Сталин. Красный «царь» (сборник) - Тони Клифф

Россия была не сильнейшим, а слабейшим звеном в цепи капитализма. Нынешний СССР не поднимается над мировым уровнем хозяйства, а только догоняет капиталистические страны. Если то общество, какое должно было сложиться на основе обобществления производительных сил самого передового для своей эпохи капитализма, Маркс называл низшей стадией коммунизма, то определение это явно не подходит к Советскому Союзу, который и сегодня еще гораздо беднее техникой, жизненными благами и культурой, чем капиталистические страны. Правильнее, поэтому, нынешний советский режим, во всей его противоречивости, назвать не социалистическим, а подготовительным или переходным от капитализма к социализму.

В этой заботе о терминологической точности нет ни капли педантизма. Сила и устойчивость режимов определяются в последнем счете относительной производительностью труда. Обобществленное хозяйство, технически возвышающееся над капитализмом, было бы действительно обеспечено в своем социалистическом развитии наверняка, так сказать, автоматически, чего, к сожалению, ни в каком случае нельзя еще сказать о советском хозяйстве.

Большинство вульгарных апологетов СССР, как он есть, склонны рассуждать приблизительно так: если даже согласиться, что нынешний советский режим и не является еще социалистическим, то дальнейшее развитие производительных сил на нынешних основах все равно должно раньше или позже привести к полному торжеству социализма. Спорным является, следовательно, лишь фактор времени. Стоит ли из-за этого поднимать шум? Как ни победоносно на первый взгляд такое рассуждение, на самом деле оно крайне поверхностно.

Время – совсем не второстепенный фактор, когда речь идет об историческом процессе: смешивать настоящее и будущее в политике гораздо опаснее, чем в грамматике. Развитие вовсе не состоит, как представляется вульгарным эволюционистам, типа Веббов, в планомерном накоплении и постоянном «улучшении» того, что есть: оно знает переходы количества в качество, кризисы, скачки и откаты назад. Именно потому, что в СССР далеко не достигнута еще и первая стадия социализма как уравновешенной системы производства и потребления, развитие идет не гармонически, а в противоречиях. Экономические противоречия порождают социальные антагонизмы, которые развивают свою собственную логику, не дожидаясь дальнейшего развития производительных сил. Мы видели это только что на вопросе о кулаке, который не захотел эволюционно «врастать» в социализм и, неожиданно для бюрократии и ее идеологов, потребовал новой, дополнительной революции. Захочет ли мирно врастать в социализм сама бюрократии, в руках которой сосредоточены власть и богатство? В этом допустимо усомниться. Во всяком случае, было бы неосмотрительно доверять бюрократии на слово. В каком направлении развернется в течение ближайших трех-пяти-десяти лет динамика экономических противоречий и социальных антагонизмов советского общества, на этот вопрос окончательного и бесповоротного ответа еще нет. Исход зависит от борьбы живых социальных сил, притом не в национальном только, но и в интернациональном масштабе. На каждом новом этапе необходим поэтому конкретный анализ реальных отношений и тенденций в их связи и постоянном взаимодействии. Важность такого анализа мы сейчас увидим на вопросе о советском государстве.

Программа и действительность

Первую отличительную черту пролетарской революции Ленин, вслед за Марксом и Энгельсом, видел в том, что, экспроприируя эксплуататоров, она упраздняет необходимость в возвышающемся над обществом бюрократическом аппарате, прежде всего в полиции и постоянной армии. «Пролетариату нужно государство – это повторяют все оппортунисты, – писал Ленин в 1917 г., за месяц-два до завоевания власти, – но они, оппортунисты, забывают добавить, что пролетариату нужно лишь отмирающее государство, т. е. устроенное так, чтобы оно немедленно начало отмирать и не могло не отмирать» («Государство и революция»). Критика эта направлялась в свое время против социалистических реформистов, типа русских меньшевиков, британских фабианцев и пр.; сейчас она с удвоенной силой бьет по советским идолопоклонникам с их культом бюрократического государства, которое не имеет ни малейшего намерения «отмирать».

Социальный спрос на бюрократию возникает во всех тех положениях, когда на лицо имеются острые антагонизмы, которые требуется «смягчать», «улаживать», «регулировать» (всегда в интересах привилегированных и имущих, всегда к выгоде для самой бюрократии). Через все буржуазные революции, как бы демократичны они ни были, проходит поэтому укрепление и усовершенствование бюрократического аппарата. «Чиновничество и постоянная армия, – пишет Ленин, – это паразит на теле буржуазного общества, паразит, порожденный внутренними противоречиями, которые это общество раздирают, но именно паразит, затыкающий жизненные поры».

Начиная с 1917 года, т. е. с того момента, когда завоевание власти встало перед партией как практическая проблема, Ленин непрерывно занят мыслью о ликвидации «паразита». После низвержения эксплуататорских классов, повторяет и разъясняет он в каждой главе «Государства и революции», пролетариат разобьет старую бюрократическую машину, а свой собственный аппарат составит из рабочих и служащих, причем против превращения их в бюрократов примет «меры, подробно разобранные Марксом и Энгельсом: 1) не только выборность, но и сменяемость в любое время; 2) плата не выше платы рабочего; 3) переход немедленный к тому, чтобы все исполняли функции контроля и надзора, чтобы все на время становились бюрократами, и чтобы поэтому никто не мог стать бюрократом». Не надо думать, будто у Ленина дело идет о задаче десятилетий; нет, это тот первый шаг, с которого «можно и должно начать при совершении пролетарской революции».

Тот же смелый взгляд на государство пролетарской диктатуры нашел через полтора года после завоевания власти свое законченное выражение в программе большевистской партии, в том числе и в разделе об армии. Сильное государство, но без мандаринов; вооруженная сила, но без самураев! Не задачи обороны создают военную и штатскую бюрократию, а классовый строй общества, который переносится и на организацию обороны. Армия – только осколок социальных отношений. Борьба против внешних опасностей предполагает, разумеется, и в рабочем государстве специализированную военно-техническую организацию, но ни в каком случае не привилегированную офицерскую касту. Программа требует замены постоянной армии вооруженным народом.

Режим пролетарской диктатуры с самого своего возникновения перестает, таким образом, быть «государством» в старом смысле слова, т. е. специальным аппаратом по удержанию в повиновении большинства народа. Материальная власть, вместе с оружием, прямо и непосредственно переходит в руки организаций трудящихся, как Советы. Государство как бюрократический аппарат начинает отмирать с первого дня пролетарской диктатуры. Таков голос программы, не отмененной до сего дня. Странно: он звучит, как загробный голос из мавзолея.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});