Большое путешествие Малышки - Елена Попова

- Это не может больше так продолжаться! - сказал режиссер Петров Главному режиссеру Фадееву. - Артисты не могут бесконечно долго находиться в четырех стенах. Одна стена обязательно должна быть открыта и там должны сидеть зрители.

- Не пришли... - сказал Главный режиссер Фадеев и опять с грустью посмотрел на свою машину. Недавно его жена актриса А. Кривозубова купила себе новое пальто и еще кое-какие мелочи. Денег на бензин опять не хватало.

Режиссер Петров пришел к Малышке, закрыл за собой дверь, чтобы никто не видел, в каком он состоянии, и... заплакал.

- Это катастрофа! - сказала Малышка Ивану Семеновичу Козловскому, садясь на привинченный к полу стул. - Если вы не поможете, ничего не получится. Артисты уже забывают роли.

- Хорошие артисты ролей не забывают, - сказал Иван Семенович Козловский и многозначительно посмотрел на Малышку.

Он прошелся по палате, помолчал. Малышка тоже молчала... и ждала.

- Есть один человек... - сказал наконец Иван Семенович Козловский.

- Кто? - спросила Малышка.

- Когда-то он написал одну паршивую пьесу о профсоюзах...

- Почему вы думаете, что именно он?

- С ним был связан судьбоносный момент. Если бы не его пьеса, мне бы в голову не пришло подпиливать какую-то дурацкую люстру. Я бы продолжал терпеть, а значит, так никогда бы и не узнал, что такое свобода. Только к нему ты пойдешь сама.

- Я не знаю, я не умею, - растерялась Малышка.

- Надо знать, - сказал Иван Семенович Козловский. - Защитник должен знать.

- Почему вы думаете, что я защитник? Может, никакой я не защитник, сказала Малышка, впадая в уныние. - Может, вы это выдумали...

- Надо верить в себя, - жестко сказал ей Иван Семенович Козловский и пальцем указал на дверь.

Малышка вернулась к себе, но совершенно не знала, что делать и с чего начать. Иногда ей казалось, что Иван Семенович Козловский над ней просто издевается. Она узнала только, что автор пьесы о профсоюзах А.А., за глаза называемый Майором, в настоящий момент занимает положение еще более высокое, чем когда-то, и даже теоретически для Малышки просто недостижим.

Режиссер Петров же все приходил и приходил к Малышке, садился напротив, на разломанный кожаный диван и смотрел на Малышку с отчаянием, степень которого трудно передать словами. Дышал он тяжело и со свистом, потому что перенасыщенные никотином легкие с трудом справлялись с работой. В один прекрасный момент Малышка не выдержала... Она отложила в сторону очередную стопку пьес и тетрадь, в которой регистрировала пьесы по алфавиту, числу мужских и женских ролей, а также по частоте употребления союзов "и" и "но", и выбралась из-за стола.

- Вы куда? - вяло спросил ее режиссер Петров.

- Еще не знаю... - сказала Малышка. - Надо когда-нибудь начинать. А вы идите домой, выпейте чая и ложитесь спать.

Малышка действительно не знала, куда идти и что делать, но чувствовала, что все равно надо начинать, браться с краешку, с любого конца... глаза боятся - руки делают...

Было известно, что у Майора есть кабинет в здании, забитом до отказа самыми разными чиновниками. И то, что кабинет у него небольшой, ровно ничего не значит. Так миллионеры могут позволить себе ходить в любой, даже самой бедной одежде, и торговаться за каждую копейку, но от этого не перестанут быть миллионерами. Малышка добралась туда часам к семи вечера.

Дальше дежурного она так и не прошла.

- Кто вы? Вам назначено? - одинаковыми металлическими голосами кричали ей в трубку самые разные секретарши.

Тогда Малышка вышла на улицу, села на каменные ступени и стала ждать. Мимо нее шелестели полами длинных серых плащей чиновники самых разных рангов, но Майора среди них не было. Он вышел где-то на сороковой минуте ее ожидания. Но пока до Малышки дошло, что это он, пока она метнулась за ним следом - он исчез, оставив в воздухе только чуть сладковатый дух своей машины. Тогда Малышка пошла на этот дух, стараясь идти как можно быстрее, - потому что он тут же растворялся в воздухе. Через несколько кварталов у перекрестка она его потеряла. Она подошла к постовому и спросила:

- Вы мне не скажете, в какую сторону поехал Майор?

- Прямо и налево, - сказал постовой и отвернулся.

Малышка быстро пошла прямо, а потом повернула налево и шла, пока не наткнулась на грандиозное здание, на котором было написано ХОЛДИНГ. В сумерках оно светило всеми своими огнями и напоминало огромный, празднично украшенный корабль.

Малышка боязливо обошла охрану и подошла к дежурному.

