Ельцин - Тимоти Колтон

Борис Ельцин знал о жестокостях коммунизма, что могло бы в принципе отвратить его от всего, что представляла собой советская диктатура. Когда, уже после его отставки, я спросил его об этом, он категорично ответил, что этого не произошло:

«Тогда это были все-таки ранние школьные годы, я это [о системе] не осознавал еще. Пока. Вряд ли тогда. Может быть, подспудно как-то формировалось сознание, но я его для себя не формировал и, ну, не формулировал четко. Не было такого четкого осознания о вреде советской власти и коммунистического режима. В то время еще не было… Пропаганда вся, идеология, она же человека вела за собой по единой дорожке. Ему свернуть влево или вправо не было никакой возможности»[152].

В подростковые годы Ельцин был далек от того, чтобы бороться с системой; напротив, он был ее сговорчивым «винтиком». Он вступил в пионерскую организацию в 1939 или 1940 году, а в 1945 году, когда ему исполнилось 14 лет, стал комсомольцем. Он активно участвовал в пионерской и комсомольской жизни, посещал разные собрания и кружки, но лидерского положения ни в одной из организаций не занимал[153]. Когда началась война, и сам Борис, и «все ребята стремились на фронт, но [их], естественно, не пускали». Поэтому они играли в войну, делали игрушечные пистолеты, ружья и пушки — так реализовывались их патриотические фантазии[154].

Если говорить о детстве мальчика Бори и политическом учении коммунизма и сталинизма, можно сказать, что он был по-молодому любознателен и имел собственные, не до конца сформировавшиеся представления о его недостатках. Чтобы лучше понять смысл революции 1917 года, он купил в книжном магазине и взял в городской библиотеке несколько томов из собрания сочинений Ленина, памятник которому в натуральную величину стоял (и до сих пор стоит) во дворе Пушкинской школы. Ответы, найденные им в учебниках, его не удовлетворяли, и он был озадачен, обнаружив у Ленина цитаты из революционеров, о которых при Сталине нельзя было упоминать. Борис не стал читать вычищенный, отредактированный Сталиным «Краткий курс» истории партии: «Я понимал, что там ответа я не найду. Я хотел найти ответ у Ленина». Уезжая в институт, свои блокноты он оставил брату Михаилу[155]. Интерес Бориса к трудам Ленина соответствовал общему стилю сталинистского политического образования, которое «основывалось на преданности не столько идеям, сколько конкретным лидерам, связанным с ними»[156].

В это время Бориса увлек другой политический полубог, не входивший в марксистско-ленинский пантеон. Речь идет о Петре I Великом, русском царе, правившем с 1682 по 1725 год, основавшем Санкт-Петербург и приведшем Россию в сонм великих европейских держав. Ельцин читал исторический роман Алексея Толстого «Петр Первый» (его изучали во всех советских школах) и смотрел фильм, снятый на его основе режиссером Владимиром Петровым, где роль Петра исполнял Николай Симонов. Две серии фильма вышли в 1937–1938 годах. В 2002 году Ельцин сказал в одной нашей беседе, что для него над головой Петра всегда сиял нимб, и назвал его «одним из своих заочных учителей»[157].

Наряду со стремлением выжить любой ценой и следованием долгу, для Ельцина важен был и третий сценарий — достижение личного успеха через саморазвитие и самоутверждение. В мемуарах он пишет о своих достижениях в учебе: «Своей активностью, напористостью я выделялся среди ребят, и так получилось, что с первого класса и до последнего, хотя учился я в разных школах, всегда меня избирали старостой класса. С учебой всегда было все в порядке — одни пятерки»[158]. Подводя итог своему рассказу о Ельцине, его одноклассник по железнодорожной школе Владимир Жданов подтверждает эти слова:

«Он пользовался большим авторитетом. К нему часто обращались за советом и ежегодно избирали старостой. Учился он всегда хорошо и охотно. Ему легко давались все предметы. Его часто вызывали к доске, особенно когда кто-нибудь не мог ответить. Лучше всех предметов у него шла математика. Боря вообще имел математический склад ума. Контрольные он всегда решал первым и тут же пускал тетрадь по классу. Никогда не отказывал в списывании… [Он] был хорошим товарищем для всех».

Правда, Жданов как будто не отдает себе отчет в том, что давать списывать не только бескорыстно, но и нечестно и шло вразрез с нормами советской школы. Те, кто списывал, всегда могли оказать Ельцину услугу. Пользовался ли Ельцин своим положением? Жданов об этом не говорит. Зато он вспоминает, что Ельцин умел располагать к себе людей, хотя и не отличался изысканной манерой речи: «У него был ярко выраженный уральский говор, он тянул слоги и выражался несколько простонародно. В жестах, манере общения он все тот же»[159].

