Кахатанна. Тетралогия (СИ) - Виктория Угрюмова

Праздничное утро порадовало ярким солнцем и теплым легким ветерком. На улице было людно и шумно. Джангарай поморщился: ему больше нравились ночные переулки, длинные тени на стенах, силуэты в лунном свете, а толпу он давно недолюбливал.

Был первый день ежегодной Большой ярмарки, и весь Аккарон кишел приезжими купцами, воинами, странствующим людом и знатными дворянами из многих стран, специально съехавшимися посмотреть на это зрелище. И действительно было на что — Большая ярмарка в Ал‑лаэлле славилась на весь Вард.

Хотя Джангарай вышел из дому с определенной целью, он не смог отказать себе в удовольствии понаблюдать аукцион коней.

Толпа покупателей волновалась у громадного помоста, по которому выгуливали гривастых красавцев. Продавцы надрывались в крике, лошадники выли от восторга. Кони были безумно хороши. Тонкие, высокие, с мощной грудью и узким крупом, с маленькими головами на длинных и гибких шеях — кони из Урукура; их шелковые хвосты мели доски помоста. Огромные, могучие, с сильными ногами и горящими глазами, храпящие и раздувающие ноздри — непокорные скакуны из Мерроэ.

Их гривы и хвосты, по обычаю гемертов, были коротко подстрижены и торчали жесткой щеткой.

Сказочными птицами проплывали благородные кони Таора, где искусство разведения племенных лошадей считалось одним из самых почетных и главных на протяжении нескольких тысячелетий. Поговаривали, что кони Таора запряжены в колесницу самого Бога Смерти — Малаха га‑Мавета. Они нетерпеливо перебирали копытами, словно танцуя. Их влажные лиловые глаза искали в толпе покупателей своего единственного хозяина. Эти скакуны были из самых дорогих, потому что привязывались к хозяину на всю жизнь, как собаки. Ими владели боги, короли и счастливцы.

Огненно‑рыжие кони Сарагана, неистовые в скачке и грустные в покое, покорили сердце Джангарая своим независимым, как и у него, гордым нравом. Конюх на помосте пытался оседлать сараганца, но тот становился на дыбы, ржал дико и гневно и не давался. Полюбовавшись на эту картину, ингевон отошел от лошадиных рядов.

Он ходил по ярмарке с вполне определенной целью — ему необходимо было найти невысокого хрупкого юношу дет шестнадцати‑семнадцати с двумя мечами за спиной, путешествующего в обществе маленького — человечка постарше. Даже если бы ночной противник не взял с собой мечи, в чем Джангарай сильно сомневался, то все равно его острый взгляд мастера нашел бы нужный силуэт, а затем пара слов решила дело, — ингевон был уверен, что никогда и ни при каких обстоятельствах не спутает голос этого молодого человека ни с чьим другим.

Что, собственно, было ему нужно? Конечно же, не месть. За ночь гнев Джангарая улегся, уступив место восхищению и уважению к столь высокому мастерству в таком юном возрасте. Он пока не мог объяснить себе оконечной цели своих поисков.

Бешеный лай собак привлек внимание Джангарая, и он заглянул туда, где на зеленом лугу псари выгуливали своих питомцев. Здесь тоже было незабываемое зрелище: охотничьи собаки всех мастей и размеров, домашние любимцы — представители самых экзотических пород, привезенные на Вард даже из‑за океана, из самых отдаленных уголков Арнемвенда. Сторожевые псы исполинских размеров продавались здесь рядом с карликовыми карманными собачками, вошедшими в моду в прошлом сезоне, когда королева Мерроэ прислала такую же в подарок своей царственной сестре — королеве Алла‑эллы. Собачка оказалась на редкость смышленой и вскоре прочно заняла свое место в сердце королевы и, как следствие, в супружеской спальне — к немалому неудовольствию его величества.

Джангарай уже несколько часов шатался по ярмарке, вглядываясь в лица, и напряженно размышлял: с какой стати ему пришло в голову, что он найдет своего соперника именно здесь? Может, тот лежит в гостинице и посмеивается над глупцами, толкущимися на людных улицах? Однако если бы он не хотел попасть на ярмарку, то приехал бы неделей раньше или двумя неделями позже. Все жители Варда знали, что в эти дни Аллаэлла похожа на огромный яркий балаган, а еще больше — на сумасшедший дом без персонала.

Джангарай тщетно разыскивал юношу в рядах оружейников. Там было бесконечно много соблазнов, и он не удержался — купил себе изумительной работы кинжал, в основном ради гарды, выполненной в виде свивающей кольца змеи с изумрудным глазом. Но он понимал, что настоящий мастер здесь особо задерживаться не станет. А те мечи, которыми ночью фехтовал юноша, стоили, судя по звону и блеску металла, гораздо больше, чем все товары в рядах ювелиров и оружейников.

