Румынские сказки - Ион Крянгэ

Всё так же плача и причитая, очистил он его от червей, а затем прижал к груди и поцеловал:

— Я же, брат-волк, тебя упрашивал, чтобы ты со мною вместе пошёл, а ты не захотел. Сейчас я, всё равно, тебя не брошу, унесу с собой, изготовлю золотой гроб и туда тебя положу. Хоть на кости твои глядеть буду, коли не судьба мне с тобой вместе век коротать.

Взвалил он волка на спину и зашагал к царскому дворцу. Шёл он, горько вздыхал и причитал, как вдруг волк ожил и на землю спрыгнул. Обрадовался Александру несказанно. А волк сказал ему:

— Ну, брат Александру, увидел и я своими глазами какое у тебя доброе и жалостливое сердце. Не пожалей ты меня сейчас, я бы тебя на месте съел. А теперь будь здоров и иди себе с миром!

— Иди и ты с миром, брат-волк! — попрощался с ним Александру и снова прослезился.

Убежал волк в свои края, а Александру прямиком к отцу во дворец заторопился.

Как только подошёл он к дворцу, волшебный конь и Иляна-Косынзяна с небес прямо к нему спустились. А голубь так и трепыхается от радости в клетке, места себе не находит. Старый царь сразу же понял, что младший сын домой вернулся. А Александру, как только очутился во дворце, сразу же приказал схватить старших братьев.

— Свяжите этих двух душегубов по рукам и ногам и не спускайте с них глаз. А я пока пойду к отцу, — распорядился царевич.

— Добрый день, батюшка дорогой, — поздоровался он, переступив порог.

— Добро пожаловать, сынок любимый!

— Как поживаешь, батюшка, как ты себя чувствуешь? Помогли тебе мои братья?

— Ох-ох-ох, сыночек родной! Пока они не вернулись, я кое-что ещё различал, будто сквозь пелену густую, а с тех пор как они глаза мне смазали — ничего не вижу… Совсем ослеп.

— Так ведь, батюшка, они тебя смазали всем голубем сразу, и потому тебе не помогло. А я дотронусь одним только пёрышком и ты сразу прозреешь. Как в детстве видеть будешь.

Пока они говорили, голубь встряхнулся, как все птицы встряхиваются, и уронил одно перо.

Взял Александру это перо, обмакнул в воду и смазал отцу глаза. У царя тотчас будто пелена с глаз спала. Обрадовался он, да так, что не знал как сына поблагодарить.

Тут же Александру приказал, чтобы ему изготовили копьё длиномерное. Когда копьё было готово, пошёл он во двор и сказал своим братьям:

— Вот что, братья, я вас не убью, как вы меня убили, и судить не я вас буду. Пусть бог нас рассудит.

Метнул он копьё длиномерное вверх, а они — все три брата, стояли рядышком — голова к голове. Копьё вниз упало, старшему брату прямо в голову попало, на две части его распластало. Снова метнул Александру копьё длиномерное. Копьё вниз упало, среднему брату в ногу попало, кровь из колена захлестала.

Взял быстро Александру мёртвой воды, смазал рану среднего брата, та тотчас же затянулась, и сказал: — Ты, брат, виноват только в том, что тело моё изрубил на кусочки, но твоя вина небольшая. Не по своей доброй воле ты так сделал, а от страха перед старшим братом.

Снова метнул он копьё длиномерное вверх. Взлетело копьё, и вниз упало, прямо перед ним в землю попало. Это в знак того, что у Александру сердце доброе и жалостливое, и нет на нём никакого греха.

Тело старшего брата-убийцы, Александру бросил псам на съедение, а среднего женил на королевской дочери. Сам же сыграл свадьбу с Иляной-Косынзяной, весь народ туда созвали, без устали пировали. И я там был, оставил их пить, есть и веселиться, а сам влез в колесницу, сюда прискакал и сказку вам рассказал.

Цугуля, сын старика и старухи

Перевод З. Потаповой

Было однажды, а может, и никогда не бывало…

Жили-были, однажды, старик со старухой, такие бедные, что, как говорится, нечего было им водой запивать. Коли заводилась у них кукурузная мука — так соли не было: соль и кукурузу раздобудут — овощей нет. Так и жили дед да баба, перебиваясь изо дня в день. Было у них трое сыновей, таких оборванных и грязных, что жаль смотреть. Младший, видать, был поумнее, чем двое старших, но зато калека на обе ноги. Звали его Цугуля.

А неподалёку жила Змея-колдунья. И такая вредная была эта змеюка, что даже соседям своим покоя не давала: разоряла их поля и чинила много всяких пакостей.

Когда родился Цугуля и пришли к ребёнку феи-ворожеи, подвернулась тут и эта Змея подколодная. Услышала она, какую судьбу предвещают Цугуле, и от зависти отняла у него поджилки. Остался Цугуля калекой.

