Семь фунтов брамсельного ветра - Крапивин Владислав Петрович

– Ну и все, – с удовольствием сообщил Панкратьев. – Остальное, как говорится, дело следствия. Лет на пять окажется мальчик без мамы, пора привыкать…

Илья говорил потом (опять же маме), что после этого он почувствовал себя как в полусне. Или даже в бреду. Будто все это не с ним, а какое-то дикое кино…

Панкратьев вдруг поскреб мясистый подбородок.

– Хотя можно и так… Гашкин, есть у нас какой-нибудь недавний “висячок”?

– Разве что киоск на Фрунзенской?..

– Вот и в жилу!.. Ну-ка руки по швам я сказал! Где был позавчера в двадцать один ноль-ноль!

– Дома был…

– Про то, что дома, это мамочке расскажешь. А здесь – то, что было по правде! С кем ломали киоск на углу Фрунзенской и Блюхера?.. Да быстро, с-сука!!! – вдруг заорал он. – А то оторву … и сожрать заставлю. Собственным поносом умоешься, читатель долбаный!

Неизвестно, правда ли они хотели приклеить Илье какое-то дело с киоском или с “дурью”. Может, просто решили поразвлекаться с беззащитным очкастым “ботаником”. Илья тем более этого не знал. А Панкратьев опять шепнул что-то Гашкину и с хохотком, спокойно спросил Илью:

– Видишь в углу вон тот предмет?

В углу стояла хоккейная клюшка.

– Эту штуку, – сказал оскалясь Панкратьев, – засовывают неразговорчивым пацанам в то самое отверстие. Рукояткой вперед. И по-во-рачивают. И мальчики становятся разговорчивыми… – Он шагнул в угол, хотел, было, взять клюшку, но вдруг словно передумал, ушел за дверь и поманил оттуда Гашкина. Тот сказал Илье “стоять” и тоже вышел. Дверь они прикрыли.

Илья говорил потом, что он в тот миг очнулся. Секунду стоял неподвижно, потом схватил стул и засунул его ножку в ручку двери. И кинулся к телефону. К счастью, телефон был с прямым выходом в город.

– Это база? Валентину Ивановну Мезенцеву, пожалуйста!. Это сын звонит, срочно!.. Мама, меня забрали в милицию, ни за что! Просто так, на улице, в седьмое отделение, на Октябрьской! Издеваются! Позвони кому-нибудь! Их начальству, что ли! Или дяде Косте! Скорее!..

Дверь дергали и били. Орали. Илья бросил трубку, подождал, когда на несколько секунд перестали ломиться, выдернул стул, сел на него. Они ворвались, сразу сбили Илью на пол, ударили ногами, потом подняли, ударили снова, в поясницу. Но он уже не боялся. Он даже не понимал, что они ему кричат, брызгая слюнями в лицо. Он ждал… и дождался. Удивительно громко затрезвонил аппарат.

Гашкин взял трубку. Мигнул. Протянул трубку Панкратьеву. У того слегка похудела мордастая рожа.

– Да… так точно… У нас… Так точно, товарищ п’полковник… Это же в целях профилактики, по указу… Но ведь откуда же мы… Есть, товарищ п’полковник… – Он обернулся к Илье. – Сразу не мог сказать, что ли?

– Что сказать?!

– Чей ты есть сын… Одевайся. Гашкин, помоги парнишке… Щас отвезем домой.

– Обойдусь, – сказал Илья. Потом он признался маме, что испугался: увезут куда-нибудь и головой в прорубь. Чтобы концы в воду. Недаром ведь был недавно очерк про ментов-отморозков которые сперва избили полковника ФСБ (не знали, кто он), а потом нашли у него в кармане документы и пристрелили в лесочке, чтобы не отвечать…

– Да ты чё, Илья, – уже по-приятельски заприхахатывал Панкратьев. – Ты обиду не держи, это служба наша. Отвезем, как велено, это подполковник Будимов приказал, из областного…

Услышав про Будимова, Илья слегка успокоился.

Брата привезли к дому на милицейском газике, Панкратьев дружески похлопал его по плечу. Илья выпрыгнул из машины, плюнул.

Дома он ничего не сказал мне, только ходил по всем комнатам, стискивал кулаки и поматывал головой. Я понять не могла: “Илюха, что с тобой?” – “Ничего… Ерунда…” Но скоро примчалась мама. На машине директора базы она сперва прикатила в милицию, там Илью уже не застала и кинулась домой.

– Илюшенька!.. Господи… Они тебя били?

Он и маме сперва сказал: “Ничего, ерунда…” И вдруг… разрыдался. Да так, что мы с мамой успокаивали его с полчаса. И водой, и даже валерьянкой.

