Море ясности - Лев Правдин

— Да Вовка же! — горячо убеждал он, ударяя себя в грудь. — Я же тебе говорю. Чтоб мне сгореть перед тобой. Никто и не узнает!.. Я уже сколько раз на ней скакал! Да пошли же, ну!..

И, натягивая непросохшую еще майку, которая из черной сделалась зеленоватой, он не переставал уговаривать Володю. И, конечно, уговорил.

ОТЧАЯННЫЕ ВСАДНИКИ

Но едва Володя отошел от своего крыльца, как его начали мучить угрызения совести. Утром он дал маме слово, что не выйдет за калитку, и еще не наступил полдень, как уже он готовится нарушить слово.

— Ну, что ты встал? Пошли скорее, — торопил его Васька.

Глядя на его лицо, золотое от веснушек, очень похожее на подсолнух, с которого еще не облетел желтый пушок цветения, Володя вздохнул:

— Слово, понимаешь, дал…

— Какое еще слово?

— За калитку не выходить.

— Слово олово, — солидно согласился Васька, — слово надо исполнять. Ты про калитку обещался? Про калитку. Ну так ты ее не касайся, чтоб ей сгореть. Про забор ты слово не давал?

— Про забор не давал.

— Тогда валяй прыгай!

Васька засмеялся и так подмигнул всеми своими веснушками, что от Володи сразу отлетели все сомнения, и он бойко полез на забор.

Это у Васьки базарная выучка: так все объяснить, что неправда становится похожей на правду. Он не только других, но и сам себя обмануть может. Все ребята знают эту его способность и не верят ему, но все-таки часто поддаются на его уговоры.

И сейчас Володя очень хорошо понимает, что он смалодушничал, нарушил слово, но он скоро забыл об этом, потому что впереди ждало его новое, неизведанное приключение.

Вот уже кончилась Оторвановка, начались пустыри, где во время войны горожане сажали картошку. Сейчас здесь шла большая стройка. Поднимались целые кварталы пятиэтажных домов. По сравнению с этими каменными красавцами почерневшие оторвановские домишки выглядели еще ниже и уродливее.

Новые кварталы наступали на старую слободу, и она, как древняя старушонка, оборонялась от них кривой своей клюкой. Было ясно — дни ее сочтены, и никто не пожалеет о ней, а если и вспомнит, то для того только, чтобы сказать с удивлением:

— И как мы только жили в таких хибарках?

Володя давно не бывал здесь. Сколько прибавилось новых домов, сколько еще кранов взметнуло свои ажурные стрелы, пока он лежал в постели! Мальчики остановились и полюбовались работой самоходных кранов.

— Вот бы забраться, весь город видно, — сказал Володя.

— А я лазил один раз.

— На самый верх?

Васька неохотно сознался:

— Немного недолез. Вышел из будки дядька и прогнал. Ну, пошли, чего тут не видели…

На пустыре, недалеко от оврага, паслась очень высокая серая лошадь. Передние ноги ее были спутаны для того, чтобы она не могла далеко уйти.

Медленно передвигаясь, лошадь щипала мелкую травку. Заметив мальчиков, она скосила на них большой блестящий глаз и подвигала ушами.

— Прислушивается, — сразу начал хвастать Васька. — Она меня знает. Я часто на ней прокатываюсь.

Он и в самом деле смело подошел к лошади и покровительственно похлопал ее по шее.

— Ну, здорово, Машка. Прыгаешь?

Лошадь фыркнула.

— Вот, видишь. Да ты ее не бойся. Я, если захочу, у нее под брюхом пройду. Она понимает, что ты со мной.

Он разыгрывал роль хозяина конюшни, показывающего приятелю свою любимую лошадь.

— Я и не думаю бояться, — ответил Володя и нахмурился, потому что сказал неправду.

Он боялся, и еще как боялся-то. Но скорее он согласился бы тоже пройти под брюхом у лошади, чем сознаться в этом.

Откуда же ему, городскому мальчику, знать лошадей. Он мог перечислить все марки автомобилей и мотоциклов, рассказать, какие бывают самолеты и радиоприемники. А лошади? Единственная лошадь, с которой он до сих пор имел дело, была его собственная, недавно раскрашенная под тигра, деревянная лошадка.

— Чего мне бояться, — повторил он и, затаив дыхание, подошел к лошади.

Она оказалась необычайно большой, наверное, только очень немного поменьше, чем слон.

Володя осторожно приложил руку к шее лошади.

Кожа под его рукой мелко задрожала. Володя отдернул руку. Совсем не потому, что он испугался, а просто от неожиданности. Но Васька презрительно скривил губы.

— Некоторые слонов боятся, некоторые лошадей, — сказал он и начал выбирать репьи из лошадиной гривы.

Не говоря ни слова, Володя побледнел и вдруг, согнувшись, пробежал под животом лошади.

