Постдемократия - Колин Крауч

Предлагаю провести небольшой мысленный экспе­римент, чтобы понять суть этого процесса. Предста­вим себе, что учителям поставлена задача доносить До своих учеников информацию в газетном стиле, и наоборот. Каждый день учителя будут сталкивать-ся с риском того, что если им не удастся быстро за-владеть вниманием учеников, то на следующее утро те отправятся в другую школу. Сомнительно, что ко­го-либо из учеников привлекут алгебра, строение ато­мов углерода или французские неправильные глаго­лы. По сути, этот кошмар отчасти уже происходит: учителям приходится бороться за внимание учени­ков с телевизором, перед которым те проводят дол­гие часы своего досуга. Интересно, что такая возмож­ность почти никогда не упоминается в жалобах обще­ственности на снижение уровня образования. Может быть, это связано с тем фактом, что подобные жало­бы обычно организуются хозяевами СМИ?

Можно возразить, что рано или поздно родители и ученики сообразят, что образование, состоящее из занимательных, легко усваиваемых обрывков знаний, ни к чему не ведет и, в частности, не готовит учеников к тому, чтобы занять достойное место на рынке труда. Таким образом, рынок знаний произведет автокор­рекцию, и хорошие школы будут вознаграждены уве­личением числа учеников. Однако в случае массовой политической коммуникации такая коррекция неосу­ществима. Аналогом учеников, обнаруживших, что их поверхностное образование ни на что не годится, бу­дут люди, обнаружившие, что газеты и телепрограм­мы не подготовили их к тому, чтобы стать политиче­ски подкованными гражданами. Но такой проверки никогда не произойдет, по крайней мере в какой-то осязаемой форме. Люди могут смутно догадываться, что они не понимают происходящего в политике и в управлении страной, а все, что они слышат о по­литиках, об окружающих их скандалах и дутых сен­сациях, только сильнее их запутывает. Но они будут не в силах уловить здесь какую-либо связь с логикой определенных рыночных процессов.

Для того чтобы перейти к противоположной ана­логии, когда СМИ действуют по принципу школы, особого воображения не требуется. Именно так по­началу работали британская ВВС и некоторые дру­гие широковещательные компании демократического мира. Задача этих СМИ, в формулировке ВВС, состоя­ла в том, чтобы «информировать, просвещать и раз­влекать». Рудименты этой модели сохранились в ра­боте ВВС и, в некоторой степени, в контролируемом секторе частного телевидения. Различные виды обще­ственного контроля, весьма далекие от политическо­го вмешательства, с одной стороны, обеспечивают из­вестную защиту от непосредственного давления рын­ка, а с другой — обязывают к уважению иных целей, помимо быстрого привлечения внимания. Но эта мо­дель уже довольно долгое время пребывает в упадке. Возлагаемые на работников СМИ из общественного сектора обязательства следить за соотношением свое­го зрительского рейтинга и рейтинга их конкурентов из частного сектора неизбежно толкают первых имен­но к борьбе за привлечение внимания. Этот процесс интенсифицировался после того, как технологические достижения устранили прежнее ограничение на чис­ло каналов, присущее системе эфирного вещания, соз­дав возможности для спутниковых, кабельных и циф­ровых услуг. Кроме того, печать и вещательные сред­ства массовой информации начинают относиться друг к другу как к источнику сюжетов, но этот про­цесс становится односторонним: приоритеты печат­ной журналистики и частного вещания проникают и в сектор общественного вещания, в то время как не­обходимость быстрого привлечения внимания меша­ет первым двум заимствовать много новостей у по­следнего, если только те еще не приобрели форму, от­вечающую этому требованию.

В результате коммерческая модель берет верх над Другими способами осуществления массовой поли­тической коммуникации. Политика и прочие ново­сти все чаще рассматриваются как крайне скоропор­тящиеся предметы потребления. Потребитель берет верх над гражданином.

