Завоевание Константинополя - Робер Клари

Между тем, пока все это делалось, греки, изменники императора, и этот Морчофль, которого император вытащил из темницы, собрались однажды и сговорились учинить великую измену, ибо они хотели вместо этого поставить другого императора, который избавил бы их от французов, потому что Алексей не казался им способным на это. И Морчофль сказал: «Если бы вы поверили мне, — сказал он, — и захотели бы сделать меня своим императором, я бы избавил вас от французов и от этого императора, так что вам никогда не пришлось бы их опасаться». И они сказали, что если он в состоянии избавить их, то они сделают его императором, и Морчофль поклялся освободить их за восемь дней; и они обещали ему, что сделают его императором{265}.

LXII

Тогда Морчофль, не помышляя о сне, взял с собой оруженосцев, ночью вошел в покой, где спал его сеньор, император, который вытащил его из темницы, и приказал накинуть ему веревку на шею, и велел задушить его, а также его отца Кирсака{266}. Когда он содеял это, то вернулся назад к тем, кто должны были поставить его императором, и сказал им о содеянном; и они явились и короновали его, а потом сделали его императором{267}. Когда Морчофль стал императором, по всему городу разнеслась весть об этом: «Что тут правда, а что ложь? Ну и ну! Морчофль — император, и он же загубил своего сеньора!» Потом из города в лагерь пилигримов была подкинута грамота, в которой сообщалось о том, чту совершил Морчофль. Когда бароны это узнали, то одни говорили, что едва ли найдется кто-нибудь, кто бы сожалел о смерти Алексея, потому что он не хотел выполнить своих обязательств перед пилигримами. А другие, напротив, говорили, что на них лежит вина за то, что он погиб такой смертью. А потом прошло немного времени, и Морчофль велел передать графу Луи, графу Фландрскому, маркизу и всем другим знатным баронам, чтобы они убирались прочь и очистили его землю и чтобы они зарубили себе на носу, что императором является он и что если по истечении восьми дней он их еще найдет там, то всех перебьет. Когда бароны услышали то, что Морчофль повелел им передать, они ответили: «Что? — сказали они. — Тот, кто ночью изменническим образом убил своего сеньора, он же еще и смеет посылать нам такое требование?». И они послали ему в ответ слова, что бросают ему вызов, и что пусть он их опасается, и что они не покинут своего места, пока не отомстят за того, кого он убил, и пока не возьмут Константинополь второй раз и не добьются полностью выполнения тех условий, которые Алексей обязан был по договору выполнить в отношении их{268}.

LXIII

Когда Морчофль услышал этот ответ, он приказал охранять как следует стены и башни и укрепить их так, чтобы нечего было опасаться нападения французов; и они сделали это очень хорошо, так что стены и башни стали еще более надежными и еще более приспособленными для защиты.

LXIV

Потом случилось так, что как раз в то время, когда предатель Морчофль был императором и когда войско французов столь сильно обеднело, как я уже рассказал вам раньше, и поспешно приводило в порядок свои корабли и свои камнеметы, чтобы предпринять приступ, к знатным баронам войска направил посольство Иоанн ли Блаки{269}. Он послал передать, что если бы они захотели его короновать королем, чтобы он стал сеньором своей земли Блакии, то он держал бы от них свою землю и свое королевство и пришел бы к ним на помощь с доброй сотней тысяч вооруженных людей, чтобы пособить им взять Константинополь. А Блакия — это земля, которая принадлежит к домену императора; и этот Иоанн был воином императора, охранявшим одну из его конюшен, а когда император требовал прислать 60 или 100 коней, то этот Иоанн посылал их ему; и он каждый год являлся ко двору до того, как впал в немилость при дворе, а именно однажды он явился, а один из евнухов, слуг императора, нанес ему подлое оскорбление, он ударил его ремнем по лицу, что повергло его в полное отчаяние{270}. И из-за этого подлого оскорбления, которое ему причинили, Иоанн ли Блаки, разъяренный, тотчас оставил двор и уехал в Блакию. А Блакия — очень суровая земля, которая вся закрыта горами, так что туда нельзя ни войти, ни выйти оттуда иначе как через какой-нибудь узкий проход.

