Unknown - Кирилл

Вот кровать с балдахином в глубине спальни была настоящим экспонатом. Сверкающей и великолепной, с балдахином, почти таким же, как Балдахин Бернини в базилике Святого Петра, на массивном постаменте размером с огромную платформу, с резными колоннами, которые поднимались ввысь и верх, украшенный водопадами, ниспадающего бледно-розового шелка. И на этой кровати лежала она, Вирджиния Элизабет Брэдфорд Болдвейн совершенно неподвижно, но хорошо сохранившаяся, как святая, ее длинное, тонкое тело было погребено под обилием атласных одеял и пуховых подушек, бледные светлые волосы уложены в прекрасную прическу, лицо накрашено, хотя она никуда не собиралась и даже не была в сознании.

Рядом с ней на мраморной столешнице витиеватого комода с изогнутыми ножками стоял с десяток оранжевых флаконов с белыми крышками и надписями, располагаясь аккуратными рядами, словно взвод солдат. Он понятия не имел, что было в них и, скорее всего, она тоже этого не знала.

Она была своего рода Южной Санни фон Бюлов (Санни фон Бюлов (урождённая Марта Шарп Кроуфорд, 1931—2008), наследница железнодорожного магната, вышла замуж за Клауса фон Бюлов (б. 1926), который был признан виновным в попытке ее убийства с помощью инсулиновой передозировки, но приговор был отменен из-за апелляции. Второе расследование показало, что он не виновен, после того, как эксперты высказали мнение, что не было никакой инъекции инсулина, а симптомы были вызваны чрезмерным использованием рецептурных препаратов, что ввергло её в вегетативное состояние до конца жизни.), если не учитывать отца, который никогда не пытался ее убить. По крайней мере, не физически.

Этот ублюдок нанес другие виды повреждений.

— Мама, дорогая, — сказал он, шагая к ней. Он приблизился и взял ее прохладную, сухую руку с тонкой как бумага кожей и голубыми проступающими венами. — Мама?

— Она отдыхает, — раздался голос.

Женщина лет пятидесяти с рыжими волосами и бело-серой униформе медсестры вышла из гардеробной. Она идеально вписывалась в декор, и он бы не удивился, если бы его мать наняла ее только на этом основании.

— Я Сверингин Пэтти, — сказала она и протянула руку. — Вы, должно быть, молодой мистер Болдвейн.

— Лейн, — он пожал ей руку. — Как дела у мамы?

— Она отдыхает, — улыбка была профессиональной такой же, как и ее униформа. — У нее было тяжелое утро. Приходил колорист и стилист занимались ее волосами.

«Ах, да, закон HIPAA», — подумал он. Это означало, что она не может ему рассказать о состоянии собственной матери. Но в этом была виновата не медсестра. Неужели его мать была настолько истощена физически, что уставала из-за пары фольги, уложенной на голову и укладки феном? Как, черт возьми, он думает, она себя чувствует.

— Когда она проснется, скажите ей, что я... — он оглянулся на мать.

— Сказать, что, мистер Болдвейн?

Он подумал о Шанталь.

— Я собираюсь пробыть здесь несколько дней, — сказал он мрачно. — Я скажу ей сам.

— Очень хорошо, сэр.

Он вернулся обратно в фойе и закрыл за собой дверь, прислонился к ней. Уставившись в картины, написанные маслом кого-то из Брэдфордов не иначе, он обнаружил, что прошлое возвращается снова, словно жалящий пчелиный укус.

Быстрый и болезненный.

— Что ты здесь делаешь?

Произнесла Лиззи выгоняя его из сада, из темноты, из жаркого влажного летнего вечера. Над головой собирались грозовые тучи, пропуская лунный свет, освещая цветущие цветы и деревья в тени.

Он помнил каждый ее жест, как она стояла перед ним на кирпичной дорожке, уперев руки в бока, открыто глядя на него, он не привык к такому. На ней был униформа Истерли, которая смотрелась такой сексуальной, лучше чем любой комплект самого дорогого женского нижнего белья, который ему довелось когда-либо видеть.

Лиззи Кинг привлекла его внимание впервые, когда он увидел ее в своем семейном имение. И каждый раз возвращаясь домой после полугодия магистратуры, он старался встретиться с ней, устраивая поиски, чтобы как бы невзначай столкнуться с ней на пути.

Боже, он любил преследования.

И пленение было неплохо, хотя бы наполовину.