Вторая причина для обеспокоенности той ролью, которую печать, радио и телевидение играют в осу­ществлении политической коммуникации, состоит в том, что контроль над этими СМИ сосредоточен в руках чрезвычайно узкой группы лиц. Как ни стран­но, развитие новых технологий передачи информации не привело к увеличению разнообразия среди ее по­ставщиков, если только не принимать в расчет край­не узкоспециализированные каналы. Проблема в том, что технологии, необходимые для реально массово­го вещания, чрезвычайно дороги, и ими могут вос­пользоваться лишь огромные корпорации. В Велико­британии, представляющей крайний случай в этом отношении, одна-единственная компания (News Cor­poration) монополизировала спутниковое телевиде­ние (BSkyB), владеет такими разными газетами, как The Times и The Sun, и обладает тесными взаимоот­ношениями с другими поставщиками новостей. Кро­ме того, News Corporation — международная компа­ния лишь с частичным участием британского капита­ла. В Италии премьер-министр является крупнейшей, не знающей себе равных фигурой в секторе частных СМИ (а помимо этого он пользуется все большим влиянием и в секторе общественного вещания).

Даже там, где есть конкуренция, она едва ли приве­дет к разнообразию вследствие экономических усло­вий, царящих на рынках СМИ. Когда поставщики но­востей выявляют крупный, примерно однородный массовый рынок потребителей, они единодушно стре­мятся сделать его мишенью своих усилий, а это зна­чит, что все они предлагают приблизительно одно и то же. Разнообразие появится лишь в одном из двух случаев. Во-первых, могут существовать иные формы подачи новостей, что формально наблюдалось в слу­чае многих общественных СМИ, в чью задачу не вхо­дил охват максимально большой однородной аудито­рии. Во-вторых, коммерческие поставщики будут вы­давать разнообразную продукцию, если в состоянии увидеть сегментированный рынок вместо однород­ной массы; соответственно, они могут сделать выбор в пользу охвата отдельных сегментов. Такое происхо­дит в случае «качественной» печати, которая нацеле­на на небольшой, но обычно процветающий слой вы­сокообразованных читателей.

Контроль за политически значимыми новостями и информацией, представляющий собой жизненно необходимый ресурс демократии, оказывается в ру­ках у очень узкой группы исключительно богатых лиц. А богатые люди, как бы сильно они ни конкурирова­ли друг с другом, как правило, разделяют одно поли­тическое мировоззрение и очень сильно заинтере­сованы в том, чтобы использовать находящиеся под их контролем ресурсы для борьбы за свои убежде­ния. Это не просто означает, что одни партии получат в СМИ более благоприятное освещение, чем другие; вожди всех партий знают об этой власти и чувству­ют себя связанными ею при формулировании своих программ. Разумеется, наблюдаемая нами концентра­ция СМИ в руках немногих не произошла бы, если бы правительства полагали, что их вмешательство необ­ходимо в интересах большего разнообразия и конку­ренции. Аналогичные факторы лежат за раздающи­мися сейчас в большинстве демократий призывами резко ограничить роль общественных СМИ в пользу частного вещания.

РЫНКИ И КЛАССЫ

Эта тенденция к росту политического влияния корпо­ративных интересов нередко подается как свидетель­ство высокой эффективности рынка. О том, сколько здесь иронии, можно судить по нашему обсуждению медиакорпораций. Первые, сформулированные в XVI- XVII веке свободно-рыночные экономические доктри­ны Адама Смита и других авторов имели целью отде­лить мир политики от частного предпринимательства и, в частности, покончить с предоставлением моно­полий и контрактов придворным фаворитам. Как мы увидим в главе V,многие современные случаи при­ватизации, субподрядов и устранения границ между общественными услугами и частным сектором пред­ставляют собой возобновление именно этой сомни­тельной практики. Соответственно, мы наблюдаем еще один аспект движения по параболе: возвращение к корпоративным политическим привилегиям под ло­зунгами рынка и свободной конкуренции.

Все это может происходить лишь в обществах, утративших чувство различия между общественны­ми интересами, которые охраняются государствен­ными структурами, стремящимися проявить свою независимую компетенцию, и частными интереса­ми эгоистического характера. В преддемократиче-ские времена социальные элиты, доминировавшие в экономической и общественной жизни, также мо­нополизировали политическое влияние и свою роль в обществе. Расцвет демократии вынудил их по край­ней мере поделиться своим местом на этих аренах с представителями неэлитарных групп. Однако сего­дня, вследствие растущей зависимости государства от знаний и опыта корпоративных руководителей и ведущих предпринимателей, а также зависимости партий от их средств, мы постепенно движемся к соз­данию нового класса, доминирующего и в политике, и в экономике. Он не только приобретает все боль­шую власть и богатство одновременно с тем, как уси­ливается неравенство в обществе, но и начинает иг­рать привилегированную политическую роль, всегда служившую отличительной чертой реально домини­ровавших классов. К этому сводится основной кри­зис демократии в начале XXI века.