Воспоминания о юности - Ирина Верехтина

уже случилось. Вот сейчас она узнает тайну Ирмы, одна – из всего факультета!

Она никому не скажет. Да и кому говорить? Ирмы с ней больше нет. Так уж вышло. Для Вики она навсегда осталась самой лучшей, любимой подругой. А другие Вике не нужны. Так уж вышло.

Заявление о назначении пенсии:

Петерсон Ирма Генриховна.

Адрес: ул. Северная, дом 12, кв.335.

Дата рождения: 01.01.1951.

Прошу назначить пенсию по случаю потери кормильца на ребенка

Косова Константина Сергеевича, 12.05.1986 года рождения.

Кормилец: Косов Сергей Рудольфович.

Число иждивенцев кормильца: 2.

– сын Косов Константин Сергеевич 1986 года рождения,

– дочь Косова Ирина Сергеевна 1941 года рождения.

В настоящее время работаю, с 1970 года в издательстве «Наука» старшим редактором.

Перечень представленных документов:

1.Паспорт (копия).

2. Свидетельство о рождении ребенка (копия).

3. Свидетельств об установлении отцовства (копия).

4. Свидетельство о смерти (копия).

Вика почувствовала себя гончей, напавшей на след. Графа «семейное положение» в паспорте пустая. Но ребенок-то Сережин! А Сережа умер – дошло наконец до Вики. Она листала пожелтевшие страницы архивного дела, и на душе у нее было тяжело как никогда…

Свидетельство о рождении: Петерсон Константин Сергеевич родился 12.05.1986. Мать – Петерсон Ирма Генриховна. Отец – (прочерк)

Свидетельство об установлении отцовства:

Косов Сергей Рудольфович, 05.03.1918 года рождения, признан отцом ребенка… родившегося в 1986 году у Петерсон Ирмы Генриховны… О чем составлена запись… с присвоением ребенку фамилии Косов.

Свидетельство о смерти: Косов Сергей Рудольфович, 1918 года рождения, умер 10.07.1994. в возрасте 76 лет.

Значит, Сережа на ней так и не женился, лихорадочно соображала Вика. И не потому, что этого не желала Ирма, а потому, что у него была семья. И дочь, на десять лет старше Ирмы… «Стаж кормильца на день смерти 53 года» – прочитала Вика. Солидно… Вика полистала трудовую книжку «кормильца».

Записей было немного: «До поступления на работу учился на филфаке МГУ, трудового стажа не имел. Принят в издательство «Наука» в 1941 году. Уволен в 1994 году в связи со смертью». Философ! – разозлилась Вика. Иметь любовницу на десять лет моложе дочери – это не каждому философу по силам! – пришла к заключению Вика. – И работал на восьмом десятке, старый черт, пока его из издательства в гробу не вынесли.

Но Ирма-то какова! Пять лет врала! Мы с Сережей, мой Сережа… А Сережа старше ее отца! И старше Ирмы на тридцать с лишним лет! Занимал солидную должность, и Ирму устроил редактором еще до поступления в вуз. И в институт направление выхлопотал – любовнице (Вику передернуло – слово-то какое мерзкое, особенно при разнице в тридцать три года), и ее приняли по блату, вне конкурса. И в издательстве она, наверное, была на особом счету, запоздало поняла Вика. Работала, как писательская внучка Аллочка. Но тро-онуть ее не моги-и, – пропела Вика куплет из «Республики ШКИД».

Вечно ей лезет в голову бог знает что. Вот – на Ирму накинулась. А ведь дружили! Ирма, подружка моя, – с горечью думала Вика. – Как ты могла жить с человеком, который годился тебе в отцы… Как же ты могла!

Ирма улыбалась ей с фотографии знакомой улыбкой – и молчала. Вике некстати вспомнился анекдот: что может быть страшней фотографии в паспорте? – только ее ксерокопия! К Ирме анекдот отношения не имел: она была красивой даже на ксерокопии. Большие – в пол-лица – глаза, гордо поднятый подбородок, тонкое полудетское лицо, длинные русалочьи волосы… Улыбается – даже в паспорте. А взгляд жесткий, без улыбки. Как же она не разглядела в ней тогда, в институтские годы, этот трезвый холодный расчет!

В далеком 1970 году пришла в издательство девятнадцатилетняя девушка – после окончания школы. (Читать-писать умела, арифметику знала, об остальном имела смутное представление, как говорила Ирма). И ее, с четверкой по русскому в школьном аттестате, приняли…младшим редактором! А через два года перевели на должность редактора. (Вика стала редактором лишь после окончания вуза, да и то не сразу… Ведь у нее не было покровителя, как у Ирмы, да она и не смогла бы).

Вика представила себе Сережу – Сергея Рудольфовича Косова: пятидесятидвухлетнего лысеющего завреда с выпирающим брюшком и толстыми щеками. И рядом с ним – изящную как статуэтка Ирму. Но как она могла – продать себя?! А Ирма продала, и получила все: престижную работу, на которую можно ходить через день, зарплату, на которую можно жить припеваючи, и всеобщее уважение: все издательство знало, чья она любовница, и тронуть боялись….

Вика вспомнила, как хвасталась Ирма, приходя на лекции. – «Я ничего не покупаю, ни духов, ни косметики, – мне все это дарят, всем очень нравится, как я редактирую!». Как могла Ирма редактировать, учась на первом курсе?! Не владея стилистикой (стилистика шла у них со второго курса, а редактирование – с третьего!), не зная основ композиционного строения текста и – что греха таить? – не вполне владея грамотой (диктанты за нее писала Вика, успевала написать оба варианта зачетного, повышенной сложности диктанта).

Вот же тварь продажная! А с виду ангел, – разозлилась Вика. И словно услышала Ирму: «Все лучше, чем как ты, неудачница… Докатилась – до собеса!». А может, так и надо жить, подумала Вика. Безудержно, взахлеб – как это делала Ирма, падая и вновь поднимаясь, перешагивая через условности и наплевав на мораль, готовая заплатить за успех любую цену! Чтобы потом, спустя годы, «не было мучительно больно». Как сейчас ей, Вике.

Вика даже замуж не вышла, хотя могла бы. Но она всегда считала себя человеком долга: сперва надо было окончить институт, потом… Потом она посвятила свою жизнь уходу за мамой. А могла бы… Нет, по другому Вика не могла! Она принесла себя в жертву, хотя, в сущности, маме это не требовалось. Вика вращалась вокруг мамы, как луна вокруг земли, и Викиному мужу тоже пришлось бы – вращаться. А никто не хотел: ведь они не были спутниками, как Вика, они были – планетами. А Ирма… Ирма была кометой! Сорвавшись со своей – теперь уже чужой, затерянной в глубоком космосе орбиты, она неслась сквозь галактики и миры, наслаждаясь стремительным полетом, и звезды запутались в ее черных, как космос, волосах. Ирма была кометой, а разве комету можно догнать?..

Вика прикрыла глаза и вспомнила себя – двадцатилетнюю, когда самое прекрасное в жизни – впереди, когда для веселья не нужна причина, а грустить – лучше вдвоем. Тогда она еще не знала, что будет лежать по ночам без сна