– Ну почему, почему такие гады?! – вздрагивал он. – Идешь по своим… по родным улицам… и вдруг… И могут ведь с дерьмом смешать, растоптать, превратить в кого угодно! Ничего не докажешь! Ты им про права, а они… про клюшку…

– Ну, хватит, Илюшенька. Все уже кончилось…

Он вскинул мокрое лицо.

– Кончилось? Где?.. А если завтра снова?.. А сегодня… если я был бы не сын капитана Мезенцева, а сын дворника?!

– Успокойся. Виктор Викторович обещал, что во всем разберется.

Виктор Викторович и был подполковник Будимов. Папин бывший сослуживец. Они оставались приятелями даже тогда, когда папа ушел из милиции. По крайней мере, Будимов в ту пору нередко заглядывал к нам и даже шутливо ухаживал за мамой. Ему мама и позвонила сразу после Илюхиного “SOS”. Надо сказать, Виктор Викторович отреагировал моментально.

Однако Илья отозвался:

– Кто разберется? Ворон ворону глаз не выклюет…

– Ну как ты можешь так говорить! Смотри, он же сразу…

– Да. А если бы не ради меня… и тебя… Если бы ради правды? Он бы тоже “сразу”?!

Мама только головой покачала…

3

Виктор Викторович Будимов появился вечером. С букетиком садовых ромашек для мамы (и где достал посреди зимы?) Снял в прихожей шинель с новенькими погонами (“подполковника” он получил недавно) повесил ее на торчащий в косяке рельсовый костыль (меня скребнуло). Вытер сапоги, шагнул за мамой в комнату.

– Ну, что у вас приключилось? Докладывайте!

Мама была уже не та, что при первом разговоре с Ильей. Спокойная (Илья, кстати, тоже, без всякого следа слез, в отглаженной рубашке). Мама положила букетик на стол.

– Знаете, Виктор, мне кажется, это не “у нас”, а “у вас”. Потому что мой сын никого не грабил, наркотики не покупал, спокойно шел из школы…

– Ну да, ну да. Валечка, я понимаю… Кретинов-то в нашей системе пруд пруди. А где взять интеллектуалов? Особенно при такой зарплате. Опять же и понять их можно. Сами знаете, что творится среди молодежи…

– Значит, хватайте кого придется, да? – взвинтился Илья.

– Хватать нельзя, а задерживать для проверки разрешено законом…

– Ага, “задерживать”! А там кулек с героином в карман и клюшку в ж… – сказал брат открытым текстом.

– Илья! – ахнула мама.

– А чего? Разве не так?.. И главное, что они там себя чувствуют как… всесильные вожди-людоеды! Вся правда заранее у них , потому что сила. А тот, кого поймали, сразу виноват! Хоть вывернись наизнанку, слушать не будут. Гогочут только: “Интеллигенция”… А всякие депутаты нам талдычат с экрана: “Декларация прав, презумпция невиновности…” Где презумпция, а где клюшка…

– Да что за клюшка? Ты расскажи все подробно, – перебил его Будимов.

– Пускай мать рассказывает, мне тошно про одно и то же… – Илья ушел в “детскую” и включил там проигрыватель с музыкой из “Юноны” и “Авось”. Негромко, в полсилы… Будимов поглядел ему вслед.

– Валя, он весь на нервах. В самом деле, расскажи ты…

Мама стала рассказывать, что знала. Иногда оборачивалась к двери, громко спрашивала у Ильи: точно ли передает события? Он так же громко отвечал, что все точно.

А я молча сидела в углу, смотрела и слушала… И постепенно наливалась теми же чувствами, что Илья. Будто становилась частичкой брата. Но пока переживала эти чувства, прозевала часть разговора. Потом встряхнулась. Будимов что-то кончил говорить маме и повернулся к Илье.

– Может, в чем-то ты и прав, но… я по, правде говоря, думал, что ты скажешь мне спасибо.

Илья теперь стоял в дверном проеме, прислонившись спиной к косяку.

– Что? – откликнулся он. – А, в самом деле… Спасибо, Виктор Викторович, вы очень помогли… Только в общем и целом ваша помощь не меняет ситуации.

– Какой ситуации-то?

– У одного моего друга есть дед, он рассказал нам однажды анекдот… или даже просто случай из жизни. Из тридцатых годов незабвенного двадцатого века. Схватили одного доцента, привели в НКВД, тогдашнюю службу безопасности, на Лубянку в общем. Давай на него орать, по морде бить, как полагается. А он в ответ: “Как вы смеете! Вы же еще ничего не доказали! Я же еще не осужденный, а только подозреваемый!” Следователь заржал, отдернул штору, показал на прохожих за окном. “Вон, – говорит, – подозреваемые. А те, кто попал сюда, уже зэки…” Вот и в вашей системе такая логика. Там не важно, виноват кто-то по правде или нет – лишь бы выбить признание. Да еще получить при этом удовольствие…