LXV

Когда Иоанн вернулся восвояси, он начал всячески привечать к себе знатных людей Блакии, словно какой-нибудь могущественный человек, который располагает немалой властью; и потом он начал обещать и раздавать то одному, то другому титулы и столько понаобещал и понараздавал, что все люди страны сделались его подданными, а он стал их сеньором. Когда он стал их сеньором, то отправился к куманам{271} и устроил так, что, входя в доверие то к одному, то к другому, сделался их другом, и все они были как бы у него в услужении и он будто бы впрямь стал их сеньором. Ну а Кумания — это земля, которая граничит с Блакией, и я вам сейчас скажу, что за народ эти куманы. Это дикий народ, который не пашет и не сеет, у которого нет ни хижин, ни домов, а имеют они только войлочные палатки, где они рождаются, а живут они молоком, сыром и мясом. Летом же там столько мух и всякой мошкары, что они не отваживаются выходить из своих палаток чуть ли не до самой зимы. А зимой, когда собираются отправиться в набег, то выходят из своих палаток и удаляются из своей страны. И мы сейчас скажем, что они делают. У каждого из них есть десяток или дюжина лошадей; и они так хорошо их приучили, что те следуют за ними повсюду, куда бы их ни повели, и время от времени они пересаживаются то на одну, то на другую лошадь. И у каждого коня, когда они вот так кочуют, имеется мешочек, подвешенный к морде, в котором хранится корм; и так-то лошадь кормится, следуя за своим хозяином, и они не перестают двигаться ни днем ни ночью. И передвигаются они столь быстро, что за одну ночь и за один день покрывают путь в шесть, или семь, или восемь дней перехода. И пока они так передвигаются, то никогда никого не преследуют и ничего не захватывают, пока не повернут в обратный путь; когда же они возвращаются обратно, вот тогда-то и захватывают добычу, угоняют людей в плен и вообще берут все, что могут добыть. А из одежды и оружия у них имеются только куртки из бараньих шкур; да еще они носят с собой луки и стрелы; и они не почитают ничего, кроме первого попавшегося им утром навстречу животного, и тот, кто его встретил, тот ему и поклоняется целый день, какое бы животное это ни было. Этих куманов Иоанн ли Блаки имел у себя на службе, и каждый год они совершали набеги на землю итератора, доходя до самого Константинополя, а император не имел достаточно сил, чтобы отбиваться от них.

Когда бароны войска узнали у него посылал просить у них Иоанн ли Блаки, они сказали, что посоветуются об этом между собой; и когда они посоветовались, то пришли к худому решению, ибо они ответили, что им нет дела ни до него, ни до его помощи, но что пусть он знает, что они доставят ему хлопот и причинят ему зло, коли смогут; и он заставил их потом весьма дорого заплатить за это. И это действительно было великим позором и великим несчастьем{272}. И когда у него ничего не вышло с ними, он послал тогда в Рим просить, чтобы его короновали, и апостолик послал кардинала, чтобы его короновать, и таким-то образом он был коронован как король{273}.