- Мне надо поговорить с Майором, - сказала Малышка.

И услышала в ответ уже привычные слова:

- Кто? Вам назначено?

- Я из Театра, - сказала Малышка после паузы.

Дежурный куда-то позвонил и через несколько секунд сказал Малышке:

- Проходите. Третий этаж по лифту. Потом прямо.

Малышка прошла сквозь расступившуюся охрану к сверкающему, нарядному лифту и нажала кнопку третьего этажа. Из холла перед лифтом вело несколько дверей, но Малышка сразу поняла, куда ей надо. Она постучала...

- Введите! - гаркнул Майор.

Малышка вошла. Майор сидел в кресле прямо напротив дверей и пил кефир из пивной кружки.

- Что вам от меня надо? - не церемонясь, спросил Майор и не предложил ей сесть.

- В Театре нет денег на постановку "Ромео и Джульетты" - потерялась безналичка.

- Как же! - огрызнулся Майор. - Безналичка просто так не теряется... - он потянулся к телепульту, включил телевизор и стал переключать каналы, пока не нашел футбол. Он уставился на экран, и лицо его немного смягчилось.

Малышка стояла и ждала.

- Как там поживает ваш сумасшедший?

- Спасибо, - сказала Малышка. - Хорошо.

Майор опять уставился на экран и досмотрел матч почти до самого конца, ноги у Малышки совсем уже онемели, тем более большую дорогу она прошла пешком.

- Ладно, - сказал наконец Майор. - Завтра в одиннадцать придет. Только не провороньте.

- Спасибо, - сказала Малышка.

Она была очень благодарна Майору, и ей захотелось сказать ему что-то особенно приятное, важное для него и значительное.

- Я помню вашу пьесу о профсоюзах, - сказала Малышка. - Она была ужасной. Никогда больше не пишите пьес. Даже если вам очень захочется - левой рукой держите правую.

- Убирайтесь к черту! - заревел Майор.

Несмотря на всю свою грубость, Майор оказался человеком слова - безналичка пришла на другой день ровно в одиннадцать. А так как в Театре не знали, что она придет, то позволили явиться в банк целой делегации - режиссеру Петрову, Малышке и Ивану Семеновичу Козловскому. И деньги попали по своему прямому назначению. Спектакль "Ромео и Джульетта" по одноименной пьесе был спасен...

...Но для того, чтобы проявилась скрытая суть вещей, распахнулись двери, упали запоры и тайное стало явным, для этого понадобилось еще два месяца. Конечно, Иван Семенович Козловский знал, чем все кончится, но ничего не говорил Малышке.

Накануне генеральной репетиции Малышке приснился плохой сон, наутро она попыталась вспомнить детали, но вспомнила лишь, что шла, соскальзывая, по чавкающей грязи куда-то в гору... Когда же Малышка увидела стекающихся в Театр членов худсовета с таким знакомым ей выражением особой непроницаемости на лицах, она поняла, что неизбежное приближается. У входа в зал она столкнулась с Главным режиссером Фадеевым.

- Ну? - спросил ее Фадеев многозначительно.

- В смысле? - сказала Малышка.

- Ты определилась? - спросил Фадеев.

- Не поняла, - сказала Малышка.

- Я имею в виду, с кем ты... - сказал Фадеев.

- А... - сказала Малышка. - Конечно, с автором. Я имею в виду Шекспира.

Костюмы еще не успели дошить, а декорации доделать (в этом, как потом выяснилось, был свой умысел), и в этой незавершенности, в этом черновом наброске особенно ясно проступал замысел. Джульетта, она же Маня Огарок, по классному журналу - Мария Огаркова, была в воздушном, тюлевом, светлом платье, еще только сметанном, а не сшитом, схваченном на плечах булавками. На ногах же у нее были ее собственные тяжелые солдатские башмаки с подковами, и каждый ее шаг эхом разносился по всему Театру. Голос у нее был скрипучий, надтреснутый и ломкий, и, глядя на нее, на ее порывистые движения и отчаянный взгляд, скоро становилось понятно, что если она, эта Джульетта, а также Маня Огарок, по классному журналу Мария Огаркова, встретит любовь, то ради нее пойдет на смерть... И за нее даже становилось страшно. В сцене на балконе - балкон присутствовал - она так пылко бросалась на грудь Ромео, что даже не замечала, как булавки, которыми было заколото ее недошитое платье, впиваются ей в тело, добавляя к светлому тюлю капельки крови. А в сцене в склепе, когда Джульетта закалывала себя кинжалом, она сделала это так правдиво и неистово, что бывалые лицедеи, актеры и актрисы, вздрогнули и замерли, кто-то из них не сдержался и вскрикнул, а Анжела Босячная процедила:

- Пра-сти-тут-ка!

Заседание художественного совета проходило бурно. Больше всех возмущалась Анжела Босячная.