«Жаль, что Вы далеко»: Письма Г.В. Адамовича И.В. Чиннову (1952-1972) - Георгий Адамович

На днях была у меня тут Miss Пахмус, пишущая о З. Гиппиус, ожидается еще Chalsma[252], и из New Haven’a Самарин[253]. Вы всех их, вероятно, знаете. Но между ними и Вами с Одуванчиком дистанция огромного размера. Вижу, что Вы что-то обо мне написали (по Вашему письму), но по-русски, для «Н<ового> ж<урнала>»[254] — и это лучше, чем для американцев. Насколько знаю, у Вас все с ума посходили с формализмом и подсчетом, сколько в какой строчке гласных и что это означает. Вероятно, это влияние Якобсона. Между прочим, недавно я был на французском собеседовании о русской литературе в Cerisy, на севере Франции, целую неделю. Там было два профессора из Англии, очень удивлявшихся этому американскому поветрию. Конечно, формалисты кое в чем правы, и, как реакция на Скабичевского или Айхенвальда, они — явление законное. Но только в этих пределах, по-моему. «Как сделана “Шинель”». Мне все равно, как она сделана: сделана — и сделана.

Да, спасибо за вложенные вместе с письмом стихи. Ваша приписка на том же листке, что я «наверно поморщусь» — не верна. У Вас всегда, в каждой строчке есть шарм, очень Ваш, и мастерство, тоже очень Ваше. Меня только немножко удивляет Ваша новая склонность к подчеркнутым прозаизмам, к неожиданностям в стиле, к обманчивым срывам и т. д. Может быть, Вы и правы. Но мне все же кажется, продолжает казаться — и думаю, навсегда — что «прекрасное должно быть величаво», т. е. абсолютно анти-манерно, анти-изысканно, анти-оригинально. Конечно, тут легко зайти в тупик, и Вы это чувствуете и, может быть, этого боитесь. (Я уже не боюсь, п<отому> что со всем распрощался.) Значит, еще раз: м. б., Вы по-своему правы. Но если Вы боитесь тупика простоты, то я теперь чуть-чуть боюсь за Вас, хотя и уверен, что в сущности Вы собой всегда останетесь, не в пример тем, кто только обновления манеры и ищет.

Не сердитесь на меня, дорогой Игорь Владимирович, за эту «критику». Это ведь — не критика, а дружеский разговор, с любовью к Вам как к человеку и как к поэту. Кстати, я только что получил книгу Глеба Глинки[255]: что Вы о нем думаете? У него, по-видимому, самомнения больше, чем таланта, хотя он и не совсем бездарен. Пожалуйста, ответьте на это мое письмо. От души желаю всего, что можно (и чего нельзя).

Ваш Г. Адамович

Я в Ницце до 15 сентября. Потом — Париж. Но мой парижский адрес действителен всегда, т. е. и теперь.

47

21 ноября 1968

7, rue Frtd<eric> Bastiat Paris 8е

Дорогой Игорь Владимирович

Я давно уже собираюсь написать Вам и поблагодарить за статью в «Нов<ом> журнале».

И все не мог собраться, а поэтому вспоминал фразу, которую когда-то слышал в Кременчуге от одной местной дамы: «В Петербурге не бывала, но приличья света знаю». А я и в Петербурге бывал, значит, обязан приличья света соблюдать.

Но все это шутки и глупости. Я в самом деле очень Вам благодарен за внимание. «C’est ne pas l’admiration que je cherche, mais l’attention»[256]. Вот смешно! Стихам же своим «я знаю цену»[257], как ни неловко самого себя цитировать. Но это — правда. Не обольщаюсь, не обманываю самого себя, — и точка. Спасибо, что Вы постарались в этих бедных стихах что— то вычитать и расслышать.

В Вашей статье много верного, в конце. Я на эти темы говорил с французами в Cerisy этим летом, где были франко-русские беседы (там был Небольсин[258], «духовный сын» Иваска). Не дай Бог русским поэтам соблазниться западным «все позволено». Никуда это не приведет, а от очень многого и очень дорогого уведет. У Вас в Америке есть какой-то дурак, кажется Рив, который писал о нашей «отсталости» в «Нов<ом> журнале» года полтора-два назад, кажется, по поводу Евтушенки.

У Вас лично есть беспокойство о новом, но это нечто другое, и Ваше «новое» — другое. Только, Игорь Владимирович, слушайте себя, прислушивайтесь к себе и не обращайте внимания ни на какие «веяния» рядом. Простите, что будто что-то советую: это не с высоты умудренности, а с высоты старости. У Вас в стихах — чистейший, редчайший звук, никак не требующий слегка кокетливого аккомпанемента. И если за наготу, уединенность звука на Вас модернистически поморщится какой-нибудь Рив, то «спасибо сердечное»[259] рано или поздно скажут другие. Правда, может случиться, что именно — поздно. А жить хочется, и хочется признания и отклика теперь же. Но это — непоправимо, и делать тут нечего.

