Ислам и Запад - Бернард Луис

Но и тут в XVIII веке, в эпоху первой исламской переоценки ценностей, произошли перемены. Первым знатным мусульманином, о котором известно, что он овладел европейским языком, стал некий Саид Эфенди, сопровождавший своего отца, отправленного в 1720 году с дипломатической миссией в Париж. Сын вернулся, по свидетельству французского современника, «овладев языком как природный француз», и не случайно стал соучредителем первой турецкой типографии[15]. Одной из первых книг, опубликованных в этой типографии, был трактат о существующих в Европе государствах и формах правления, о физической и военной географии континента и о вооруженных силах европейских стран с обсуждением их подготовки, структуры управления и методов ведения боевых действий.

Военная необходимость в еще большей степени, чем политическая разведка, побуждала мусульман изучать омерзительные языки неверных и, хуже того, отправляться в неверные земли. Чтобы держать наседающих европейцев на почтительном расстоянии, нужно было овладеть европейским военным искусством, а для этого требовались европейские учителя. На протяжении XVIII столетия несколько европейцев, по большей части перебежчиков и авантюристов, служили инструкторами в армии Османской империи. Они либо овладевали турецким, либо учили через переводчиков. В конце века султан Селим III попросил правительство недавно провозглашенной Французской Республики послать в Турцию военную миссию, первую из долгой череды делегаций, которые отправляли в дальнейшем и большие, и малые европейские государства. В начале XIX века целых три правителя — египетский паша, а за ним турецкий султан и персидский шах — отправили в Европу группы молодых людей учиться военному и, при удобном случае, другим искусствам неверного материка. Изучение европейских языков продвигалось медленно: еще в 1844 году английский резидент в Стамбуле, Чарльз Уайт, мог назвать едва ли дюжину образованных турок, овладевших каким-либо языком и читавших европейские книги. Война за независимость Греции, в результате которой был повешен последний из династии греческих драгоманов Высокой Порты, убедила турок в том, что они не могут более доверять жизненно важное дело сношений с европейскими государствами своим греческим подданным и должны сами приобретать соответствующие навыки и знания. В Высокой Порте, а затем и в ряде других ведомств были учреждены переводческие службы. Изучение и применение на практике иностранных языков перестало считаться унизительным. Напротив, оно все более воспринималось вначале как нечто приемлемое, затем полезное и, наконец, как необходимость.

Если изучение языков давало доступ к европейским знаниям и идеям лишь ограниченному числу образованных мусульман, то распространение искусства перевода в сочетании с расширением сети типографий несло эти знания и идеи куда более широкой аудитории. До конца XVIII века на мусульманские языки было переведено лишь очень небольшое количество европейских книг, большинство из которых было посвящено таким полезным темам, как география и медицина, причем среди последних преобладали труды о диагностике и лечении сифилиса — болезни, принесенной на Ближний Восток европейцами вскоре ее появления в Европе и до сих пор известной в арабском, персидском и турецком под именем франкской, то есть европейской, хвори. Иногда мусульманские авторы используют распространение этой болезни как метафору распространения европейских идей и норм.

Первые переводы, изданные стамбульскими и каирскими типографиями в начале XIX века, также были в основном посвящены «практическим» наукам, но были среди них и работы по истории, в том числе три о Наполеоне, одна о Екатерине Великой и, чуть позже, Вольтерова история шведского короля Карла XII. Впрочем, такие книги в то время могли восприниматься и как практические руководства. То же касается и перевода Макиавеллиева «Государя», подготовленного в 1825 году для Мухаммада Али-паши (издан он не был, но сохранился в рукописи). Переводы поэзии, художественной прозы, позднее драм появляются в середине XIX века. К началу XX столетия на арабский, персидский и турецкий было переведено множество литературных произведений, и на всех трех языках начала возникать новая словесность, испытавшая глубокое влияние европейских образцов. К концу XX века традиционные формы полностью исчезли из турецкой литературы и оказались сведены до минимума в арабской и, в меньшей степени, персидской.