Тут у ингевона мелькнула шальная мысль — может, он хочет найти фехтовальщика, чтобы отобрать у него мечи? — но он даже не стал додумывать ее до конца.

— Веретрагна подстрекает, — сказал себе Джангарай, недобрым словом помянув бога коварства и зависти, отца всякой лжи. Разбойник был суеверен и представлял, что мечи, подобные тем, которыми сражался таинственный прохожий, имеют свою душу и будут мстить новому хозяину, добывшему их неправедным путем. С этими мыслями Джангарай двинулся дальше, чтобы перекусить и заодно промочить пересохшую глотку стаканом‑другим прекрасного белого вина, которым славилась провинция аллоброгов.

Найдя небольшую палатку, в которой людей было поменьше, а вино и еда казались получше, Джангарай устало плюхнулся на табурет и вытянул ноги. Человеческое столпотворение, смешение цветов и запахов, грязь под ногами, пыль и духота окончательно доконали его. Он с наслаждением потягивал охлажденное вино и старался расслабиться.

От нечего делать ингевон разглядывал посетителей. Палатка была заполнена голодными и изнывающими от жажды людьми. Слуги метались между столами, разнося вина и жаркое, а хлопочущий хозяин не расставался с радостной улыбкой, причем вполне искренней, — ярмарка кормила здешних трактирщиков весь следующий год.

На фоне голубого прямоугольника неба у входа в палатку появилась до боли знакомая Джангараю фигура с мечами, висевшими за спиной. Рядом возник маленький альв и придирчиво осмотрел палатку.

— Прилично, — вынес он наконец окончательный приговор. — Пахнет белым аллоброгским, но сесть негде, а на ногах уже не устоять.

— Ты думаешь, где‑нибудь будет свободнее? Лучше уж дождаться здесь, если ты гарантируешь, что вино будет хорошим.

— Гарантирую, — кивнул альв не без некоторой, вполне позволительной, гордости мудрого перед неопытным юнцом.

Солнце светило вошедшим прямо в спину и слепило глаза Джангарая — он никак не мог разглядеть лиц, только силуэты. Воспользовавшись их мгновенным замешательством при виде переполненного помещения, он крикнул:

— Прошу к моему столу!

— О, свободно! — обрадовался меченосец и двинулся к ингевону легкой походкой. Его спутник устало ковылял сзади.

Они не успели дойти до столика, как Джангарай разглядел нечто, заставившее его не поверить собственным глазам. Но тут же ему пришлось не поверить и собственным ушам, потому что подбежавший слуга вдруг переломился в Поклоне и спросил:

— Что пожелает благородная госпожа?

Пока Каэтана пробиралась к единственному свободному месту во всей палатке, которое так услужливо предложил разбойник, Джангарай лихорадочно пытался придумать какое‑нибудь восклицание, но подходящей реплики так и не нашлось. Тем временем Каэтана оказалась уже рядом со столом, и ингевону пришлось встать, чтобы пододвинуть ей табурет. Это получилось само собой.

— Благодарю, — улыбнулась Каэ. Она, конечно же, узнала ночного грабителя, но он не казался ей опасным. Воршуд тоже все прекрасно разглядел.

— Надеюсь, госпожа, вы и сегодня знаете, что делаете, — пробормотал он себе под нос.

Ингевон пристально разглядывал обоих, не зная, разыгрывать ли ему комедию или переходить к откровенному разговору.

— Конечно, к откровенному, ‑сказала девушка, поправляя перевязь.

Тут взгляд Джангарая упал на мечи, и он задохнулся, не зная, чему удивляться в первую очередь: тому ли, что фехтовальщица прочитала его мысли, или тому, что он видел наяву, а не в самом сладком сне.

— Мечи Гоффаннона! — наконец выдохнул он. Девушка вопросительно подняла изогнутую бровь.

— Я узнал их — это мечи Гоффаннона. Сокровище, за которое старый колдун из Элама отдал два графства. И вы носите их за плечами, не боясь, что вас убьют?! Конечно, вы — мастер. Но ведь есть еще яд, кинжал, дубина, наконец… — Джангарай, против своего обыкновения, разволновался и теперь говорил путано и сбивчиво.

У фехтовальщиков мечи Гоффаннона почитались как святыни. Долгое время их вообще считали вымыслом, красивой сказкой, и поэтому, когда странствующий рыцарь привез их из чащоб Аллефельда и была неоспоримо доказана их подлинность, на аукционе появилось множество покупателей.

Мечи достались герцогу Элама по двум причинам. Во‑первых, он был чудовищно богат, гораздо богаче многих государей Варда; а во‑вторых, всем было известно, что он могущественный маг, а спорить с магом никто не хотел. Опасались, правда, что при помощи мечей Гоффаннона он завоюет весь мир, но дивное оружие такой силой не обладало. Понемногу страсти улеглись, и о мечах лишь вспоминали иногда, к слову.