Революция - Александр Михайлович Бруссуев

боль и ни разу не вскрикнул, только несколько раз всхлипнул, как обиженный ребенок.

— Я знаю, что у вас тут происходит, — сказал притихшим ребятам Авойнюс. — У вас бунт и заговор. Но наша полиция не дремлет, она всегда на страже. Мы прекратим эти вольности в зародыше. Посмотрите на него!

Он тряхнул за воротник Тойво.

— Ему одна дорога — на каторгу. Потому что вор и бунтовщик. Не берите с него пример.

Тут с Антикайненом что-то случилось, он резко дернулся, освобождаясь от полицейского захвата, и пошел к двери, но на пороге остановился. Глаза его горели бешенством, когда он повернулся к классу.

— Если сын Крокодил, кто у него отец?

— Крокодил, — ему ответило сразу же несколько голосов.

— Добавлю: а еще он заплечных дел мастер.

— Фью-ю-ю! — изобразил свист нагайки кто-то из ребят.

— Фью-ю-ю! — тотчас же поддержали этот свист другие парни.

Тойво ушел, а побагровевший Авойнюс некоторое время пытался углядеть, кто же это свистит? Но свистели все.

Больше в школу Рейно не вернулся. То ли его определили в какую-нибудь специальную закрытую школу для детей полицейских, то ли отправили доучиваться к тетке или дядьке в Тампере. В общем, вопрос о puukko закрылся сам собой. Замечательный нож остался с Тойво на всю его жизнь.

Антикайнен проболел почти неделю, но снискал себе авторитет среди всех своих школьных товарищей. Выступив открыто против полицейских «заплечных дел мастеров», он обратил на себя внимание некоторых старших «активистов», как их иногда называли. Такое внимание без последствий не обходится. Тойво не оказался в этом деле исключением.

Дома к его истязанию отнеслись с пониманием и сочувствием. «Убью собаку!» — сказал отец. «Уймись, у нас дети, а полицаям все можно», — пыталась урезонить его мать. «Ничего, будет удобный случай — я ему зубы-то прорежу», — обнадежил всех старший брат Вилле. — «Прольет Авойнюс еще свои крокодиловы слезки». Однако свою выигрышную копейку у Тойво он забрал.

5. Социал-демократы

Когда юному Антикайнену исполнилось 12 лет, его избрали председателем местного отделения «Совершенства». Конечно, к тому времени он стал уже почетным рабочим социал-демократом, но решающую роль в столь неожиданном подъеме сделали две вещи.

Первая — то, что его скрытые резервы все эти годы хранились и преумножались в капиталах этого общества. Тойво долгие шесть лет носил в сейф к зиц-председателю пенни к пенни, причем его отчисления росли в зависимости от повышения его зарплаты. За это время зиц председатели на посту сменились четыре раза, но все они были единодушны: тащи деньги, пацан, а уж у нас они будут, как в сейфе.

И вторая причина была та, что среди знакомых его людей оказывалось все больше и больше весьма именитых личностей. То есть, через Тойво можно было выходить на новые круги общества, нежели первоначальное бойскаутское образование с элементами детского увлечения подростковыми сексуальными отношениями девчонок и мальчишек: поцелуями, охами-вздохами при луне и грандиозными клятвами.

Случай с Авойнюсом помог Тойво сформировать систему взглядов на полицейскую систему в государстве. Вроде бы, считается, что без полицаев жизнь не мила, стоят они с нагайками на страже всеобщего спокойствия и уверенности в завтрашнем дне. Но отчего-то стоят они в такой позиции, чтобы всегда быть повернутым ко всем прочим работягам, фермерам и мелким буржуям своей тыльной частью, то есть, откормленными задами. И чтобы достучаться до сердца любого полицая нужно через эту задницу пролезть.

Преступность от количества полицейских на душу населения совсем не зависела. Коль у человека голос Господа — совесть — молчит, либо человек всегда может с ней договориться, то хоть миллион соглядатаев рядом поставь, все равно он не преминет ограбить, когда случай подвернется, убить, когда никто не сможет за это убить в ответ.

К тому же полицейская система вполне способна сама порождать преступность. Ей-то нужно как-то доказывать свою состоятельность, свою нужность! А для этого нужна преступность, даже, если ее и нет особо. Не секрет, что в полицию Российской империи шли наниматься всякие отбросы, для которых убить, ограбить, унизить — раз плюнуть. Вот и получается, что полиция совсем не заинтересована в искоренении криминала, потому что сама, с самого верха, до полного низа — криминальна.

Солдат, оправдывая свои убийства, ссылается на приказ, а полицай, конечно же, на закон. Но только в своем понимании этого закона.

Вот и изобличают, ловят и притесняют всеми способами людей, которые способны задавать вопросы, на кои ответы очевидны, но совсем не одобряются начальственными силовыми чинами. А воры, насильники и душегубы — всего лишь побочный продукт борьбы полиции с народом, их отлов — всего лишь ширма, не более.

Тойво возненавидел всех служивых сернесского околотка, потому что всем им было наплевать, почему Авойнюс издевается над мальчишкой-газетчиком. Все полицаи Сернеса — одна банда. Значит, ко всем и отношение должно быть соответствующее.

Только однажды Антикайнен еще раз пересекся со старшим Крокодилом. Это случилось как раз после отъезда брата Вилле на пароходе Elisa. Тот намеревался попытать удачу в южноафриканских дебрях, спеша на отправляющееся из голландского Делфзийла судно. Авойнюс выглядел очень плохо: рука на перевязи, желтое и отекшее лицо и полное отсутствие передних зубов. Ходил он, морщась и прихрамывая. С ним было несколько прочих полицейских чинов, они все прошли мимо Тойво, держа путь, вероятно, в свой околоток.

На парня никто из них не обратил внимания, а дома мать с сестрами приводила в порядок разбросанные по углам вещи. «Обыск», — шепнула самая младшая сестренка. «Нашли?» — также шепотом спросил Тойво. «Не-а», — ответила та, и вся жизнь опять вернулась в свое русло.

В редакции газеты «Oma maa» Антикайнена вызвал себе на ковер самый главный редактор, он же — корреспондент, он же — верстальщик, он же — старший и младший бухгалтер в одном лице.

— Вот что, друг ты мой ситный, — сказал ему этот многоликий Янус. — Придется нам с тобою расстаться.

— Почему? — расстроился парень.

— Нет, ты не думай, что к тебе есть какие-то претензии! — поспешно заговорил редактор. — Ты, вообще, молодец: очень толковый и на тебя можно положиться. Именно поэтому у меня к тебе есть предложение.

Тойво ничего не ответил, крайне задетый тем, что от него вот так легко избавляются. Кару за какой-то проступок можно было принять, но, как ему казалось, он ничем не заслужил такое вот пренебрежение.

Однако редактор совсем не обратил внимания на изменившееся настроение насупившегося парня. Он продолжал:

— Знаешь ли ты такую газету «Työmies» («Рабочий», в переводе)? Это солидное издание, даже в Турку его читают и в Лаппаярви. Слыхал?

— Ну,