Сан Феличе - Александр Дюма

Но судьбе было угодно, чтобы торжество Эммы этим не ограничилось. Едва она была представлена ко двору, как королева Мария Каролина объявила ее своим ближайшим другом и неразлучной любимицей. Дочь Марии Терезии не только стала появляться на людях в обществе продажной женщины с Хеймаркета, кататься вместе с ней в одном экипаже по улице Толедо и набережной Кьяйа в одинаковых нарядах, но после вечеров, проведенных в самых томных и страстных позах, какие только изобрела античность, она нередко приказывала передать сэру Уильяму, весьма гордому такою милостью, что вернет ему свою подругу, без которой не может жить, лишь на следующее утро.

Вследствие стольких успехов у Эммы появилось множество завистников и врагов. Каролина знала, какие скандальные слухи порождает эта неожиданная и странная близость, но она была из числа тех женщин с твердым характером, которые встречают клевету и даже злословие с гордо поднятой головой, и всякому, кто искал благоволения королевы, приходилось угождать и Актону, ее любовнику, и Эмме Лайонне, ее фаворитке.

Всем известны события 1789 года, то есть взятие Бастилии и возвращение из Версаля Людовика XVI и Марии Антуанетты, драма 1793 года — их казнь; затем события 1796–1797 годов, то есть победы Бонапарта в Италии, потрясшие все троны и сокрушившие, пусть на время, самый древний и незыблемый из всех тронов: папский престол.

Мы видели, как в ходе этих событий, так страшно отразившихся на неаполитанском дворе, появился и возвысился Нельсон, защитник обветшавших монархий. Его победа при Абукире окрылила надежды королей, уже готовых было снять с себя колеблющиеся венцы. А Мария Каролина, женщина, жаждавшая богатства, власти, славы, во что бы то ни стало хотела сохранить свою корону. Поэтому неудивительно, что, пользуясь своим влиянием, она сказала леди Гамильтон, перед тем как представить ее Нельсону, сделавшемуся опорою деспотизма: «Этот человек должен принадлежать нам, а чтобы он принадлежал нам, ты должна принадлежать ему».

Трудно ли было леди Гамильтон сделать ради своей подруги Марии Каролины в отношении адмирала Нельсона то, что Эмма Лайонна когда-то сделала ради своей подруги Фанни Стронг в отношении адмирала Пейна?

А для сына бедного пастора из Бёрнем-Торпа, для человека, обязанного своим величием только собственной отваге, а славой — только собственным талантам, это должно было служить почетным возмещением. Наградой за полученные раны ему стали ласки короля и королевы, заискивание придворных, а за одержанные победы — обладание прекрасной женщиной, которую он боготворил.

IV

ПРАЗДНЕСТВО УЖАСА

Пушечный выстрел, раздавшийся с борта «Авангарда», почти столь же пострадавшего, как и его командир, и взвившийся на гафеле британский флаг свидетельствовали о том, что Нельсон понял: навстречу ему идет королевская флотилия.

Флагманской же галере нечем было ответить «Авангарду», ибо при выходе из Неаполя на ее мачтах, наряду с флагами Королевства обеих Сицилии, уже развевались английские флаги.

Когда суда приблизились друг к другу на расстояние одного кабельтова, оркестр флагмана грянул «God save the King!»[6], на что матросы «Авангарда», взобравшись на реи, ответили троекратным «ура», соблюдая при этом четкость, которую англичане считают обязательной в такого рода официальном приветствии.

Нельсон приказал лечь в дрейф, чтобы флагман мог приблизиться к «Авангарду», распорядился спустить трап с правого борта, что полагалось делать лишь в знак особого почета, и стал ждать, держа шляпу в руке.

Все матросы и морские пехотинцы, даже те, что еще не совсем излечились от ран, бледные и слабые, были вызваны на палубу и, выстроившись в три шеренги, взяли на караул.

Нельсон ожидал, что на борту сначала появится король, за ним королева, потом наследный принц, то есть что прием блистательных гостей пройдет в строгом соответствии с установленным этикетом; но по чисто женской прихоти — и Нельсон в письме к жене отметил этот факт — королева подтолкнула вперед прекрасную Эмму, и та, краснея от сознания, что в данном случае она поставлена выше королевы, стала пониматься по трапу; то ли искренне, то ли искусно притворившись, она ужаснулась, увидев, что у Нельсона новая рана, что лоб его обвязан черной повязкой и он бледен от потери крови; вскрикнув, она сама побледнела и, чуть не лишившись чувств, прильнула к груди героя, шепча:

— О дорогой, о великий Нельсон!

Изумленный Нельсон выронил шляпу и, радостно вскрикнув, обнял Эмму своей единственной рукой; поддерживая гостью, он крепко прижал ее к сердцу.

Это неожиданное происшествие привело его в такой восторг, что он на мгновение забыл обо всем на свете и почувствовал себя если не в христианском раю, так, по меньшей мере, в Магометовом…

Когда он пришел в себя, король, королева и придворные были уже на палубе и все шло обычным порядком.

Король Фердинанд взял Нельсона за руку и, назвав его избавителем, протянул ему великолепную шпагу; к рукоятке ее лентой только что учрежденного королем ордена Святого Фердинанда «За заслуги» был прикреплен указ о пожаловании Нельсону титула герцога Бронте; эта чисто женская лесть была задумана королевой: по сути, она нарекала его герцогом Грома Небесного, ибо Бронт — имя одного из трех циклопов, ковавших молнии Юпитера в огненных безднах Этны.

Потом к искалеченному герою подошла королева, называя его своим другом, покровителем престолов, мстителем за монархов; соединив в своих руках руки Нельсона и Эммы Лайонны, она крепко пожала их.

Стали подходить и другие гости: наследные принцы, принцессы, министры, придворные; но их похвалы и лесть не могли сравниться в глазах Нельсона с ласками королевской четы, с рукопожатием Эммы Лайонны! Было решено, что Нельсон перейдет на флагманскую галеру, где было двадцать четыре гребца, благодаря чему она могла плыть быстрее, чем парусное судно. Но от имени королевы Эмма попросила Нельсона прежде всего подробно показать им достопримечательности славного «Авангарда», раны которого от французских ядер еще не зажили, как не зажили раны и самого коммодора.

Нельсон водил гостей по кораблю, гордясь им как моряк, и в течение всего осмотра леди Гамильтон опиралась на его руку; она просила его поведать королю и королеве все подробности битвы 1 августа; по ее настояниям ему приходилось рассказывать и о самом себе.

Король собственными руками прикрепил к поясу Нельсона шпагу Людовика XIV; королева вручила ему грамоту на титул герцога Бронте; Эмма надела ему на шею ленту ордена Святого Фердинанда, причем ее прекрасные, благоухающие волосы невольно коснулись лица восхищенного Нельсона.