Из-за бедности своей да из-за Цугули безногого стали дед с бабкой вместе с сыновьями посмешищем для всей деревни. А над бедным Цугулей даже братья его смеялись.

Выросли ребята. Вот раз Цугуля и говорит матери:

— Матушка, слыхал я, что есть у тебя богатый брат в соседней деревне. Сходи-ка ты к нему да попроси у него какую ни на есть клячу. Ездили бы мы с ней охотиться, а то надоело мне лежать без дела на печи.

— О чём ты только болтаешь, калека, — рассмеялись его братья. — Лучше пусть мать попросит у дядюшки двух коней для нас, ведь мы-то можем вскочить на лошадь.

Проглотил Цугуля насмешку, повесил голову и замолчал.

Мать всегда матерью останется. Пошла она к брату своему и попросила двух коней для старших братьев и кобылу для Цугули.

Брат охотно дал лошадей, а уж для Цугули и подавно, чтоб он, бедняжка, тоже мог ездить.

То-то было радости старшим братьям, когда мать привела им коней, только Цугуля никак не мог развеселиться: ведь был он калекой и не знал, где найти исцеление.

Через несколько дней Цугуля сказал, что тоже хочет поехать с братьями на охоту.

Посмеялись над ним братья, но вступилась мать за младшего сына, и взяли они Цугулю. Собрались и поехали.

В лесу подивились братья, как ловко Цугуля бьёт всякую дичь. Ни одной стрелы не пустил он понапрасну по ветру. Все попадали в цель.

Три дня и три ночи провели братья на охоте. А на третью ночь привиделся Цугуле радостный сон. Приснилось ему, будто попал он в прекрасный сад, красивый, словно рай. Вот сидит он в уголке грустный и печальный, потому что не может ходить и вдосталь порадоваться красоте этого сада. Птицы звонко распевают, листья деревьев шелестят под ветерком, а цветы льют опьяняющий аромат. С горестью смотрел Цугуля на всю эту красоту, которой не мог наслаждаться. И, обратив очи к небу, взмолился он тут к господу: пусть лучше лишит он его жизни чем прозябать в таком несчастье.

И вот, пока он молился, вдруг видит — стоит перед ним фея, такая прекрасная и ласковая, каких он в жизни своей не видывал. И будто спрашивает:

— На что ты жалуешься, молодец, на что сетуешь?

— Как же мне не сетовать, как же мне не печалиться, прекрасная фея, — отвечает ей Цугуля. — Ведь я же калека, и смеются надо мной все парни на деревне.

— Перестань, милый мой, не плачь, — будто отвечает ему фея. — Не знают они, что делают. А ты исцелишься да ещё царём станешь.

— Не надобно мне царства, — говорит Цугуля. — Я был бы рад-радёшенек, если бы мог ходить. Да не быть этому, ведь у меня, говорят, ноги без поджилок.

— Сбудется это желание, — твёрдо сказала фея. — Были у тебя поджилки, но отняла их у тебя Змея-колдунья, когда ты был маленьким. Вот возьми этот поясок. Коль ты им подпояшешься да перекувыркнешься трижды через голову — в кого хочешь, в того и обернёшься. Исхитрись, да и отними поджилки у ведьмы.

Взял Цугуля поясок, а когда поднял глаза, чтобы спросить у феи, кто она такая и почему над ним сжалилась — глядь! — её нет как нет. Словно сквозь землю провалилась.

Тут Цугуля и проснулся. Смотрит — а поясок у него в руках.

Подпоясался Цугуля волшебным пояском, трижды перекувыркнулся, пожелал стать птицей — и обернулся птицей. Снова трижды перекувыркнулся — и опять стал человеком. Едва не умер от радости, насилу успокоился. Потом надел поясок на голое тело, чтоб никто не увидел, а братьям остерёгся рассказывать, что с ним приключилось.

Видно, фея-то была добрая волшебница.

Настало утро; вернулись три брата в свою лачугу, принесли с собой много дичи.

Через несколько дней снова поехали они на охоту. Остановились, пустили коней пастись; тут старшие братья велели Цугуле стеречь коней, — сами-то они устали.

Легли и сразу заснули.

А Цугуля привязал коней, трижды перекувыркнулся через голову, обратился в пчелу и полетел на север, где жила колдунья.

Добравшись туда, вспорхнул Цугуля вверх и влетел в дом колдуньи. Сидит она и разговаривает со змеями-зятьями своими и со змеюками-дочерьми, а Цугуля слушает. Вот и говорит старая ведьма:

— Гляньте-ка, дочки, лежат ли ещё поджилки Цугули в ларе за печью, куда я их положила?

— Лежат, — отвечает младшая дочь, — не дальше, как сегодня, я их там видела.

— Ну, так идите по домам, — говорит старая карга, — да остерегайтесь этого проклятого Цугули. Я и то его боюсь, хоть и отняла у него поджилки.