Ну вот — не хотел становиться в позу проповедника, а, кажется, стал. Но это — оттого, что пишу письмо. Был бы разговор, с Вашими немедленными возражениями, не было бы и проповеди.

До свидания, дорогой Игорь Владимирович. Еще раз благодарю Вас, крепко жму руку. От души желаю Вам всяческого благополучия, всяких успехов, в том числе прежде всего «творческих», как выражаются в СССР.

Ваш Г. Адамович

48

3/I-1969

Дорогой Игорь Владимирович.

Спасибо большое за поздравление, за пожелания к «Празднику и Новому году». Представьте, не могу вспомнить, поздравил ли я Вас! Если нет, простите. От души желаю Вам счастья, — что по Вашему возрасту еще возможно, — и «творческих успехов». Вы спрашиваете, приезжаю ли я в Америку. Откуда этот слух? Кто-то что-то мне об этом писал, но весьма туманно. В частности, писал Chalsma. А вчера писал Раннит, что меня собирается пригласить Браун[260], из Индианы, по его совету.

Даже если бы приглашение было формально, с оплатой расходов, я далеко не уверен, что мог бы его принять. Очень это хлопотно, утомительно, а вкуса к «выступлениям», как у Одоевцевой, у меня нет. Во всяком случае, до весны и тепла ни о какой поездке не может быть и речи. А там посмотрим. Как прошел Ваш съезд в Нью-Йорке, кто с чем выступал?[261] На днях я видел здесь отца А. Шмемана[262], который очень хорошо о Вас говорил (о «Страннике»[263] хуже, — и правда, что он теперь пишет!). Крепко жму руку. С Новым годом!

Ваш Г. Адамович

49

Paris, 15 апреля 1969

Дорогой Игорь Владимирович

Простите, что пишу коротко. Спасибо большое за Ваше письмо. Спасибо за книгу[264], которую я после письма ждал — и которая пришла только сегодня. Я ее только перелистал, а Вас надо читать медленно, вчитываясь в каждое слово. «Cas vous etes un orfevre»[265], как сказали бы о Вас французы (по-русски «ювелир», другого слова нет, — но это совсем не то!). Сегодня же пишу Гулю, чтобы оставил отзыв за мной[266]. Я рад, что Вы предпочитаете «Н<овый> ж<урнал»> газете. Действительно, газета живет один день. Но вот что меня смущает: Вейдле. Он ведь Ваш «почитатель». Может быть, устроить что-нибудь двойное, т. е. две небольших статьи под общим заголовком? Я ему звонил, но его сейчас нет, по-видимому, в Париже. Что Вы об этом думаете и хотите ли вообще Вейдле? М. б., он напишет в «Р<усскую> мысль» вместо Терапиано? Это во всяком случае будет лучше. Ответьте, пожалуйста, что Вы предпочитаете и как, по-Вашему, будет удачнее.

Отчего Вы переехали? Совсем — или на время?

Ваш Г. Адамович

50

Paris 8е

7, rue Fred<eric> Bastiat

30 мая 1969

Дорогой Игорь Владимирович

Получил сегодня Ваше письмо (20 мая) и чувствую, что виноват перед Вами. В чем, не знаю точно, но едва ли ошибаюсь в чувстве. О Ваших чудесных «Метафорах» я напишу в поздне-летней (августовской или сентябрьской) книжке «Н<ового> ж<урнала»>. Для ближайшей слишком поздно. Но, по-моему, к осени у всех усиливается внимание, а весной, наоборот, слабеет — от усталости и зимних впечатлений. Вчера я видел Вейдле, и мы говорили о Вас, очень хорошо. Да Вы и стоите того, чтобы о Вас говорить хорошо. Простите, что пишу коротко. У меня — пустая голова и много всяких вздорных дел (писаний), нужных для поддержания бренной жизни.

Крепко жму руку. Спасибо за добрый отзыв о моих стихах в «Н<овом> ж<урнале>»[267]. Это не Бог весть какие стихи, и Вы это знаете, как знаю и я. Но я очень оценил, что Вы отметили переход от первой ко второй строфе во втором стихотворении («Благословенны будьте, вечера…»[268]). Если в этих стихах все-таки что-то есть (не много!), то именно это прежде всего.

Ваш Г. Адамович

51

Paris 8е

7, rue Fred<еric> Bastiat

2 июля 1969

Дорогой Игорь Владимирович

Сегодня утром отправил Гулю рецензию на «Метафоры». Не рецензию, пожалуй, а попытку передать впечатление и попутные догадки. Мне теперь все труднее писать о стихах (и даже, кажется, — глупее). Не от усталости и возраста, а от незнания, что такое стихи. Но Ваши стихи очень хорошие, это я знаю.