LXVI

А теперь мы расскажем вам о другом происшествии, которое случилось с монсеньером Анри, братом графа Фландрского. В то время как французы осаждали Константинополь, монсеньор Анри и люди его отряда не были при большом достатке; напротив, они довольно-таки нуждались и в продовольствии и во всех прочих вещах; и вот они прослышали о некоем городе названием Филея, который был в 10 лье от лагеря. Этот город был очень богат и полон всякого добра. Тогда монсеньор Анри взял да и собрался ь поход и ночью выехал из лагеря с тремя десятками рыцарей и многими конными оруженосцами, так что об этом совсем никто не знал{274}. Когда он приехал в город, то сделал свое дело{275} и остался там на один день; а между тем, пока он находился там, он был выслежен и о нем донесли Морчофлю. Когда Морчофль проведал об этом, он повелел 4 тыс. вооруженных ратников оседлать коней и распорядился взять с собой икону{276}, как называли греки изображение божьей матери. Императоры имели обыкновение брать ее с собою, когда шли на бой; и они питали такую великую веру в эту икону, что были уверены, будто ни один человек, который берет ее с собой в бой, не может потерпеть поражение; а поелику Морчофль не имел права нести ее, то мы верили, что именно потому он и потерпел поражение. И вот французы уже отослали свою добычу в лагерь; тогда Морчофль подстерег их возвращение, и когда он приблизился к нашим людям примерно на одно лье, то он поставил своих людей подстеречь наших и устроил засаду. Наши же люди вовсе не знали об этом; они возвращались быстрым аллюром и ничего не знали об этой ловушке. Когда греки их увидели, они принялись кричать, и наши французы огляделись. Когда они их заметили, то были сильно ошеломлены и начали вовсю взывать к господу богу и пречистой деве и были в таком смятении, что не знали, что делать, и одни говорили другим: «Признаться, если мы побежим, то все мы погибли, лучше уж нам пасть, защищаясь, чем умереть, пустившись в бегство». И тогда они совершенно спокойно остановились и взяли восемь арбалетчиков, которые, у них были, поставили их в линию перед собой; а император Морчофль, предатель, и греки помчались на них галопом, и потом сильным натиском напали на них однако ни один француз благодарением божьим не коснулся ногой земли{277}. Когда французы увидели, что греки на них нападают со всех сторон, они пустили в ход копья, а потом схватились за ножи и мизерикорды{278}, которые были при них, и начали защищаться с такой силой, что многих убили. Когда греки увидели, что французы одерживают верх, они пришли в смятение, а потом обратились в бегство. Французы преследовали их, многих убили, а многих взяли в плен и захватили много добычи; и они преследовали императора Морчофля с добрых пол-лье, ибо думали, что захватят его; и он и его воины так торопились, что бросили и икону, и его императорскую шапку, и знаки императорского достоинства, и икону, которая вся была из золота, и вся выложена богатыми драгоценными каменьями, и была она столь прекрасна и столь богата, какой никогда не видывали, такой красивой и такой богатой. Когда французы ее увидали, они прекратили свою погоню и радостно возликовали, взяли образ и унесли его с превеликой радостью и торжеством в свой лагерь. А пока они сражались, в лагерь пришли вести, что они дерутся с греками; и когда те, кто были в лагере, услышали эти вести, они тотчас схватились за оружие и, пришпорив коней, помчались навстречу сеньору Анри, чтобы ему помочь. Однако когда они туда прискакали, то греки уже убежали, и наши французы увезли свою добычу, и они принесли оттуда икону, которая, как я вам сказал, была столь прекрасной и богатой; и когда они подъехали к лагерю, епископы и клирики, которые были в войске, вышли им навстречу процессией, и приняли икону с превеликой радостью и с большим торжеством, и передали ее епископу Труа; а потом епископы унесли ее в лагерь в церковь, которой они пользовались{279}, и епископы пели службу, и устроили по этому случаю превеликое празднество; и в тот самый день, когда она была завоевана, все бароны договорились отдать ее в Сито, и позднее она действительно была туда доставлена{280}. Когда Морчофль вернулся в Константинополь, то заставил поверить, будто он разбил мессира Анри и его ратников, однако иные греки с невинным видом спрашивали: «Но где же икона и инсигнии?»{281}. А другие отвечали, что все-де укрыто в безопасном месте. Вести эти разнеслись повсюду, пока французы не узнали, что Морчофль сумел внушить, будто он нанес поражение французам; и тогда французы взяли и снарядили галеру, забрали с собой икону, и подняли высоко на галере и ее и императорские инсигнии, и провели галеру с иконой и со всеми инсигниями вдоль стен от одного края до другого, так что те, кто были на стенах, и многие жители города увидели все это и узнали наверняка, что это были инсигнии и икона императора.