Конечно, в прошлом у него не настолько много было опыта, да он и не хотел его.

— Ну? — потребовала она ответа, было такое впечатление, что если он тут же не ответит, то она начнет топать ногой, а следующий ее шаг должен был просто сбить его с ног из-за того, что она просто тратит на него свое время.

— Я пришел за тобой.

Он замер, потому что сболтнул лишнего, потому что скорее всего он хотел сказать, что пришел, чтобы увидеть ее, поговорить с ней, посмотреть на нее вблизи.

Но эти четыре слова были правдой. Он хотел узнать ее на вкус, понять, что она чувствует, находясь под ним, что…

Она скрестила руки на груди.

— Послушай, я думаю, пришло время поговорить на чистоту.

Лейн улыбнулся.

— Я люблю честность.

— Я не думаю, что ты будешь радоваться, когда я закончу.

Хоооооорошо, сейчас у него была полная эрекция, это было не смешно, потому что перед ним не было женщин, с которыми он обычно забавлялся. Стоя перед этой конкретной женщиной, с желанием поправить свои штаны, он чувствовал себя каким-то... пошлым.

— Я избавлю тебя от затраченного времени, — она пыталась говоришь шепотом, чтобы никто не подслушал, но это не умаляло значения ее сообщения. — Я не являюсь той, кто может заинтересоваться тобой, этого никогда не будет. Тебя по-другому и нельзя назвать, как плохишом, который доставляет противоположному полу всего лишь полный хаос. Такой вариант был для меня даже скучным пятнадцать лет назад, а если учитывать, что в этом году мне стукнет тридцать, твой образ становится еще менее привлекателен. Поэтому, будь добр, сделай нам обоим одолжение — отправляйся в клуб, найти себе похожих на одно лицо блондинок, лежащих у бассейна, и преподай им урок своего Закулисного Мастерства. От меня ты этого не дождешься.

Он моргнул, чувствуя себя полным идиотом.

Он фактически был шокирован, потому что никто и никогда настолько достоверно не описывал его поведение, вот так просто высказывая свою точку зрения.

— Теперь, извини меня, я, пожалуй, пойду домой. Я здесь работаю с семи утра…

Она развернулась, но он схватил ее за руку.

— Подожди.

— Прости? — она взглянула вниз на его сжимающую руку, и подняла на него глаза. — Тебе разве есть что сказать о цветах в этом саду, по-моему, нечего.

— Ты не дашь мне шанса оправдаться? Просто будешь изображать роль судьи…

— Ты не серьезно…

— Ты всегда была такой предубежденной?

Она высвободила руку.

— Это лучше, чем быть наивной. Особенно с таким человеком, как ты.

— Не верь всему, что ты читала в газетах…

— Ох, я тебя умоляю. Мне не нужно читать об этом… я видела это своими собственными глазами. Двое девушек вчера утром вышли с черного входа. В ночь, когда ты приехал в поместье, ты привел рыжую из бара. И говорят еще, что когда ты отправился на ежегодную спортивную игру в среду, ты вернулся с засосом на шее… и разумно предположить, что женщина просит тебя повернуть голову и «колется»? — Она остановила его подняв ладонь чуть ли не к его лицу. — И прежде, чем ты решишь, что я составляю список твоих завоеваний, испытывая некое латентное влечение к тебе, должна тебе сказать, что обслуживающий персонал следит за такими вещами и не перестает говорить о них, причем постоянно.

— Ты дашь мне сказать хоть слово? — возразил он. — Или ты умеешь только вести монолог. Господи, и ты называешь меня высокомерным.

— Что?

— Ты думаешь, я обнаглел? Ну, ты просто затмила меня своими высказываниями, милая.

— Прости?

— Ты решила, что все знаешь обо мне, потому что куча других людей говорит совершенно разные вещи, которые тоже меня не знают. Это чертовски высокомерно с твоей стороны.

— Это не то же самое, что наглый.

— Ты действительно хочешь привести аргументы из словаря Вебстера мне?

Если учитывать тот факт, что они пререкались, то никакого сексуального возбуждения не должно было быть, но черт возьми оно возникло. На каждый его ответ, она кидалась, давая ему отпор, чуть ли не бросаясь на него, и он меньше сосредоточил свое внимание на ее теле, а больше на глазах, и это казалось еще более сексуальнее.

— Послушай, мы можем просто на этом закончить? — спросила она. — Я вернусь сюда с утра пораньше, и этот разговор не так уж важен, как сон, который мне необходим.