Пробуждение собственных талантов, совпавшее у Ельцина с пониманием того, что расслоенная советская система другим принесла куда больше выгод, чем ему и его родителям, вызвало у него желание занять в системе главенствующее положение. Клавдия Ельцина поделилась с Андреем Горюном рассказом об эпизоде, который произошел в годы войны, когда Борис был еще настолько юн, что щеки его не знали бритвы. В магазине, где они отоваривали свои карточки, был закрытый «спецотдел», где отоваривались люди из городской верхушки. Однажды Боря заглянул туда и увидел на полках пшеничный хлеб, сыр, американские мясные консервы. «Именно тогда довелось мне услышать от него признание: „Мама, несмотря ни на что, я буду начальником“. Да, да, „начальником“, я хорошо запомнила это слово»[160]. По другой версии, Борис сказал матери, что, когда вырастет, станет инженером[161].

Сложность состояла в том, что железнодорожная школа № 95 была плохой стартовой площадкой для молодого карьериста. Эта школа, располагавшаяся в бревенчатом доме возле березниковского вокзала, была основана в 1906 году, чтобы в ней обучались грамоте сыновья и дочери железнодорожных рабочих. После 1917 года здесь стали учиться дети всех местных рабочих, но основная задача оставалась прежней. Семилеткой она стала только в 1932 году. Большинство выпускников либо поступало в ремесленное училище, либо отправлялось работать на железную дорогу или на соляные шахты. Тот факт, что Бориса отдали в школу № 95 на улице Вайнера, до которой нужно было идти 20 минут, а не в школу № 1, находившуюся на Школьной улице, всего в пяти минутах пешком от барака, красноречиво свидетельствует о низком статусе семьи Ельциных в 1939 году.

Школе № 1, куда Ельцин был зачислен с 1945 года, присвоили имя Пушкина в 1937 году, когда в Советском Союзе широко отмечалось столетие со дня смерти русского национального поэта. Она была построена калийным комбинатом в 1931–1932 годах для деревни Чуртан как «образцовая» и после образования города Березники стала городской. Здесь учились самые одаренные дети города, и, чтобы попасть туда, нужно было сдавать экзамены. Школа № 1 располагалась в кирпичном здании, в котором были вода, и канализация, и даже спортивный зал — конечно, она была намного лучше железнодорожной. Учителя предъявляли к ученикам более высокие требования, в школе был свой оркестр и различные кружки, проводились вечерние занятия и имелось специальное отделение-интернат для деревенских детей. Хорошая учеба поощрялась учителями, а на встречах учеников и родителей фронтовики «говорили о пользе образования»[162]. По названию школы мальчишек называли «пушкарями». Березниковские девочки, учившиеся в двух женских десятилетках — школах имени Горького и Островского, — «почитали за счастье прогуляться с ребятами-пушкарями по местному Бродвею» — хорошо освещенному отрезку проспекта Сталина возле кафе «Березка»[163]. Выпускники Пушкинской школы могли поступать в институты и рассчитывать на квалифицированную работу, но сначала им нужен был аттестат, получить который удавалось не всем. В 1948–1949 годах, когда Ельцин оканчивал школу, в 1–4-х классах училось 660 мальчиков, в 5–7-х — 214, в 8–9-х — 72, а до 10-го дошли лишь 19 человек. Пятеро из 25 одноклассников Ельцина в 9-м классе не перешли в 10-й, а двое из 20 оставшихся не приступили к учебе в сентябре 1948 года[164].

Царившая в школе атмосфера заставляла собраться, и Борис Ельцин расцвел. Антонина Хонина, молодая учительница литературы и руководительница класса, в котором он учился с 8-го по 10-й, была очень требовательным педагогом, «с нами как со взрослыми всегда обращалась» и не принимала никаких оправданий за невыученный урок. Она симпатизировала Ельцину, он был одним из ее любимых учеников[165]. В 9-м классе он получил семь пятерок и семь четверок. В 10-м — уже восемь пятерок и шесть четверок, причем пятерки были по основным математическим предметам (алгебре, геометрии и тригонометрии), биологии, «Конституции СССР», географии, астрономии и немецкому языку, а четверки — по русскому языку, литературе, советской истории, мировой истории, физике и химии[166].