Фронтовик (СИ) - Поселягин Владимир Геннадьевич

Представитель от штаба нашей танковой армии представил личному составу нового комполка, в звании подполковника, всё как положено, и отбыл, а тот сразу занялся делом. Полк я передал за час.

- Это что? - спросил тот, когда я протянул листок.

- Рапорт о переводе.

- Причина?

- Хорошее место, обещание наград и повышения в чине.

На самом деле много причин, я их уже перечислил, но была ещё та, которой я не касался, оказалось в полку была оппозиция, двое офицеров дружили против меня, ну не нравился я им, и мелкими делами старались выжить. С учётом, что это были помощник начальника штаба по разведке и особист, многие нити управления у них были. Так что из полка я даже уходил с лёгким сердцем. С глаз долой и сердца вон. Новый комполка, попытался меня удержать, даже уговаривал, но видя, что это не приносит своего результата, поставил свою резолюцию. В штабе полка быстро всё оформили, и на попутной машине я отправился в штаб армии. Там уже ждали, всё согласовано, и меня оформили в нужный корпус, в разведку. Даже стал заместителем помощника начальника штаба по разведке. Тот имел звание полковника. Когда до штаба корпуса доехал, уже стемнело, но это не мешало мне после остаточных процедур оформления, обустроится, и приступить к работе. Корпус наступал, жили по сути в машинах, каждая ночь на новом месте, и надо сказать, что комкор не пожалел, что меня взял, уже на четвёртый день объявил благодарность, таких точных разведданных ему получать не доводилось. Откровенно скажу, не хотелось мне снова возвращаться на эту стезю, я бы так и довоевал в реактивной артиллерии до конца войны и, если бы повезло, вышел в отставку с должности командира полка. Однако, как видите, не сложилось. Я был расстроен этим, что ничуть не скрывал, но ничего, так и буду дальше воевать. Тоже помощь немалая. Надо сказать, две недели я всего в корпусе послужить успел, два письма с указанием новой полевой почты отправил супруге, когда пришёл приказ, причём из Москвы. Майора Одинцова направить в управление по кадрам, причём запрос шёл от Главного артиллерийского управления, эмблемы в погонах до сих пор артиллериста, за новым назначением. Гетман пытался меня удержать, но у него не вышло. Приказ есть, его нужно выполнять. Поэтому уже в конце августа, эшелон, что уходил в тыл, увозил и меня. Этот приказ меня не порадовал, но пришлось выполнять. Мы люди военные. Я только освоился, вполне дружественная рабочая обстановка в штабе корпуса была. Да всё меня устраивало, а тут такое. И куда меня? Это я узнаю только в Москве. В пути написал письмо Танюше, в Москве отправлю. Оно так быстрее дойдёт. Сообщил, что снова меня куда-то в другое место перекидывают, а куда, сам не знаю. Сообщу как выясню. По адресу старой почты писать не надо.

Трое суток добирался до Москвы. Уже Подмосковье, мы через густой хвойный лес ехали, я стоял у окна в коридоре купейного вагона и пил молоко из кружки. У меня правило, каждый день, хотя бы одну кружку, но выпивать. Иногда заменяя кефиром или сметаной, вот и тут стоял, и пил. Делал мелкие глотки, наслаждаясь вполне свежим, чуть охлаждённым напитком, когда проходивший мимо полковник, из купе через два от моего, пришлось потеснится, пропуская, сказал:

- О? Майор, откуда молоко взяли?

- Купил на станции, товарищ полковник.

- Да? Не заметил. Я сам большой любитель этого напитка, а вот сыр только козий.

- Согласен с вами, я и сам козий сыр люблю. Правильно сделанный.

- Это да…

Мы немного ещё пообщались и расстались, тот к себе, я в своё купе. К слову, этот эшелон, что вёз горелую и битую технику на открытых платформах, нашу и немецкую, на металлургические заводы, на переплавку, к нему в конце два купейных вагоны присоединили, где в большинстве офицеры ехали в Москву. Кто в командировку, кто как. Некоторые, как и я, за новым назначением. В купе же я задумчиво побарабанил пальцами по столешнице, и потерев подбородок, стал изучать все купе в вагоне, потом во второй прошёл. Там мне повезло, в одном купе генерал-майор НКВД сидел у окна, чай пил, с ним трое офицеров, двое из его же службы, оба майоры. А вот четвёртый, подполковник-лётчик, тот соседями явно тяготился. Я бы тоже тяготился, те мне много плохого сделали, и не только в этом мире. Посмотрев на лётчика, сказал:

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

- Товарищ гвардии подполковник, попрошу оставить нас одних. Очень надо.