В изобразительных искусствах европеизация началась раньше, чем в литературе, и зашла гораздо дальше, поскольку художники испытывали прямое и непосредственное европейское влияние, не сдерживаемое языковыми и образовательными барьерами. С очень раннего времени работы турецких и персидских художников отражают влияние виденных ими европейских картин, а европейские декоративные мотивы появляются к XVIII веку даже в архитектуре мечетей. На протяжении XIX столетия традиционные изящные искусства, такие как архитектура и миниатюра, были практически искоренены и поддерживались только немногими твердокаменными и по большей части не пользовавшимися успехом традиционалистами, а позже существовали в виде довольно манерного неоклассического возрождения. Напротив, европейская музыка была воспринята более холодно и распространялась медленнее. Несмотря на преимущество непосредственности и, в некоторые периоды, энергичного государственного покровительства, сочинение, исполнение и даже понимание западной музыки получили в исламских странах куда меньшее развитие, чем в куда более отдаленных восточных обществах, таких как Китай, Япония и Индия.

Скорость и масштаб европеизации, прежде всего европеизации мусульманского представления о мире и о недавних и текущих событиях, многократно увеличились с заимствованием из Европы средств массовой информации. Первые газеты на Ближнем Востоке были даром французской революции: сначала газета, которую печатали во французском посольстве в Стамбуле, затем периодические издания французских оккупационных властей в Египте. Все они выходили на французском и потому оказывали весьма ограниченное воздействие. Первые местные газеты на арабском и турецком появились в начале XIX века в Каире и Стамбуле и издавались под покровительством паши и султана. Задачу этих изданий объясняет одна из первых передовиц официальной турецкой газеты, опубликованная в 1821 году. «Наша газета, — говорится в ней, — есть естественное продолжение службы государственного историографа; мы ставим себе целью возвестить об истинной природе событий, действительном содержании законов и указов правительства, дабы избежать недоразумений и исключить необоснованную критику». Еще одной целью было предоставлять полезную информацию о коммерции, науках и искусствах.

Первая неофициальная газета, основанная в 1840 году англичанином Уильямом Черчиллем, уделяла определенное внимание новостям внутри страны и за рубежом. Но истинный расцвет газетного дела начался во время Крымской кампании, когда Турция впервые вступила в войну в союзе с двумя мощными европейскими державами. Присутствие на турецкой земле британской и французской армий, деятельность британских и французских военных корреспондентов на поле боя и приход в Турцию телеграфа способствовали пробуждению аппетита к ежедневным новостям и предоставили средства для его утоления. После этого распространение газетного дела шло семимильными шагами и затронуло не только грамотное население, но и тех, кому газеты читали соседи и друзья.

Пришествие газеты в земли ислама создало новое восприятие и новую осведомленность о событиях, в особенности европейских, которые в то время были ключевыми. Необходимость обсуждать и объяснять эти события привела к созданию новых языков, постепенно превратившихся в современные арабский, персидский и турецкий, а также к появлению новой важной фигуры — журналиста, чья роль в развитии современного исламского мира была и остается весьма значительной. Период англо-французского господства на Ближнем Востоке дал газетам возможность глотнуть относительной свободы, что помогло им обрести зрелость. В 1925 году Турция, чьему примеру последовало большинство мусульманских стран, начала радиовещание. Телевидение появилось в 1960-е годы и тоже распространилось по всему исламскому миру. Радио- и телепередачи, в отличие от газет, нельзя перехватить и конфисковать на границе. Хотя многие журналисты и их работодатели до сих пор исповедуют принципы, заявленные автором передовицы 1821 года, или предпочли к ним вернуться, в настоящее время слушатель или зритель по крайней мере имеет возможность выбора между различными авторитарными и иностранными сообщениями. Возможность и осуществление подобного выбора также может считаться частью европеизации мусульманского мира.