вы человек сообразительный.

Щеканов: — А насчет братца, то есть — особо подчеркнутых в письмеце «близких людей», вам беспокоиться не следует. Милейший Руперт! Чрезвычайно предприимчивый господин — о таком партнере можно только мечтать. Уверяю вас — сам выкрутится.

Мария: — Но уж если в записке упоминают о нем, значит не спроста. Он здесь — я чувствую! (где–то вдалеке звучит скрипка — романс «Чайка»)

Щеканов: — И Бог с ним. Вы отныне под моей защитой. Да, вопрос вашей безопасности я уже решил. Принял меры, так сказать — авансом. Политесы — дело мужское. На ужине, уж будьте благосклонны, примите приглашение к моему столику. И сияйте! Сияйте, звезда! (целует руку, уходит)

Мария одна: — Он здесь… Бежать, бежать вместе с ним! Саша, укради меня! Укради!

(где–то играют романс «Чайка»)

СЦЕНА 8

Ресторан. Труппа театра и гости за столиками. Мария поет романс «Чайка».

Садится за столик, где ждет ее Щеканов, смотрит на часы.

Щеканов: — Браво! Вы сегодня в ударе, Мария Николавна. Ждете кого?

Мария: — Опасности. В записке ведь не шутили. Полагаю, меня арестовывать тут не станут? Для таких дел лучше подходит укромное место.

Щеканов: — Полно вам, милая. Мы ведь заключили союз и я все объяснил. А, следовательно, — вы под моим крылом. Отдыхайте и наслаждайтесь. Шампанское ваше любимое, в зале этакий бомонд, считай, со всей России, и все — ради вас. Причем, никто не посягает, так сказать, на покой примадонны. Эти восхищенные мужские взгляды… А знаете, они мне страшно завидуют. Право посидеть за одним столиком с вами на торга выставили. Чудаки, плохо знают Щеканова. Да это и к лучшему. Нам, хозяевам, лучше в тени держаться.

Начинает звучать «Аргентинское танго». Мария настораживается.

Щеканов: — Ваш коронный репертуар. Ой, какие жаркие страсти! Не поверите — всякий раз, как слышу про кинжал — дух заходится.

Мария: — Смешной вы! Театр — питается страстью! Это вам не велосипедами торговать. Вот вы за бизнес свой убили бы?