Вторая молодость миссис Доналдсон - Алан Беннетт

Здесь, казалось бы, в конце этой истории, истории-предупреждения, можно было бы и оставить миссис Доналдсон, а читатели, которым нужна мораль, могли бы тут и остановиться, сосредоточиться, так сказать на этой кровати, где женщина тоскует по себе прежней — основательной и здравомыслящей, какой ее считали и все остальные, но в голову ей лезет только слово «шлюха»… Похотливая старуха с обвисшей грудью, подсматривающая за чужим наслаждением.

Она представляет, как над ней смеются, как ее презирают, никто не желает ее простить или понять, а ее домик в пригороде считается, может, и не борделем, но уж точно местом, где можно получить кое-что в обмен на эротические услуги.

Нет, остается одно — печалиться о том, что она так бездумно отринула.

Заглянув в расписание, миссис Доналдсон вспомнила, что сегодня она работает с мисс Бекинсейл, чьей вотчиной давно уже были все старческие хвори. Началось все с деменции, столь впечатлившей доктора Баллантайна: мисс Бекинсейл очень натурально бормотала нечто бессвязное. За долгие годы мисс Бекинсейл захватила и прилегающие территории: афазию и амнезию, инсульты и прочие мозговые расстройства. «Печальные последствия, — любила говорить она, — утраты рассудка».

Однако мисс Бекинсейл была уже не столь молода и порой настолько упивалась своим представлением, что ее героиням медицина уже была бессильна помочь, поэтому Баллантайн изредка перепоручал нелады с головой миссис Доналдсон — ранние признаки Альцгеймера, пару аневризм и (настоящее наслаждение) синдром Туррета. Туррета предлагали и мисс Бекинсейл, но она его отвергла, поскольку ей пришлось бы извергать из себя ругательства, о которых, по ее утверждению, она прежде и не слыхивала. Не слышала она и про само заболевание, а когда ей объяснили, в чем суть, до конца не поверила — решила, что все дело тут в недостаточном самоконтроле.

Мисс Бекинсейл предчувствовала скорый распад ее империи.

— Истерику не троньте, — предупредила Делия. — Это мое.

Впрочем, поначалу старейшая актриса труппы держалась вполне дружелюбно, даже взяла миссис Доналдсон под ручку и шепнула ей:

— Добро пожаловать в царство рассудка.

Баллантайн также предвидел возможные пикировки, но, поскольку их не последовало, в этот день решил задействовать обеих дам одновременно, в сценке, где дочь хотела сдать слегка помешанную мать в клинику.

Дело было после ланча.

— Вы сиделка? — спросила мисс Бекинсейл.

Миссис Доналдсон вздохнула.

— Нет, Вайолет. Я Джейн.

Студенты еще не вернулись после перерыва, и миссис Доналдсон совершенно не желала подыгрывать мисс Бекинсейл.

— Вайолет, мы еще не начали.

Мисс Бекинсейл зажмурилась.

— Я ничего не начинаю. Какая я есть, такая и есть. Вы сиделка.

— Я не сиделка, — сказала миссис Доналдсон. — Я твоя дочь, Лойс.

— Ты? Какая ты мне дочь? Начнем с того, что ты слишком стара. И еще: моя дочь ни за что не надела бы кардиган такого цвета.

Это была обычная для мисс Бекинсейл тактика. Отлично понимая, что обвинить ее будет трудно, она, хоронясь в зарослях своего гипотетического слабоумия, кидала в коллег напоенные ядом дротики, и одним из симптомов ее «сумасшествия» было то, что она ничего не держала в себе.

Стали подтягиваться студенты, и мисс Бекинсейл прикрыла глаза и пустила свой рассудок по волнам.

Вести прием должен был Меткалф, флегматичный молодой человек, который весьма положительно относился к геронтологии. Он поднялся на подиум, где его уже ждали дамы, пожал руку изображавшей дочь и готов был так же поздороваться и с предполагаемой матерью, однако мисс Бекинсейл, уже вошедшая в роль, не заметила ни Меткалфа, ни его протянутой руки.

Он усаживается за стол, делает какие-то пометки.

— Итак, мисс Мергатройд…

— Миссис, — поправила его миссис Доналдсон.

— Прошу прощения. Значит, имеется и мистер Мергатройд?

— Имелся. Он умер.

— Она его убила, — сообщила ее мать. — Выкинула в окно.

— Простата… — пояснила дочь.

— Я даже как звать ее не знаю, — заявила старая дама.

— Кстати, как вас зовут? — спросил Меткалф.

— Лойс.

— Вовсе нет, — сказала ее мать. — Ее зовут… — И мисс Бекинсейл стала подбирать имя попротивнее. — …мою дочь зовут Трейси.

— Лойс, — повторила миссис Доналдсон.

Меткалф еще что-то записал.

— Я задам вам пару вопросов, чтобы понять, какой именно уход требуется вашей матери. Она страдает недержанием?

— Только когда сама этого хочет.

— А может обделаться?

— Когда ей это удобно.

— Что она такое говорит? — подала голос старая дама. — Спрашивайте меня, а не ее.

— Мне приходится все делать, — сказала Лойс.

— Интересно, — донесся голос Баллантайна из дальнего угла. — Когда говорят «Мне приходится с ней возиться», обычно имеется в виду только одно.

— У нее столько мужиков, — сказала старая дама. — Стаи.

Баллантайн пропускает это мимо ушей.

— Вот что еще интересно, — продолжил он, — дочь говорит о престарелой матери «Мне приходится с ней возиться», а вот на другом отрезке жизненного пути мать никогда не скажет про младенца «Мне приходится с ним возиться». Почему мы принимаем безропотно беспомощность младенцев, но совсем иначе беспомощность стариков? Кулли, есть идеи?

Кулли задумался.

— Начнем с того, что у стариков дерьмо сильнее воняет.

Студенты разразились хохотом, но Баллантайн к ним не присоединился.

— Это серьезный аргумент. Действительно, сильнее. Продолжайте.

Меткалф задавал все положенные вопросы — про память, способность передвигаться, про ночные вставания, но ничего особенного не выяснил. Понятно, что между матерью и дочерью согласия нет. Мать хочет остаться дома, дочь не справляется и хочет отправить ее в совсем иное место. Если бы они хоть немного друг друга любили, это было бы трогательно, но чего нет — того нет.

— А раньше вы с матерью ладили? — спрашивает он.

— Да мы ладим, — говорит мать. — С чего вы взяли, что мы не ладим?

— Вы только что назвали ее коровой.

— Она же моя дочь. Как хочу, так и называю.

Меткалф ни с того ни с сего спросил:

— Кто у нас сейчас премьер-министр?

— Ну, этот… — ответила она. — Я знаю, но вам не скажу.

— Вы можете вычесть из семи пять?

— Это еще зачем?

Меткалф оборачивается к дочери.

— Видите ли, миссис Мергатройд, отлично известно, что пожилые пациенты лучше себя чувствуют в знакомой обстановке, к тому же это ведь дом вашей матери.

— Вовсе нет! — встревает мать. — Он хоть и выглядит как мой дом, и улица выглядит как моя, но сейчас каких только декораций не делают. Честно говоря, я считаю, я давно уже в доме престарелых, только мне боятся сказать.