— Молодчик, — одобрительно сказал Васька. — Посмотрим, как ты верхом поскачешь. Я-то уже скакал.

— А я не видел этого.

— Подсади-ка меня, — скомандовал Васька.

И вот он уже сидит верхом и, вцепившись в гриву руками, колотит босыми пятками по лошадиным ребристым бокам, подскакивает, совсем как всадник на головокружительном галопе.

— Но, Машка! Ух ты! — орал он с таким диким восторгом, словно престарелая кобыла вдруг встрепенулась и птицей понеслась, едва касаясь земли.

Володя подумал, что, может быть, и в самом деле Ваське кажется, что он скачет, перегоняя ветер. Может быть, стоя на земле, не испытываешь этого чувства восторга, свойственного только наездникам?

Но, по-видимому, сама кобыла тоже ничего не испытывала. Она по-прежнему равнодушно пофыркивала, не спеша перебирала ногами и пощипывала травку. Только когда разгорячившийся наездник начинал очень уж егозить и подскакивать на ее спине, она взмахивала тощим хвостом и хлестала его по длинным шароварам.

— Ух, ты! — задыхаясь, словно в самом деле тугой ветер хлестал в лицо, орал Васька. — Давай, милашка! Чтоб тебе сгореть! Давай, давай! Нажимай!..

Вот это игра! Не то что на деревянной лошадке!

Володя бегал вокруг лошади и тоже кричал что-то, уже совершенно непонятное.

Наконец Васька устал от этой бешеной скачки. Он с Володиной помощью соскочил на землю. Лицо его было красно, как и волосы, взмокшие от пота. На каждой веснушке тоже сидело по блестящей капельке пота. Он так раскалился, что от него веяло жаром, как от чугунной печки.

— Видал? — спросил он, переводя дыхание.

Он задрал на животе майку и обтер разгоряченное лицо.

— Ну, садись теперь ты. Хватайся за гриву…

И вот Володя взбирается на лошадь. Ему кажется, что он сидит на доске, такая у нее оказалась острая спина. Поглядел вниз. Ого, как высоко! Когда стоишь внизу, так не кажется. И сидеть, широко раскинув ноги, тоже не особенно удобно.

— Ну, держись! — командует Васька, и Володя уверен, что сейчас начнется удивительный полет. Спина его вдруг холодеет, а в груди все сжимается от восторга, и от страха, и от решимости победить страх.

Вспотевшими от волнения руками он цепляется за жесткую гриву и хриплым голосом отчаянно вскрикивает:

— Ух, ты! Пошла!

Васька суетится внизу и тоже орет и размахивает какой-то хворостиной.

И Володя вдруг почувствовал, что старушка лошадь вдруг ударила о гулкую землю тяжелыми копытами и взмыла в воздух.

Все вокруг: и ближний лес, и поляна, и небо — все вдруг закачалось и мгновенно провалилось куда-то вниз. Володе показалось, что его забросило прямо в середину мягкого облака, отчего все тело мгновенно покрылось горячей влагой.

Лошадь неслась над землей. Гулко били копыта. Володя уже ничего не различал вокруг. Его подбрасывало кверху, нестерпимо раскачивало вперед и назад. Ему казалось, что он летит, уцепившись за гриву.

В голове его отзывается грохот, ветер свистит в ушах и слепит глаза… Он хочет крикнуть что-нибудь удалое, как кричал Васька, и не может открыть рта.

И вдруг наступила тишина.

И лес, и небо, и земля — все прочно водворилось на свои места.

И Володя сидит на широкой теплой спине лошади, сонно перебирающей ногами. Он ничего не может понять. Окончилась бешеная скачка, а он находится все на том же самом месте. Васька стоит совсем недалеко. Он размахивает хворостиной и с воодушевлением спрашивает:

— Здорово? А?

— Здорово! — отвечает Володя, удивленно соображая, как же это все произошло.

Лошадь, повернув голову, поглядывает на Ваську. Кожа на ее шее мелко вздрагивает. Васька хохочет:

— Еще хочешь?

— Не хочу. Помоги слезть.

— Врешь. Ты еще хочешь, только стесняешься.

Володя уже понимает, что Васька поймал его, но признать себя обманутым он не соглашается.

И вдруг Васька заорал, взмахнув хворостиной. Лошадь тревожно всхрапнула и, вскинув спутанные ноги, сделала тяжелый прыжок.

Володя уткнулся лицом в жесткую гриву. Васька мстительно засмеялся и тут же исчез, словно провалился сквозь землю.

Когда Володя решил, что с него хватит, Васьки уже не было.

А до земли довольно далеко, тем более, что с лошади приходится прыгать первый раз в жизни, и к тому же с такой высокой лошади. Прыгнешь, да еще под копыта подвернешься.