Бездна голодных глаз - Генри Олди

Бродяга оторвался от перевязки, сунул клешню за пазуху, извлек оттуда скрученный в трубку лист бумаги и многозначительно помахал им в воздухе.

— Кто подписывал? — осведомился Анхиз, почесывая волосатую грудь, уже начинающую седеть.

— Медонт, — немедленно ответил бродяга.

Рядовой Анк Пилум отодвинулся в тень забора, стараясь не привлекать к себе внимания, и подумал, что бродяга ведет себя как-то странно. До того эта мысль почему-то не приходила ему в голову. Или приходила, но заблудилась и только сейчас выбралась к месту назначения. Поздно, наверное…

— Я беса брать не пойду, — задумчиво покачал головой Анхиз. — У меня все Пауки в разгоне. Предупреждать надо. Заранее… Из ветеранов человек пять-шесть, три метателя, и эти…

Он махнул рукой в сторону скорчившегося рядового. Махнул пренебрежительно, но с некоторой симпатией.

— И этих, рекрутов необученных, дюжина… Их учить да учить, а обкатанный бес две трети угробит, пока свяжем. Право Правом, а зря людей губить не дам. Ни сырых, ни прочих.

— Брось труситься, — жестко сказал бродяга, облизывая пересохшие губы. Язык у него был длинный и узкий. — Женщину брать будешь. Дочь Архонта, жрицу Леду. Из охраны — кормилица да чернокожий у задних ворот. Но ветеранов возьми. Мало ли…

— А беса там не окажется? — с сомнением в голосе поинтересовался Анхиз. — Случайно… Иначе чего ты ко мне пришел, а не к Блюстителям? По старой памяти? Прошлый Пустотник присоветовал?

— Беса не окажется. Но может оказаться. Улавливаешь разницу? И к тому же… Хочу, чтоб присмотрелся ты… До завтра — нет, до послезавтра — у тебя все сползутся? Подумай…

— Кто? — центурион поправил сползший ремень поножей на левой голени. — Имя? Округ?

— Марцелл из Западного. С разрешения Совета. Бумаги пришлют с нарочным.

— Это который?… — начал было центурион, но замолчал, видимо, что-то припоминая и прикидывая. — Соберутся, — наконец сказал он. — Тут многих собирать придется. Но — возьмем. Что еще?

— Все, — сказал бродяга. — До вечера все.

…Центурион застыл в воротах и долго глядел вслед ушедшему. Осмелевший Анк Пилум подковылял к нему и встал за спиной.

— Разрешите обратиться?

— Валяй, — буркнул нахмуренный Анхиз.

— Кто это был?

— Это? Деревня ты… Это Даймон. Новый окружной Пустотник. Они к нам частенько захаживают. По делу…

— А-а-а… — испуганно закивал рядовой, остолбенело косясь на собственную забинтованную ногу. — Демон… Ясно…

— Да? — равнодушно спросил Анхиз. — Вы их так называете?…

2

Рыба утку спросила: «Вернется ль вода,Что вчера утекла? Если да — то когда?»Утка ей отвечала: «Когда нас поджарят,Разрешит все вопросы сковорода».

Гиясаддин Абу-л-Фатх Хайям ан-Нишапури 3

Я опоздал. Целый день мне было не по себе, я никак не мог дождаться уговоренного часа, и не дождался, ноги сами принесли меня к знакомому забору, знакомой калитке — и все же я опоздал.

Позднее я часто размышлял над тем, что могло бы случиться, приди я вовремя. Возможно, Пауки изловчились бы уволочь спеленутого Марцелла куда положено. Возможно, я сумел бы пробиться и ушел бы в бега, так и не столкнувшись с Пустотником Даймоном лицом к лицу. Или мы встретились бы с ним посреди улочки, где пыль к тому времени успела бы скататься в кровавые шарики, — и то, что произошло потом, на арене, состоялось бы сразу, а конец мог бы оказаться совсем иным…

Видимо, сказалась общая безалаберность судьбы, которая, как известно, слепа и способна на самые нелепые поступки. Я, наверное, пользовался особым расположением Ее Капризности, пользовался в течение всей своей жизни — если даже иметь в виду не только бесовскую ее часть, нудную и бесконечную, но и те, остальные жизни, кричащие во мне незнакомыми словами, захлебывающиеся в сухом змеином шорохе Зала. Их лица пока прятались под раскрашенными масками, и я не мог, хотел и не мог крикнуть: «Маска, я вас знаю!»

Я их не знал. И расшалившаяся судьба тасовала колоду.

…Сначала я увидел калитку, сорванную с петель. Вокруг было обилие следов, словно множество людей долго топталось на одном месте, не решаясь войти… А у порога валялся обрывок толстой веревки с узлом на конце. Таких узлов я никогда не встречал, и тем более не вязал.

Узел мне не понравился.

Сад оказался на удивление нетронутым, хотя я ожидал совсем иного. И сад, и дом, и убранство комнат — я внимательно осматривал все, крадучись вдоль стены и заглядывая в окна, но дом был пуст, спокоен и невозмутим, от мрамора лестницы до перламутровой плитки знакомого зала, где стояли упакованные вещи, у зеркала лежал забытый в спешке черепаховый гребень с инкрустацией, а на полу блестел обнаженный кинжал Зу Акилы.

Маленький изящный кинжал, с волнистым лезвием, с чеканкой по клинку… и лезвие слегка отсвечивало красным. Все остальное было в полном порядке.

— Эй, приятель! — окликнули меня от калитки.

Я обернулся и сквозь розовые кусты разглядел худого невысокого человека в синем плаще, усыпанном блестками. В руке он держал обломок толстой палки, видимо, только что подобранный.

Я направился к нему, и после первого шага сразу понял, что это — Пустотник. Не мог не понять. Как и он не мог не чувствовать, что перед ним — бес. Я сделал еще один шаг. И еще один.

— Грабить пришел? — спросил Пустотник, доставая из-за пазухи деревянную флягу. — Выпить хочешь? Угощаю…

Он явно делал вид, что ничего не произошло. Шел себе человек, увидел открытую дверь в сад, а там уже другой человек околачивается, и никак не похожий на хозяина — отчего бы не похмелиться двум хорошим человекам? Глядишь, чего и обломится…

Я принял предложенную игру. Пусть от нее за стадию разило фальшью и притворством — я подошел к нему и отхлебнул из протянутой фляги. Молча. Я не знал, что говорить. И то, что плескалось во фляге, не было вином.

— Пей, пей, — заявил неправильный Пустотник, усаживаясь на приступочку и вертя в пальцах свою дурацкую палку. Я никак не мог понять — издевается он надо мной или преследует какую-то одному ему известную цель. Приходилось ждать. — Пей, приятель… Тут до тебя уже успели. Пауки, знаешь ли, ребята жареные… Палку видишь? Так она подлиннее была, а к концу железяка прикручена — плоская, вроде листа с того дерева… Здоровенная, острая, зараза… как называется-то? И не выговоришь…

— Ассегай. Варварский дротик.

Это были первые слова, произнесенные мной, и прозвучали они до того равнодушно и спокойно, что я подивился сам себе. Во рту остывал терпкий травяной привкус, жидкость во фляге можно было бы назвать чаем, не будь она зеленой и с сильным запахом незнакомых растений… Я расслабленно привалился к забору, а за спиной у меня молчал чистый убранный дом, с гребнем у зеркала и кинжалом на полу. Зеленый чай, окровавленный клинок и неторопливая беседа двух притворяющихся нелюдей.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});