Тот книжку потрёпанную читал, посмотрев на меня, кивнул, аккуратно спустился с верхней полки и вышел в коридор. Прикрыв дверь, я сел на нижнюю полку, все три офицера с интересом на меня смотрели, и сказал:

- Есть важная информация, но я вас не знаю, попрошу документы.

Те мои тоже проверили, но так вроде настоящее сотрудники. Да не вроде, генерал смутно знакомый, пока не вспомнил, что тот в Киевском управлении НКВД служит. Да и майора одного где-то видел, а где, так и не вспомнил.

- В общем, история такая. Войну я у Минска начал, там и ранен оказался в рукопашной, штыком, в окружение попал, пришлось госпиталь покидать. С раной в лесу отлёживался, и видел, как диверсанты в форме наших пограничников убили шофёров, и захватили армейские грузовики, это тридцатого июня было, уехав на них. Командовал там капитан-пограничник. Некоторых я опознал, одного так на Лубянке, тот там работал. А десять минут назад я в соседнем купе опознал того самого «капитана». Только он теперь носит погоны полковника-стрелка. Я третий день на этом эшелоне, и могу сказать, что вчера вечером полковника этого в вагоне не было, скорее всего ночью сел. Третье купе от тамбура, там он один в таком звании. Мы с ним общались, оба любители молока. Я заглянул в купе. Попутчиков его впервые вижу, не опознал. Это ваша работа, что знал сообщил, дальше уже сами. И ещё, общаться с вами более не желаю, когда я опознал того на Лубянке, меня отдали мясникам, и забили до инвалидности ваши дознаватели. Два месяца в коме. Комиссовали меня, расписку взяли не сообщать, но я перенёс несколько операций, и смог пройти комиссию, как видите снова воюю. Однако и любви к вам у меня нет, сюда вынужденно пришёл.

Меня поняли, но сразу не отпустили, пришлось писать где видел того «капитана», что и как было. Бумагу выдали. Написал, после чего отпустили, велев делать вид что я полковника не знаю, и вообще забыть о нём. А так это тот самый капитан-пограничник, что в начале войны, в прошлом мире, меня в засаду заводил, майором-связистом в качестве приманки. Тут он жив, не схлопотал от меня пулю в голову. Вернувшись в купе, застал своих соседей за сборами. Пока я отсутствовал, эшелон медленно входил на территорию столицы, по бокам уже видны были строения, склады, и вообще промышленный район, трубы заводов дымили, и густо. Экологов на них нет. А так я тоже вещи собрал, дорожную мелочёвку, вот мы сидели и общались.

- Не понял, это что значит словить дельфина? - не понял капитан-танкист.

Я как раз описывал как гонял на танке «Т-40», была у меня там одна история. Чуть не утопил машину в грязи, хотя та плавающая.

- И это мне говорит танкист, - с возмущением показал я соседям на того. - А ты точно настоящий? Любой танкист это знает.

- Ну я вот не знаю.

- Словить дельфина, это такое выражение. Я ещё в сорок первом узнал, Двадцатый механизированный корпус, под Могилёвым дрались, служил там в Двести Десятой механизированной дивизии. Так вот, это когда танки идут колонной и преодолевают глубокие лужи. Иногда те захлёстываю танки, вязкая жижа. А так как механики-водители едут открыто, с люками, то они купаются в этой жиже, и она попадет в танк. Бывает гидроудар двигателя. Это всё и называется «поймать дельфина», сленг у танкистов. Вот и мне как-то довелось поймать такого. Еле из машины выбрался, всё скользкое.

- Да? Не знал. До нас не дошло. Хотя мне нравится, понял почему так назвали. Видел я дельфинов, сколько они брызг прыжком поднимают. Да, похоже, наши танки также в грязь ныряют.

Вот так мы и общались, пока эшелон не встал на запасном пути. Тут не перрон, пришлось спускаться на насыпь, причём освобождались оба вагона, их отцеплять собрались. Сошли все, тот «полковник» тоже. Впрочем, плевать на него, я направился к выходу, в сторону вокзала, хочу машину или пролётку там поймать, заодно письмо отправлю. Со мной ещё шесть офицеров-артиллеристов. А нам всем за новым назначением, в одно место идём. Письмо я отправил, и дальше мы на двух пролётках, повезло остановить, тем более поездов не было, те ожидали клиентов, скоро должен был прийти пассажирский, доехали до нужного управления. Кто куда, вот и меня вскоре направили в кабинет. Генерал-лейтенант, хозяина кабинета, сообщил: