Тарантино - Джефф Доусон

“У Квентина мозги приспособлены для написания диалогов, — считает Эйвори. — Он может дословно повторить разговор, который у вас был 10–15 лет назад”.

Так, в “Героях на продажу”, в магазине Комисов, где работает Кларенс Уорли в этом фильме, легко узнается “Видео-архив”…

АЛАБАМА:

Bay, это же клевое место работы…

КЛАРЕНС:

Да, в самом деле, классно. У меня есть ключ, так что я просто захожу, знаешь, почитать комиксы, послушать музыку.

АЛАБАМА:

Давно ты здесь работаешь?

КЛАРЕНС:

Почти четыре года.

АЛАБАМА:

Это давно.

КЛАРЕНС:

Да, знаю. Но это не так уж и плохо. Я неплохо справляюсь с большинством посетителей. Так что пока держусь, читаю комиксы.

АЛАБАМА:

И много тебе платят?

КЛАРЕНС:

Нет, и это капля дегтя в бочке меда. Но босс, он классный мужик, время от времени дает взаймы, если очень нужно. Хочешь посмотреть, как выглядит первый выпуск “Спайдермена”?

Множество диалогов имеют знакомое звучание. “Вы бы узнали массу вещей, — рассуждает Лоусон, освободившись от клиента, которому он с трудом всучил франко-канадский фильм “Леоло”, один из своих любимых, — вы бы поняли, откуда то, откуда это. Многое было очень личным. Например, мне это настолько надоело, что я перестал ходить обедать с Квентином, потому что Квентин был прообразом персонажа Стива Бушеми из “Псов”. Он не давал чаевых и имел из-за этого кучу проблем. Я, бывало, говорил ему: “Квентин, может быть, эти женшины — матери-одиночки, может, они чаевыми и живут”. Но он не мог этого понять. Ему просто не хотелось понимать, и эти вещи выскакивают то там, то тут, и вы знаете, откуда они берутся. Он часто говорил что-то вроде: “Сейчас я иду за Джимми Ридлом”, а я отвечал: “Квентин, эта информация мне кажется излишней”.

В итоге эту фразу Ума Терман говорит Траволте в “Криминальном чтиве”. Лоусон, до сих пор близкий друг Тарантино, по-прежнему относящийся к нему с большой любовью, накопал еще несколько самородков.

“Знаете, в те времена Квентин немного робел, — продолжает Лоусон, — Он был настоящим ребенком, который никогда не уезжал дальше Лос-Анджелеса. Возможность путешествовать по всему свету расширяет горизонты. Это ему очень помогло, и я счастлив — он сделался лучше. Знаете, я тогда поддразнивал его: “А ты бы стал спать с Элвисом?” Эта мысль приводила его в ужас, он твердил: “Нет, нет, нет, нет. Я должен подумать об этом”. Я продолжал: “Да ладно, это же Элвис… Король”. А он говорил: “А ты стал бы?..” А я: “Ну, необязательно с Элвисом, может быть, с Боуи…” В то время я здорово запал на Боуи. А он: “Так что, стал бы?” Все эти разговорчики в конце концов вошли в фильм”.

В начальной сцене “Настоящей любви” Тарантино на самом деле трогательно отдает дань Лоусону. Кларенс Уорли обращается к своему доброму шефу, владельцу магазина комиксов, как к Лоусону. Большей автобиографичности вы не получите.

“А потом, персонаж Эрика Штольца из “Криминального чтива” написан с меня, — говорит Лоусон почти с гордостью. — Я сказал Квентину: “Если бы я знал, что ты собираешься уделить моим словам столько внимания, я бы постарался быть более остроумным”.

Однако Роджер Эйвори вспоминает кое-кого, кто не всегда был таким интеллектуалом. “Однажды Квентин заправлял магазином. Он попросил какого-то парня уйти, и парень на него наехал. И вдруг Квентин схватил его за загривок и — бац! — впечатал мордой в угол прилавка. Это было как прием из фильмов Квентина. Кровь прямо-таки засочилась из головы, потекла по глазу… Квентин может быть забавным”.

И это еще не все. “Однажды в “Видео-архив” пришел посетитель с пленкой, которая была просрочена месяца на три или вроде того, — продолжает Эйвори, напоминая нам, что перед каждой потасовкой Квентин просил своего противника немного подождать, пока сам исполнял почти сюрреалистический ритуал изъятия висячей серьги из уха, чтобы ее не вырвали в пылу сражения. Такая сцена вполне была бы к месту в его фильмах. — У него были такие кольца в ушах. В этом его обычная логика. Вы собираетесь с ним подраться, а тут: “Минутку, подождите”. Короче, Квентин рассказал этому парню, сколько нужно заплатить штрафа за просрочку, и парень уперся: “Это же куча денег, я просто оставлю кассету себе”. И пошел к двери. Ну, Квентин идет за ним, — Эйвори смеется, — я не думаю, что парень этого ожидал. Но Квентин всем своим весом — бум! — заехал парню в грудь. Толкает его на улицу, толкает и толкает. А парень-то был не маленький. Все дело в том, что ничего такого Квентин не боялся”.

Возможно, это тот случай, когда “кот из дома, мыши в пляс”, потому что Лоусон, защищая “благовоспитанного” Квентина, до сих пор настаивает на том, что эти истории ни в коем случае не могут быть правдой.

“Самым оживленным я видел Квентина, в тех случаях, когда мы шли в кино, а перед нами садился кто-нибудь, кто никак не мог помолчать. Квентин никогда не стеснялся сказать таким типам, чтобы они заткнулись. Я имею в виду, словесно он мог сильно оскорбить… оскорбить их интеллектуальные способности”.

Итак, зададим этот вопрос Тарантино. Применял ли он физическую силу? “Да, это случалось пару раз за пять лет, — хихикает он. — Я имею в виду, что все это правда”. Однако в начале 1989 года, после всего того, что — с какой стороны ни посмотри — можно было бы назвать важным периодом времени, Квентин решил назвать это все “днем в “Видео-архиве”.

На том этапе он не знал, что он будет делать: начнет ли писать статьи о кино, станет ли киножурналистом. Дело было в желании сдвинуться с места, он чувствовал себя немного изолированным. Как большинство людей, он думал: если ты собираешься заняться бизнесом, нужно перебираться поближе к Голливуду. Это пришло не сразу. Вроде того, “я испытаю судьбу”.

Крейг Хейменн, однако, думает, что значение “Видео-архива” было излишне раздуто в угоду популярной мифологии. “Многое из того, что он делает, и имидж, который он пытается создать, не слишком честно. Но это выглядит привлекательным, и если бы он этого не делал, ничего бы не сработало. Он вынужден так поступать. Я имею в виду, “Видео-архив” — это классное место, и мне нравятся парни, которые там работают, но я не думаю, что это большая часть его жизни. Квентин, до того как попасть в “Видео-архив”, уже был повернут на кино, он уже был тем, чем он был. Это было неважно, он все равно бы оказался там, где он сейчас. Дело не в том, что “Видео-архив” дал ему. А в том, что он дал “Видео-архиву”. Но из-за этого — история становится интересней…”

По иронии судьбы, после “Видео-архива” Тарантино работал на “Империал Энтертейнмент” — он был коммивояжером, продававшим кассеты таким же магазинам. Тарантино пускался на обманные маневры: звонил в какой-нибудь магазин, притворялся, что он покупатель, и делал заказ на определенный список кассет (конечно, выпущенных в “Империал”), тех, которые — как он знал — магазин у него не купил бы. Потом через некоторое время он звонил опять как добросовестный агент “Империал” и предлагал снабдить магазин теми кассетами, которые явно не пользовались горячим спросом. Однако вскоре он смог оставить эту профессию и зарабатывать деньги писательством. На полтора года он съехался с Конни, которая снова вышла замуж и жила в Глендейле.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});